– Редкий случай, вы такого раньше не писали, – сказал Петя, изучив статью вдоль и поперек. – Так у тебя есть знакомые в этой среде?
– Ну, нет, среди моих знакомых никто не мог ходить в клуб, где занимаются садо-мазохизмом, – горячо возразила Марина, не подозревая, что ошибается.
* * *
Как ни была возмущена Марина писаниной Анфисы, она не стала обсуждать эту тему вечером. Накормила мужа, буквально клевавшего носом, и уложила спать. Зато утром разбудила Андрея пораньше, чтобы не очень спешил. Марина начала издалека, вспомнила, как сама раньше хвалила Анфису, посетовала, как разочаровалась в ней сейчас. Взяла журнал и процитировала отрывки, по ее мнению не соответствующие стилю «Кредо». Она надеялась, что Андрей согласится с ней, признает, что пропустил неудачный материал, и предложит избавиться от Анфисы. Но Андрей горячо заступился за Анфису, он впервые не согласился с женой. Он по-прежнему считал, что Анфиса очень способна и талантлива, и у молодой журналистки большое будущее.
– Ну, и что особенного написано про Барычева? Просто этот интригующий тон показывает читателям, что у журналиста есть еще подробности, чтобы они рассчитывали на продолжение и покупали следующий номер. Если бы его невеста оказалась не Настя Вешнякова, ты бы и сама что-нибудь подобное написала.
– Я? Никогда!
– Да, наверное, мы ведь с тобой из другого поколения. Но надо быть мобильнее, улавливать новые тенденции, – его любимый ласковым баритон звучал наставительно.
Марина поперхнулась чаем: «Из другого поколения?! Это тебе, мой милый, за тридцать, а я старше Анфиски всего на 5 лет!» Но, прокашлявшись, она продолжила разговор строго по существу.
– А драка из-за стриптизера нам зачем? «Кредо» уже нечем привлечь читателей, кроме обнаженной натуры?
Андрей все же слегка поморщился, в серых глазах мелькнула тень, но стоял на своем.
– Это просто забавная история, так, для развлечения. Да и натуры нет. Я бы не пропустил, ты же знаешь, – он примирительно улыбнулся, но Марина не поддалась.
– Ладно, это были цветочки, а вот про убийство – это уже ягодки. Уж лучше бы обнаженка, чем это кровопролитие. Ты только посмотри, как Анфиса смакует подробности, упивается жуткими деталями.
– Да, мне тоже на первый взгляд было немного не по себе, но для молодежи надо писать именно так: ярко, выпукло, остро, иначе им не интересно.
– Позволь с тобой не согласиться, я ведь тоже отношу себя к молодежи.
– Да, конечно. Но тебе не надо читать криминальные статьи. Зачем себя нервировать? Это может сказаться на молоке. Ты лучше выбирай что-нибудь спокойное, на семейные темы.
Марина вскочила из-за стола:
– Я в твоих глазах – только дойная корова для нашего сына? Я уже – не личность? – предательские слезы полились из глаз, горло перехватило от обиды.
Андрей обнимал ее, извинялся, успокаивал, но Марине казалось, что она «попала в точку», определила суть их нынешних отношений. С трудом подавив рыдания, она отправила мужа на работу. В ее ушах весь день звучали его извинения.
– Извини, что я тебя расстроил! Ты и так устаешь в хлопотах по дому, не высыпаешься, не взваливай на себя и мою ношу. Это моя обязанность – заниматься журналом.
После этой ссоры, как ни отгоняла Марина от себя неприятные мысли, слова Ульяны прочно поселились в ее сердце. Она стала сомневаться в Андрее, по нескольку раз перетолковывать все его слова и поступки, отыскивая подтверждение своим подозрениям. В последнее время Андрей взахлеб расхваливал Анфису: ах, какая она работящая – осталась вечером с ним поработать; ах, какая она хозяйственная – испекла изумительный торт и принесла его на работу; ах, какая она ответственная и добросовестная – что ни поручи ей, тут же выполнит. Похоже, эта Анфиса пытается занять место Марины в редакции. А если и не только в редакции? Неужели наметилась соперница?
