Творения Бескровного мастера. Талар-Архаси в мир несвычности
– Вехарм, это вы? Вы что-то ищете?
– Да, мне нужен ключ, черный с золотым ребром, он спрятан в одной из этих книг.
– Я знаю, где он! – воскликнул парнишка, затем подошел к шкафу и вытянул большую книгу в сером переплете. Взяв ее в руки, он стал спешно перелистывать страницы. – Вот он, он всегда лежал в этой книге, но я к нему не прикасался. – Поли протянул книгу с лежавшим на ее страницах ключом Гордофу. – Верховный армариус, простите, что не сообщил вам о том, что нашел ключ. Я думал, вы решите, что я украл его.
Гордоф вынул ключ и внимательно повертел его в руках, убеждаясь в подлинности. Затем захлопнул книгу и с любопытством глянул на обложку.
– Вот уж не думал, что ты возьмешься это читать – скука смертная, а не книга.
Поли пожал плечами.
– Вы ведь сами всегда говорили, что необходимо читать не только то, что нравится… Да и других книг у меня все равно нет.
– Так почему же не попросишь новые? Магистр читальных дел с радостью предоставил бы тебе новый материал для чтения.
– Я просил, но он считает, что я еще недостаточно изучил уже имеющиеся у меня книги.
Поли вдруг вспомнил свою последнюю попытку выпросить новые книги, а вместе с тем и высказывание магистра читальных дел: «Обойдешься, дружок, безродные дворняжки таких книг вообще читать не должны. Скажи спасибо, что я дал тебе прошлое чтиво».
– Магистр Рейвс – идиот, Поли, – фыркнул Миронов. – Я скажу ему, чтобы он выдал тебе новые, но это будет завтра, а сегодня у нас есть дела поважнее. Нам нужно идти, накинь что-нибудь на плечи, только быстро, задерживаться нельзя.
Гордофьян и Полтер тихонько вышли из комнаты и быстро шмыгнули за угол. Им пришлось долго петлять по замку, прежде чем они оказались у арки, ведущей в читальный зал. Библиотека Брежисталя была огромной, книжные шкафы тянулись высоко вверх, а между многими десятками рядов легко можно было заблудиться. Гордоф направился в один из книжных коридоров, парень следовал за ним. Они шли меж шкафов, пока не оказались в тупике.
– Мы пришли, Поли. Помоги мне сдвинуть стеллаж у стены.
Книжные полки скрывали за собой дверь. Хранитель достал черный ключ и отпер замок.
– Что это за место, вехарм Миронов?
– Это мой подвал с редкими книгами, в нем хранятся секреты, о которых нужно молчать и которые мы должны защищать даже ценой собственной жизни. Если одна из этих книг попадет не в те руки, может случиться беда. Мы здесь кое-что ищем, Поли, боюсь, это место больше не безопасно для некоторых книг. Думаю, кто-то очень сильно хочет их найти, кое-кто очень нехороший. Нужно спрятать эти книги надежнее, конечно, если они все еще здесь, – с дрожью в голосе сказал Гордофьян.
– Как они называются? – нетерпеливо спросил Полтер.
– «Черный ветер» и «Проклятый странник».
Мальчик кивнул и в ту же секунду начал осматривать переплеты. Сразу обнаружить необходимые книги ему не удалось, зато он наткнулся на нечто чрезвычайно любопытное. Он должен был проигнорировать свой ярый интерес, но не смог. Гейст тихо достал заинтересовавшую его книгу и отошел в сторону, так чтобы вехарм этого не заметил. «Возвращение зеленого паруса», – прочел он на переплете, убедившись в том, что зрение его не обмануло. Но едва он успел взглянуть на страницы, как Гордоф заметил его шалость и неодобрительно посмотрел в глаза Поли, безмолвно веля ему сейчас же вернуть книгу на место.
