Творения Бескровного мастера. Талар-Архаси в мир несвычности

– Нас кто-то предал, наши близкие, те, кто всегда был рядом с нами. Черт, черт! А если предатель все еще там, в лесу, с нашей стаей?! Хватит, я забираю Нирвану, и мы возвращаемся домой, сейчас же!

– Стой, стой! Погоди! Если бы Нирвана сейчас была в сознании, она бы велела тащить ее в реку. И я знаю, что она ничего не вспомнит, но для нас, для всех нас главное, чтобы она что-то сказала, она всегда говорит о том, что видит, мы запомним за нее! В противном случае ты узнаешь, что произошло с твоим племенем только по возвращении в Красный лес, а это не будет так скоро, как ты бы того хотел. Сияющая река в этом месте вновь встала, поэтому домой нам предстоит плыть больше месяца.

Лютер стиснул зубы, голова его качалась в мелких отрицательных кивках, глаза бегали где-то вдали, он явно был не согласен, но ноги шли в воду, как будто против воли. Резвое течение горной реки препятствовало свободному проходу на глубину, да и шанс поскользнуться и уплыть вдаль был немал, но как только Лютер погрузил возлюбленную в воду, течение остановилось, плывущие по небу облака неподвижно застыли, вбирая в себя серости, казалось, что в это мгновение весь мир притормозил. Молодая веда лежала на стеклянной глади воды, платье ее расплылось, подобно темно-алому цветку или капле крови, упавшей в прозрачный стакан с водой. Борис и Гордоф зашли в воду следом, чтобы слышать, что она скажет, и быть готовыми помочь, если это будет необходимо. Все действо было похоже на какой-то странный обряд. Глаза Нирваны, едва успев открыться, закатились вверх, спрятав зрачок, веду легонько трясло, казалось, по хрупкому телу проходили тысячи маленьких импульсов, заставляющих подрагивать ее конечности с определенной периодичностью, но потом все прошло, и она будто слилась с водой, стала ее частью.

– Они сажают детей в лодки, самых значимых хотят сплавить первыми, но им не удается, на них напали. Там, дальше по берегу, обломки. Дети разбежались, кого-то догнали, в реке много мертвых, она скорбит, и я вместе с ней. Что-то отвлекло нападавших, они уходят в лес. Остальным помогают уплыть, много лодок, очень много лодок, стрелы неслись над ними, ранили, но многие выжили, река помогала им, уносила прочь сильным течением, никто их не догнал, они покинули остров. Некоторые не смогли уплыть, бежали, но… теперь, наверное, убиты… вода их больше не видела, а тот свет в лесу… не пойму.

Нирвана вдруг начала задыхаться, она звучно и глубоко вдыхала, горло ее засвистело, зрачки вернулись на место, Веда панически замотала руками в сторону берега.

– Вытаскивай ее на берег! – громко закричал Борис.

На берегу Нирване стало легче, она успокоилась, и тело ее наконец задышало, но, увы, в сознание она не пришла. Небо потемнело до черноты, стало прохладно. Гордоф тяжело дышал, четверо с такой скоростью рванули на берег, что его одолела одышка, сквозь вдохи он стал что-то говорить.

– Смотрите, как оно прячется от нас. Только Нирвана начинает говорить об этом свете, как ей становится дурно. Вон как оно ее выпило, лишь бы мы не узнали.

– Да, ты прав, я тоже заметил это. Нирвана редко теряет силу, а чтобы она в бессознательности падала или задыхалась, такого отродясь не видел.

– Что теперь? – спросил Волк, усевшись на камни у реки. Он мягко поглаживал мокрые волосы Нирваны, лежащей на его коленях.

– Дальше не пойдем, думаю, переночуем здесь, а завтра двинемся назад. Гордоф, побудь с Нирваной, а мы с Волком сходим в лес, нужны дрова и пища, а еще я хочу отыскать для сестры кое-какие травы – думаю, они помогут ей прийти в себя.

Сегодня все уснули быстро, Гордоф едва дождался друзей с похода, а ужина и вовсе не дождался, сразу лег спать. Ему наконец посчастливилось крепко выспаться; ранее этого не удавалось ни в походе, ни в плавании, он все тревожился и изводил себя дурными мыслями, а теперь, когда они воплотились в явь, он больше не мог никому помочь, от него более ничего не зависело, тревога ушла, сменилась спокойной безнадежностью.

Гордоф проснулся очень рано, по перелескам все еще блуждали крепкие сумерки. Над костром висела чугунная кастрюля с каким-то травяным отваром, он еще не успел остыть и до сих пор отдавал воздуху горячий травяной пар. Миронов зачерпнул немного зелья в жестяную кружку. Об этих чаях он знал и раньше, для несвычных это хорошее лекарство, ну а для людей просто приятный тонизирующий напиток, отлично вяжущийся с влажным, темным утром у горной реки. Миронов попивал чаек, смотря, как темнота бледнеет, а потом чуть розовеет, переходя в раннее, грязно-розовое утро. Остальные трое просыпаться совсем не спешили – оно и не странно, после этих трав несвычные засыпали крепко и надолго. Гордоф не собирался никого будить, но и бездействовать в одиночестве ему не хотелось, поэтому он побрел в сторону деревни в надежде отыскать еще что-то важное или хотя бы просто примечательное.