Раньше Марина находила множество других причин для объяснения некоторой прохлады в их отношениях: свою усталость от кормления и хронического недосыпания, однообразие своей домашней одежды, отсутствие косметики, красивой прически, сужение интересов, замкнувшихся вокруг ребенка, усталость и занятость Андрея. Теперь в ее сердце появилась ревность, но Андрею она ни разу не подала виду, что ревнует. Зачем подталкивать мысли мужа в нежелательном направлении? Скоро Анфиса уйдет из редакции и исчезнет из их жизни. Но вернутся ли прежние – теплые и нежные – отношения? Или это все в прошлом?
* * *
Я любила Максима всю свою жизнь, сколько себя помнила. Мне было лет пять. Меня привели из детского сада. По поводу какого-то праздника я была разодета в свое самое нарядное платье. Я помню, что платье было белого цвета с оборками по подолу и на рукавах, с пышной нижней юбкой, а на голове у меня были завязаны большие банты. Какой-то незнакомый мальчик пришел к нам в дом вместе с моим старшим братом Валентином. Я во все глаза рассматривала незнакомца. Это был Максим. Он был белобрысый с редкими веснушками на курносом носу, а одет он был в аккуратные брючки, белую рубашку и жилетку. Максим окинул меня восхищенным взглядом: «Какая красивая девочка! Ты похожа на принцессу из сказки!» С тех пор он часто приходил к брату. Каждый раз я старалась нарядиться для него. И он замечал всегда мои новые банты, красивые заколки и платья. Благодаря Максиму, я стала считать себя красавицей и считаю так до сих пор. Осталась привычка наряжаться и привычка любить Максима. Волосы его постепенно темнели от светло-русых то темно-русых, и даже это казалось мне хорошим знаком: мы сближаемся внешне.
Мои родители всю жизнь преподавали иностранные языки. Денег, зарабатываемых ими, нам хватало на безбедное существование, и только. Мы не голодали, но одевались в основном с вещевого рынка. Зато на наше с братом образование родители не жалели ни сил, ни времени. Нас водили во всевозможные кружки и секции. Меня в шесть лет привели на занятия в ансамбль народного танца. Мне хотелось заниматься бальными танцами, но там надо было шить дорогие костюмы. Мама рассудила: «Танцы – они и в Африке танцы. Пусть танцует хоть где, главное, что бесплатно». Иностранные языки мне давались легко. С маминой подачи я выучила английский и французский, а папа научил меня итальянскому.
Старшего брата, Валентина, родители определили заниматься теннисом. У брата оказались способности, и родители считали, что теннис – это перспективно. Денег на его занятия родители тратили – не меряно! Брат действительно подавал надежды, пока не получил серьезную травму ноги. Чемпионом Уимблдона он не стал, но неплохо устроился в жизни: он работает тренером в частной спортивной школе и с друзьями является совладельцем модного и дорогого корта.
С Максимом брат познакомился, когда начинал заниматься теннисом. Они стали друзьями, наши семьи были примерно одного круга: его мама преподавала химию в ВУЗе, отец, правда, был главным инженером крупного завода. У Максима мама – кандидат наук, доцент, у нас для симметрии папа – кандидат. Но затем пути наших семей разошлись. Мои родители так и остались на прежнем уровне, а родители Максима удачно скупили какие-то акции, удачно вложили деньги, и стали птицами другого полета. Максима отправили учиться за границу. В редкие свои наезды на родину Максим навещал моего брата, ему нравилось с ним играть в теннис. Брат всегда был реалистом. В закадычные друзья к Максиму не набивался, свое место знал, но и не лебезил. Может, поэтому Максим уважал Валентина и ценил встречи с ним. Я же из кожи вон лезла, чтобы лишний раз попасться на глаза своему кумиру. Брат посмеивался над моим увлечением. А я цвела и пахла, когда на меня случайно падал взгляд моего принца из сказки.