В Брежистале, да, впрочем, и во всей Араклии, существовали такие понятия, как «молоко» и «зеленые паруса». Молоком называли ту часть мира, которую никто никогда не видел, на всех картах была очерчена граница, которая показывала конец изведанного мира, все, что было за границей, окрашивалось в молочный цвет. Считалось, что там нет ничего, кроме бесконечных вод, но такой скучный расклад мало кого устраивал, всем приятнее было пофантазировать на тему: «А что там, за чертой?..» Человечество неуклонно стремится к познанию мира с целью его дальнейшего порабощения, и именно по этой причине несколько лет подряд из Брежисталя, Дарта и множества других городов Араклии отплывали корабли с молочными парусами, так сказать, на поиски нового мира. Было решено, что, если земля найдется, команда поменяет паруса на зеленые и таким образом известит город об удачном путешествии еще до прибытия в порт. Все с нетерпением ждали, когда же в голубой дали замелькают зеленые паруса, но, увы, за все эти годы ни одна из попыток найти землю не увенчалась успехом. Корабли отплывали и возвращались с одними и теми же парусами, а люди, выжидавшие появления зеленого цвета вдали, так и продолжали возмущенно бормотать себе под нос: «Опять молоко плывет», – махнув на возвращающиеся корабли рукой.
Мальчишка хотел было взбунтоваться или засыпать хранителя вопросами о зеленых парусах, но не мог позволить себе этого, тем более при данных обстоятельствах. Поэтому он виновато опустил голову и принялся дальше искать. Он перебрал немало книг, прежде чем в его руках оказалась та самая, а именно – большая книга в переплете из темной кожи, под названием «Черный ветер». Полтер попытался открыть ее, но у него не вышло, книга не поддавалась никаким усилиям цепких юношеских ручонок.
– Эту книгу никто не способен открыть, Поли, даже я. Кто-то очень постарался защитить то, что в ней скрыто. Думаю, секрет, который несет «Черный ветер» на своих страницах, доступен лишь избранным. – Вторая книга уже находилась в руках Гордофьяна. – Все, Поли, нам пора идти.
Хранитель вернул мальчика в его спальню и скрылся где-то в темной гуще пустых башенных тоннелей.
* * *Прошло уже полгода с того момента, как Поли Гейст побывал в книжном тайнике, но событие это ни в какую не хотело покидать его буйную юношескую голову. Во всем крылась некая тайна, пробуждающая тот самый, пахнущий свободными ветрами приключенческий дух. Поли пытался отыскать в происходящем ясность, но выходило у него это скверно. Понять, почему вехарм спрятал ключ именно в его комнате, а тем более почему взял ученика с собой, было крайне сложно, ведь Миронов вполне мог справиться и самостоятельно, без помощи какого-то сопливого подростка, каким Полтер Гейст себя считал. Да и вообще все здесь было неладно, последнее время Миронов вел себя крайне странно, все время оборачивался и каждую ночь заглядывал в комнату Поли, проверяя, на месте ли он. Парень знал – что-то происходит, и это пробуждало любопытство ровно настолько же, насколько и пугало.
Это было не всё. Гигантский поток постоянно поступающей учебной информации был прерван еще одной широкой думкой, ставшей в голове прочной плотиной, через которую ничто не относящееся к делу просочиться не могло. Размышления о книге, имя которой было «Возвращение зеленого паруса», – вот что засело у Поли в голове; теперь он все время думал о том, действительно ли один из кораблей вернулся домой под зеленым парусом, и если да, то почему правду скрыли. Юноше удалось прочесть всего одну строку, прежде чем Гордоф его заметил: капитан корабля Рой Оджини, магистр башни Песнь Алиадны, верховный командующий разведывательным флотом Брежисталя. К сожалению, в моряцкой башне не было магистра с таким именем, этого Полтер точно не мог упустить, ведь знал всю историю Брежистальской крепости вдоль и поперек – он, как это полагается любому книжному червю, вымазал своей любознательной слизью все книги, которые могли иметь к этому то или иное отношение, но, увы, безрезультатно.
«Историю в большинстве своем пишут лжецы», – звучал голос верховного армариуса башни Трех Полнолуний в голове у парня, и он не мог быть не согласен с этим утверждением: ложь повсюду, книги врут, люди врут… Но, во всяком случае, не все они. Честную книгу отыскать пока не представлялось возможным, поэтому самым разумным в сложившейся ситуации было найти честного человека, спросить об этом у того, кто в данном вопросе может оказаться более сведущ. Поли давно уже знал, у кого именно стоит узнать об этом, но так и не отважился, ведь этот человек был девчонкой, и ладно бы просто девчонкой – этот человек был девчонкой, вызывающей у молодого парня приступы стеснения, связанные с выплеском буйствующей пылкости и робкого благоговения, выступающих бурой краской на молодом лице.
Девушку звали Агата, она так же, как и Поли, была безродной и так же, как и Поли, претендовала на армариуство, вот только не в башне Трех Полнолуний, а в Песни Алиадны, что было большой редкостью, ведь всем известен факт, что не слишком много девушек грезят о достижении мастерства в корабельном деле. Темноволосая, смуглая и кареглазая, она могла бы снискать гораздо более спокойную судьбу, но сильные люди, как правило, выбирают для себя пути тернистые, и чем больше колючек, тем более полноценной им кажется жизнь. Да и к тому же кошачья ловкость вкупе с совиной мудростью и абсолютным бесстрашием малопригодны для варки супов, а в делах морских такие качества очень даже ценны. Агата знала все о кораблях и капитанах, дальних плаваниях, битвах на воде и их исходе, штормах и кораблекрушениях. Полтер ничуть не сомневался, что в скором времени она станет вехармом Песни Алиадны, такой же смелой, справедливой и могущественной, какой была сама Алиадна, первая хранительница моряцкой башни, одарившая мертвую конструкцию именем и красивой легендой. Все воспитанники Брежисталя знали эту историю назубок, как, впрочем, и другие истории о возникновении башен и самой крепости, о людях и событиях, с ними связанных; местные дети взращивались на этих сказках так же успешно, как на материнском молоке.
Время пожирает все на своем пути, а то, что пожрать не в силах, деформирует. От этой силы сложно ускользнуть, оставшись неизменным, но возможно. Вот и эта история, как бы сильно ни была она изменена временами и людскими головами, в Лету все же не канула, осталась здесь, на поверхности, все еще кочуя из уст в уста.
Поли был совсем мал, когда узнал эти легенды, поведал их ему не кто иной, как Гордофьян Миронов, тогда он часто заходил в гости к часовщику, и там, в приятном стрекотании летних вечеров, меж долгих кружек чая, дарил мальчику рассказы о прошлом, весомо припорошенные фантазийной пылью. Все это было сказкой, окрашивающей жизнь маленького мальчика чудными красками; он внимал каждому слову, и даже после стольких лет эти истории звучали в его голове все тем же голосом и все в той же славной манере, с которой армариус их преподносил:
– Давным-давно, во времена, коих нынешний народ не мог упомнить, а только лишь представить, читая тексты гнилых книг, схороненных под толстым слоем пыли, мир был иным. Тогда в нем еще не существовало Араклии, земли были разрозненны, не слиты воедино общими нравами и правлением, как это стало нынче. Тогда все было по-другому: каждому углу – по своему королю, а каждому королю – по шапке дурака, иль дураку по короне, тут уж сам выбирай, как тебе больше нравится. Собственно, оттого-то мир тот увязал в непрекращающихся войнах.
Ужасное было время – голодное, холодное, нищее и всем отвратительное. Править у тех шутов не слишком выходило, а вот резать своих соседей, разбойничать и грабить – только так. Конечно, были среди тех правителей и здравые, они бы все эти напасти с радостью остановили, да вот только иль силы у них не хватало, иль смелости. В общем, тех, кого не пожрала глупость, пожрала слабость.
В те злополучные времена существовало одно маленькое государство во главе с таким же дурным королем, какими все они в ту пору были. Дурной-то он дурной был, но плодовитый, детей народил до кучи: троих сыновей и дочерей с пару десятков. И все бы хорошо, но вот ведь какая беда: что ни ребенок, то бастард. Жинка его, королева, как это было ни прискорбно, вынашивала только смерть: говорят, не один из многочисленных ее чад воздуха при рождении так и не глотнул. Вообще, сильная тетка была эта королева, всех отпрысков внебрачных воспитала как собственных детей, но вот только ее они не были. В общем, в конечном итоге она сломалась – иные говорили, спуталась с темной силой, ведьмой стала, но я думаю, что просто-напросто поехала умом, и все тут. Закрылась в своей башне и сидела там несколько лет, и лучше бы там она и осталась, но не осталась, выползла все-таки, гадина, и натворила дел.