Конечно, все эти годы я не жила монашкой. Максим был как мираж, недостижимая мечта всей моей жизни. Я не из тех, кто запирается в монастыре, созерцая портрет своего кумира, плача или целуя подобранный тайком его носовой платок. Я люблю жизнь! Это у меня от папы. Он у нас жизнелюб, весельчак, душа компании. Академическое образование и цыганский темперамент. По-итальянски он умеет не только говорить, но и жестикулировать. Над папиным столом висит плакат из четырех букв: «ПГОЖ!» Это значит – «Пей, гуляй, однова живем!» Жизнь – одна, она прекрасна и многогранна! Каждый день жизни – неповторим. Надо ловить, хватать двумя руками и наслаждаться прекрасными мгновениями, которые никогда не повторятся. Я где-то прочитала замечательные слова: «Счастье заключается не в том, чтобы получать то, что хочешь, а в том, чтобы тебе нравилось то, что у тебя есть». Да, есть на свете то, что согревает мое сердце. Но зачем предаваться тоске и печали? Жизнь коротка, и надо везде успеть.
Замуж я выскочила очень рано, на втором курсе. Выскочила по дурости. У нас в университете на две журналистские группы было пятеро парней, остальные – девчонки. Пашка был увалень, толстый и в очках. Одевался подчеркнуто небрежно с оттенком нигилизма. Наши девчонки в группе сохли по нему. На безрыбье? Или по наивности? Сначала он, было, задружил с Наташкой из нашей группы. Она была самая шустрая из нас. Практичная Наталья быстро прибрала Павла к рукам, они ходили неразлучной парочкой. От этого ценность Пашки в моих глаза выросла вдвое. Мне сразу захотелось увести его у Наташки, я всегда была красивой. Я покрутила перед ним бедром, покачала плечиками, ну и само собой, постреляла глазками. Пашка распустил слюни, глядя на меня, и сделал мне предложение. Серьезно замуж я не собиралась, но не отпускать же было Пашку, тем более что Наталья стояла за спиной и тяжело дышала мне в затылок. Была ни была! Я приняла предложение Павла.
Свадьбу сыграли студенческую, небогатую, но шумную и веселую. Я гордилась собой, что первая с нашего курса выскочила замуж. Отшумела свадьба, и мне пришлось постигать азы семейной жизни. Оказалось, что ни я, ни мой молодой муж совершенно не представляли той ответственности, которую накладывал брак. Мы были не готовы ни уступать друг другу, ни считаться с мнением своей половины. Навалились материальные трудности, которые мы с молодым супругом не могли разрешить. Наша семейная лодка разбилась о рифы быта. Мы с облегчением расстались с Павлом, и забыли свой неудавшийся брак, как кошмарный сон.
После развода вступать в новый брак я не собиралась. Мужчин у моих прекрасных ножек пребывало великое множество. Были всякие: и умные, и красивые и богатые. Но не было ни одного мужчины, в котором все бы эти качества присутствовали разом. А других мне было не надо! Существовал на свете только один человек – Максим, с которым я согласилась бы жить в шалаше, прощать его недостатки и исполнять все желания. Но Максим об этом не знал, а если и знал, то не спешил идти в мой шалаш.
Я, естественно, не сидела в четырех стенах, страдая по Максиму. «Однова живем!» Я благосклонно принимала ухаживания представителей сильного пола. Мне нравилось появляться на светских тусовках с очередным красавцем. С некоторыми самцами, мои отношения перерастали из платонических в нечто большее, но дальше секса не тянули. Моя студенческая подруга Ира Савельева, когда мы с ней перезванивались, жаловалась, что она не успевает запоминать имена моих бой-френдов. Мне кажется, что она немного завидовала мне. Она всегда была абсолютно лишена кокетства: ни юбочку покороче надеть, ни верхнюю пуговичку расстегнуть, ни глазками стрельнуть, – ничего не умела. А вот, поди ж ты, так удачно замуж вышла, что мне и не снилось.
В английский клуб я ходила из-за Максима, тратя приличную долю своих доходов. Максим был завсегдатаем сего клуба и регулярно посещал его, когда приезжал в Россию. Обычно, он подходил ко мне поздороваться. Мы перекидывались парой фраз, иногда болтали минут пять-десять. Затем Максим уплывал в общество очередной пассии, а я утешала себя тем, что ни одна из них не сможет его любить больше, чем я.
15 апреля был обычный вечер в клубе, ничего особенного. Кроме того, что Максим не отошел от меня. Он не сводил с меня глаз, а я млела от возможности столь долго лицезреть свое божество. Я чуть в обморок не упала, когда Максим вдруг на глазах у всех сказал: «Настя! Выходи за меня замуж. Я понял, что любил тебя всю свою жизнь»…
Так сбылось то, что снилось мне во сне, о чем с самого детства мне хотелось больше всего на свете. Больше, чем стать знаменитой кутюрье, как Коко Шанель, или писательницей, как Джейн Остин. Меньше недели остается до нашей свадьбы. Сбудется мечта всей моей жизни, но какая-то тревога не покидает меня. Я не могу понять причины своего беспокойства. Я не уверена в своем женихе? Боюсь, что Максим передумает? Но он затеял такие грандиозные мероприятия в связи с предстоящей свадьбой! Если у него были бы сомнения, то зачем столь значительные траты? Я отгоняю неприятные мысли. Что за самоедство? У нас с Максимом никогда не будет секретов друг от друга, мы будем жить дружно, как мои папа и мама. И в свадебном путешествии обязательно заедем в Испанию на Ибицу. Надо отбросить неприятное и жить сегодняшним днем. Какие чудесные дни стоят нынче в мае! Природа постаралась для меня, и я буду ей благодарна. Впереди у меня столько счастья!
* * *
В середине мая на Москву навалилась жара, немыслимо было мучить ребенка, оставаясь в городе. Марина, скрепя сердце, переехала в коттедж за городом. Их общение с Андреем сократилось до минимума, а дистанцию еще увеличилась.
Просторный коттедж из красного кирпича в сосновом лесу Марина занимала вместе с сестрой Машей. Когда Марина и Маша практически одновременно завели детей, то отец Андрея, человек не бедный, сделал малышам королевский подарок. Он купил коттедж, находящийся по соседству с собственным домом, а потом формально продал – но фактически подарил – его двум молодым семьям. Коттедж перестроили, разделив на две половины, но все равно места на двух этажах было больше чем достаточно. Маша с удовольствием переселилась в коттедж, а Марина до сих пор считает домом их старую с Андреем двухкомнатную квартиру в городе. А что? Квартира расположена недалеко от станции метро – удобно ездить; окна выходят в тихий дворик – не шумно; рядом магазины – всегда можно купить что требуется. И всего в двух кварталах от дома находится чудесный парк – есть, где погулять с малышом. А как удобно Андрею добираться до работы – не надо стоять в многочасовых пробках. Но, если честно, Марина цепляется за свою старую квартиру, как утопающий за соломинку, потому что она была здесь безумно счастлива с Андреем. Была? Похоже, что «была» – прошедшее время от «есть».