По ее велению все королевские дочери были согнаны на крепостную стену, тянущуюся вдоль кручи, вплетающейся своим сильным основанием в каменистый берег. Никто не думал, для чего ей это надобно или зачем, тем более короля и его сыновей в замке в тот день не было, уехали они на охоту. Советоваться, стало быть, и не с кем, да и королевскому велению перечить не пристало, вот и сделали все как было прошено. Ну а на закате девятнадцать девиц, связавшись друг с дружкой косами и взявшись за руки, одновременно прыгнули со стены прямиком в небо. И тут уже пошли неясности: зачем они связали косы, или вовсе не связывали, то ли сами прыгнули, то ли мачеха заставила, то ли их глотки были вскрыты, то ли нет, и так далее и так далее. Непонятно там все, муть да ересь, многие писари тогда это явление описали, и все по-разному. Но это всё не суть. А суть вот в чем: предполагается, что это было не просто сумасбродное деяние поехавшей королевы, а тяжелое проклятие, павшее плотной тенью на все королевство. Решили так потому, что через три дня после этого происшествия разыгралась очередная война, в ходе которой все государство было начисто стерто вместе с королем, королевой и их многочисленными подданными. В живых остались только королевские сыновья, звали которых Брест, Жиест и Стальн Араклионские, на них у судьбы были совершенно другие планы. Так и началась история Араклии и Брежисталя.
Не один год те братья скитались по плакучим землям, глядя на то, как их любимый мир сгорает в душной агонии, уничтожая сам себя, сдувая черным ветром поселения. Никто теперь не верил королям, но деться было некуда и некуда сбежать. Все бытие превратилось в абсурд, это был мир унылых лиц и бесконечных неоправданных чаяний.
После долгих хождений братья осознали, что пристанища под стать им не найти, тогда ими было решено, что единственно верным будет такое пристанище создать. С этими мыслями они направились на юг. Судьба благоволила им во всем, вела их за руку сквозь горные хребты, леса и пустыри до того самого места, где теперь стоит наш Брежисталь. Уголок на краю мира, теплый, плодородный и, самое главное, ничейный. О чем еще можно было мечтать?
К тому моменту братья одиноки уже не были, мечта их поманила за собой толпы обездоленных, но все еще не сдавшихся, верящих в лучшее людей. О том, как именно горстка простофиль смогла возвести эти великие стены, история умалчивает, возможно, им помогли великаны, а возможно, боги, и если обычно я всему могу найти более разумное объяснение, то этот случай – исключение. Брежисталь – это не просто крепость, это великая тайна, которую нам вряд ли удастся раскрыть.
Ну а дальше, как всегда, война. Народ быстро прознал, что где-то там, вдали, растут стены свободы и принимают всех, кто желает за этими стенами скрыться. Тут уж немудрено, что побежали люди все с пылающих земель своих дырявых королевств, словно крысы с корабля тонущего. Конечно, королям все это не понравилось, решили они объединиться и крепость захватить. Тогда-то и началось: все разделилось надвое, простой народ и пара королевств встали на защиту своих грез о жизни в мире и спокойствии, вторая половина билась за власть над гаревом, которая теперь стала утекать из их рук вместе с уходящим в Брежисталь народом.
Повезло, что крепость уже набрала немало мощи, башни взлетели к небу, армии Брежисталя окрепли под командованием Стальна Араклионского, младшего из братьев. В общем, шуты те поздно спохватились, хотя, конечно, у них были все шансы на победу. Если бы битва на Янтарном море была проиграна, великой Араклии так и не появилось бы, да и нас бы не было – вообще никого и ничего не было бы. О чем ты там спрашивал? Почему моряцкая башня иначе зовется Песнь Алиадны? Вот мы к этому и подошли наконец.
Алиадна являлась самой первой вехармицей моряцкой башни, и она же являлась адмиральшей военного-морского флота Брежисталя во время ледяной битвы на Янтарном море. Поначалу дела шли неплохо, под успешным командованием Алиадны флот противников был разгромлен, на плаву оставалось всего три хромых вражеских судна, казалось, что пора бы ликовать, но радость эта быстро превратилась в печаль, когда на горизонте появился второй флот неприятелей, вдвое больше флота Брежисталя.
Все будто замерло и стихло, страх смерти вырвался из обреченных душ и парализовал все кругом. Все жидкости застыли, морские воды больше не текли и не плескались, кровь встала в венах и теперь была подобна твердой ртути, травящей ветхий организм. Тишина накрыла наш флот колпаком, ничто не издавало звука, лишь страшный звон стискивающего воздуха гудел у всех в ушах. Народ ждал приказа об отступлении, но не тут-то было. Алиадна прошла спокойным шагом на нос шествующего впереди флагмана, ее уверенно двигающееся тело вспарывало загустевший воздух, вытаскивая команду из странного оцепенения, позеленевшие от страха духи вновь стали приобретать человечий вид.
Алиадна встала на носу корабля, уверенно вздернув подбородок, лицо ее было спокойным, неподвижным, казалось, даже умиротворенным, глаза смотрели вдаль, и даль от этого темнела. Она долго молчала, прежде чем ее губы стали издавать странные шепчущие звуки. Неведомые никому слова имели свою режущую по телу четкость, как древнее заклятие или тайное прошение. Книги говорят, что она просила помощи у своих богов, но боги, как известно, кровожадны и цена их покровительству немалая, но даже эту цену Алиадна согласилась уплатить.
Стоячую воду окутал ледяной воздух, от этого она задышала клубами пара, низенько плывущего по ее темной лаковой глади. Флот тяжело, но грозно двинулся вперед, навстречу смерти, хранительница моряцкой башни протяжно запела, голос ее был мягким и тонким, песня была детской, потому напоминала колыбельную. Голос Алиадны казался голосом маленькой девочки, он лился сквозь пространство, словно холодная вода, будоражащая дух гулким эхом:
«Тихо спи-и-и в ночи, моряк, вдали тонет твой злой враг.
Ты не бо-ойся, морячок, твой враг пойман на крючок.
Твое имя не умрет, в тишине оно живет…»
Творилось что-то неладное, песня приносила дикий холод. От внезапно возникшей стужи моряцкие кости зачесались в ознобе, руки скрючило, а изо рта повалили клубы пара. Глаза молодой женщины стали темнеть, впитывая черноту морской дали, руки боролись в сопротивлении, поднимая что-то с самого дна, они тянули это на поверхность. Все мышцы напряглись, а вены вздулись. В этих тонких и напряженных руках виделась власть над тем, что человеку неподвластно, власть над самой стихией. Хранительница велела флоту остановиться, всего в трех метрах от флагмана вода стала белеть, превращаясь в толстый ледяной пласт, белое пятно разрасталось, вонзаясь в воду своими холодными иглистыми лапами. Все вокруг молчало, когда Алиадна взмахнула руками, сделав это одним сильным и точным движением. Страх охватил сердца моряков. Ледяное проклятие, повинуясь своей хозяйке, понеслось с неимоверной скоростью в сторону противника, превращая воду в твердь. Вражеский флот сковало оковами белого холода. Все было тихо, но в такие моменты кажется, будто звучит низкий аккорд, душераздирающая музыка смерти. Белый пласт вокруг противников стал взрастать холмами, которые, поднявшись достаточно высоко, превратились в ледяные руки, медлительные и могучие. Неповоротливая гигантская мощь рушила корабли, утягивая их за собой на самое дно, издалека слышались крики ужаса, но вскоре они сменились тихим морским плеском. Все было кончено. Алиадна улыбнулась команде так же тепло и ласково, как матери улыбаются своим детям. Это было прощание. Широко раскинув руки, как свободная птица, гордая и независимая, она ушла в морскую пучину, уплатив свой долг богам…
Конечно, Поли знал, что это простые небылицы. На самом деле Алиадна просто повела корабли в бой с песней и погибла в сражении, но это не мешало юнцу ей восхищаться: она могла бы сдаться, но не сдалась и, пожертвовав собственной жизнью, подарила плачущей земле долгожданный мир.
Сегодня день у парня совершенно не сложился, он все свободное время просидел в библиотеке, причем абсолютно безрезультатно, снова струсил подойти к Агате, да еще и пропустил обед вместе с ужином. К ночи живот стянуло голодом, Полтер ложился спать с мыслью о завтраке, но сон его не посетил, живот упрямо настаивал на том, что хочет есть. Кухарки всегда оставляли остатки еды на кухне, как раз на такой случай, но быть уверенным в том, что там все еще есть чем поживиться, не приходилось. Кухня почти каждую ночь была оккупирована двумя толстыми ряхами, принадлежащими Пунду и Заку, учившимся вместе с Поли. Парень на дух их не переносил: омерзительно жирные, вальяжные, самовлюбленные петухи. Становилось неприятно при одной только мысли об их женоподобных круглых лицах и сально-жирных губах, из которых в сторону Полтера протяжно выползали всяческие неприятные шутки, притом не прямолинейные, а тонкие и гадкие, как змеи; такие высказывания юнец ненавидел больше всего. В общем, встречаться с ними вовсе не хотелось, но голод был слишком силен и, прыгнув на чашу весов, перевесил всю личную неприязнь.