За городом Марина вставала рано. Она принципиально готовила завтрак мужу, чтобы он не испортил себе желудок сухомяткой, а после завтрака еще немного спала, если позволял Саша. Сегодня грустные мысли не давали ей заснуть. Андрей уже не обсуждает с ней никаких серьезных дел, даже не привез последний номер «Кредо». Забыл. Наверняка забыл и о годовщине их знакомства, а ведь в этом году исполняется пять лет. Правда, ночевать он всегда приезжает к Марине, но иногда так поздно, что она уже спит. Он всегда объясняет эти задержки важными делами. Но кто может ему помешать провести вечерок с Анфисой? Или это все – глупые женские домыслы от отсутствия серьезного дела? Может, Марина просто «с жиру бесится»? Что ей надо еще для счастья? Сама и ребенок – здоровы, сыты, обуты, одеты. Муж – не пьет, не бьет, деньги дает, с капризами мирится. Захотела загородный дом – приобрел. Надоел коттедж – переехали обратно в квартиру. В гости в Новосибирск – пожалуйста. Конкурс для читателей придумала – провела. Характер у мужа покладистый на зависть. А, может, он просто равнодушный? Уступает, чтобы не надоедала, а сам в это время за ее спиной… «Стоп! Хватит уже себя раскручивать! Нет ничего серьезного, из-за чего можно переживать».
Марина открыла глаза и взглянула на часы. «И что я сижу здесь, как в ссылке? Никто не требует от меня такого. Машина – в гараже, села – и поехала. Мне же надо к свадьбе Насти платье купить. Решено, сейчас и поеду!»
Марина, немного отвыкшая от руля, внимательно следила за дорогой. За ее спиной в салоне Сашенька задремал в детском кресле. Программа у нее была обширная: обновить прическу, купить подходящее платье, пообедать с Андреем и вернуться до наступления часа пик.
Когда Настя пригласила их с Андреем на свою свадьбу, Марина сразу согласилась пойти, даже дала себя уговорить быть подружкой невесты. Марине настолько хотелось праздника, что она перестала задумываться о том, что же ей кажется нелогичным в предстоящей свадьбе. Со всей энергией она занялась подготовкой, в которой покупка платья была далеко не главной проблемой. Труднее было решить вопрос, как оставить Сашеньку, и как убедить его папу. Андрей воспринял предстоящее мероприятие без особого энтузиазма:
– Свадьба за городом! Мы что, на целых два дня уедем из дома? А как же наш сын, ты что, не собираешься кормить его?
– Да я заранее буду молоко сдаивать и замораживать. Трех бутылочек хватит на целые сутки, – убеждала Марина мужа.
Особенно не понравилось Андрею, что Марина будет на свадьбе подружкой невесты:
– Что, у Насти не нашлось незамужних подруг? Тебе же придется весь день с невестой провести! Зачем тебе эта светская жизнь? Тебе мало быть матерью и женой?
Марина сердилась, она приводила логичные, как ей казалось, доводы, но муж продолжал ворчать. Не замечала она за Андреем раньше склонности к занудству. А ведь Марина продумала каждую мелочь, предусмотрела все мыслимые форс-мажорные обстоятельства. И под надежным присмотром останется малыш, и покормить его будет чем. Кто может лучше всех присмотреть за ребенком, чем родная сестра Маша, у которой свой малыш, ровесник Сашеньке? Маша, кажется, ни разу в жизни еще не отказала сестре ни в одной просьбе. Вот и сейчас с готовностью согласилась помочь, только спутала Настю Вешнякову с другой сокурсницей Марины, Настей Ивлевой, которая уже давно была и замужняя и детная.
– А я запомнила, когда мы ездили за красным комбинезоном, что у нее фамилия какая-то растительная: то ли ива, то ли вишня. Ничего себе, думаю, шустрая девушка, эта Настя: она только на год раньше нас родила, а уже за другого выходит. Вот как опрометчиво плохо судить о человеке.
– Да, так и рождаются ложные слухи.
– Погоди, Настя Вешнякова, как я теперь понимаю, это та самая, незамужняя подруга Иры Савельевой? Ты же говорила, что она никогда не выйдет замуж, так у нее какая-то безнадежная любовь. Или я опять ошиблась?
– Нет, не ошиблась. Она за эту самую любовь и выходит, причем тогда, когда уже перестала надеяться. Представляешь?