Через несколько минут Гейст уже был на кухне, неприятелей здесь не оказалось, что, собственно, было странно, но не могло не порадовать. Большая кастрюля, стоявшая на столе, все еще была теплой, так что Полтеру посчастливилось отлично поужинать свежим овощным рагу с мясом и ломтем ржаного хлеба.
Парнишка наелся до отвала и поковылял к себе. Он лениво шел по спальному коридору, минуя множество дверей, ведущих в комнаты магистров или учеников. Света от свечи было мало, темнота сжимала и лишала коридор цвета, делая всё блекло-серым, но это не помешало парню заметить, что двери в спальне магистра книжных дел слегка приоткрыты. Подобного Полтер Гейст раньше не видел, на ночь все опочивальни закрывались. Странное это чувство, когда человек еще не знает о том, что что-то произошло, но тело его уже почувствовало беду; так и юный Полтер не ведал, что ждет его за дверью, но всезнающая интуиция убедила его в том, что увиденное ему совершенно не понравится.
Стучать Поли не стал, он мягко взялся за ручку окостенелой, прохладной рукой и аккуратно приоткрыл дверь.
– Магистр Рейвс, с вами все в порядке? – тихонько произнес Поли.
На его вопрос ответил отнюдь не голос хранителя, ответом послужила леденящая кровь картина. Вязкое багровое болото растеклось по комнате липкой жижей, как будто увлекая бездыханное тело Рейвса в ворсины пропитанного кровью ковра. Глаза его были открыты, они безразлично смотрели куда-то вверх, рука без трех пальцев все еще держалась за разорванное горло, все вокруг было перевернуто и перепачкано. Недостающие пальцы магистра читальных дел лежали на столе, рядом с тупым ножом и зеленым яблоком, которое Рейвс, судя по всему, начал резать в момент, когда его настигла беда.
Поли остолбенел, он чувствовал страх, но не панический, как это чаще всего бывает, а тонкий и размеренный. Ученик с интересом и осторожностью осматривал комнату, книжные переплеты, испачканные красными брызгами, грязные кровавые следы, указывающие на то, что убийц было несколько, и, конечно, тело. Полтер пытался найти ответ на вопрос, который еще не успел сформироваться в его голове. Парень думал, как нужно поступить, к кому пойти, что сказать, но цепь формирующейся последовательности была разорвана жуткими криками, доносящимися снизу. Поли понял, что смерть пришла не за одним лишь Рейвсом, сегодняшняя ночь станет кровавой жатвой. И это неестественно зеленое яблоко, блестящее и светящееся среди багровой грязи, его тонкий свежий аромат, просочившийся сквозь железный запах крови, теперь будут преследовать парня всю жизнь, являясь в ночных кошмарах или в мутных видениях, порочащих четкую явь.
Глава 3.
Мир людей. Охровый оазис. Молодой старец
Солнечный свет яростно бил в глаза и обжигал загорелую кожу. Надя терпеть не могла солнце, хотя за шестнадцать лет жизни в Охровом оазисе можно было привыкнуть к неудобствам, которые пустыня доставляла своим обитателям. Пробегая по улице в полдень, Наденька всеми силами пыталась защитить себя от безжалостного потока пылающих частиц желтоглазого пламени – постоянно щурила глаза и прикрывала лицо ладонью. Увы, все было тщетно. Солнце в оазисе повсюду, оно пропитывало все, к чему могло прикоснуться, окрашивая весь этот маленький мир в желто-коричневый цвет.
Надя не была исключением, внешность ее казалась весьма типичной для Охрового оазиса. Участки кожи, переливающиеся бронзой, переходили в темные рисунки, похожие на географическую карту или звездное небо, – такие узоры оставались после тяжело перенесенных солнечных ожогов. Тощее лицо цвело веснушками, губы почти не имели цвета, а светлые волосы казались иссохшей моховой мочалкой. Единственным живым пятном, сохранившим свой цвет, были глаза – большие, глубокие и ярко-зеленые, как сочная луговая трава.