Деревня была все той же, жуткой и мертвенно тихой – казалось, что это какая-то быль времени, не успевшая уйти в небытие и просто застывшая мрачной картинкой. Гордоф гулял по деревне так, словно бы это была очередная славная Брежистальская аллея с розовыми кустами, рядом не хватало лишь дамы с веером, облаченной в помпезный зефирный наряд. Прогулявшись с полчаса, Миронов решил присесть, он выбрал лавку одного из наименее зловещих домиков и, удобно расположившись, достал из сумки серебряную табакерку с тремя полнолуниями, исполненными россыпью драгоценных камней в сине-белой гамме. Гордоф давно уже не курил, но все же всегда брал с собой горстку табака, ему все думалось, что это пригодится на какой-нибудь особый случай, хотя, может быть, он просто хотел, чтобы табакерка чаще находилась с ним, ведь это был очень дорогой его душе подарок.

Старик рассматривал блестящие голубые камни и уже собирался открыть коробочку, как вдруг что-то его отвлекло. Некий звук, или, возможно, это просто было ощущение присутствия, будто кто-то смотрит в затылок. Гордофьян, встрепенувшись, повернул голову сразу в нужную сторону, сердце бешено заколотилось в груди, он замер в оцепенении и теперь даже не дышал, боясь спугнуть внезапно нагрянувших гостей. Из-за поворота медленно и с опаской вышел мальчишка, тело его стало прозрачным и тонким от длительного голода, глаза и щеки глубоко впали, живот втянулся, прилип к позвоночнику, межреберные промежутки, подобно тонкими мембранами, гуляли внутрь и наружу в соответствии с током вдыхаемого и выдыхаемого воздуха. Мальчишка был не один, на руках он держал троих малышей, а позади него, обнимая окостенелую ногу, пряталась девчушка примерно трех лет. Вслед за детьми надменно и лениво вышло огромное животное, походившее на волка, но гораздо крупнее, и уши у этого зверя были совсем не волчьи – длинные, заостренные кверху и украшенные кисточками, как у рыси. Зверь перегородил путь, встав боком спереди от детей, морда его была повернута в сторону Гордофа, глаза глядели как бы исподлобья, давая понять, что в случае опасности он будет защищать своих маленьких подопечных. Как только Миронов начал двигаться по направлению к детям, из-за угла сгоревшего дома вышли трое его товарищей, отыскивающие потерявшегося друга.

– Гордоф! Го-ордоф! – кричали они, но когда трое завернули за угол и увидели то же, что сейчас видел Гордофьян, то сразу умолкли и, подняв раскрытые ладони, стали осторожно двигаться по направлению к детям, показывая, что им ничто не угрожает.

– Спаслись, – тихо и с облегчением охнул Миронов.

– Среди них темный ребенок, – сказала Нирвана со всюду сопутствующей ее интонации брезгливостью. Лицо Веды выражало недовольство и недоверие.

Мальчишка, услышав ее слова, разволновался, в глазах его заблестели слезы, ему было страшно, так страшно… Он больше не мог бороться и защищать остальных, он растерянно глядел на четверых и не знал, как ему следует поступить, в нем бушевало яростное недоверие. Еще минуту назад он хотел кинуться в ноги к Нирване с криком: «Мама!» Он почему-то подумал, что это именно она, его мать, которую он никогда прежде не видел, она пришла за ним, пришла спасти его, но ее ледяные слова отпугнули мальчика. Юнец подвинул маленькую трехлетнюю малышку, путающуюся в его ногах, назад, чтобы полностью заслонить ее своим хрупким тельцем, и медленно стал пятиться. Зверь зарычал, учуяв волнение детей.

– И человек среди них тоже есть. Я людей не очень-то жалую, но и лицо не кривлю при виде них, и тебе бы не стоило, они же дети, темные, человеческие. Какая, к черту разница, они просто дети, которым нужна помощь, – тихо сказал Лютер на ухо Нирване.

Она недоверчиво глядела на ребят, взгляд ее был холоден и проницателен, но данный образ был лишь оболочкой. В душе Веды царила полная растерянность, что-то сильно шокировало Нирвану. Нет, это были не внезапно найденные дети, это было нечто другое, нечто явившееся к ней из ее далекого прошлого.

– Мы будем нужны, все мы, вы не выиграете эту войну без нас, – эти слова вдруг зазвучали в головах у четверых. Они стали боязливо переглядываться, каждый пытался понять, послышалось ему это или было взаправду.

Речь, по-видимому, принадлежала мальчишке, он сказал это не со злобой, а как ребенок, готовый сказать все что угодно лишь ради того, чтобы его приголубили, забрали из этой жути и более никогда не оставляли в одиночестве.

– Это что еще такое? – испуганно спросил Волк.

– Я не знаю… – чуть вздохнув и как-то растерявшись, ответил ему Борис. – Мы принадлежим к союзу Талар-Архаси, мы здесь затем, чтобы отыскать выживших. Здесь есть еще живые?

Мальчик отрицательно мотнул головой.

– Тогда пойдемте с нами. Мы приплыли на корабле, он за переходом, мы отвезем вас домой, если вы того пожелаете.

– Всех нас заберете? – спросил мальчик теперь уже простым человеческим голосом.

– Конечно, всех.

Нирвана переменилась в лице, в ней что-то растаяло, голос мальчика казался ей таким близким и таким родным, и эти малыши, и эта темная девочка, боязливо выглядывающая из-за худых ног мальчишки. Ей вдруг стало стыдно – настолько стыдно, что в душе ее хлопнул щелчок, подавивший всю скверность ее характера. Она неожиданно для себя заплакала и протянула детям руки. Мальчик теперь не боялся, он без страха двинулся к ней навстречу – кажется, малец думал, что бежал, на самом же деле он волочил уставшие ножки, описывая ступнями заковыристые круги. Нирвана собрала всех пятерых в охапку и обняла так крепко, как могла.

– Мама, – сказал наконец мальчик, – это же ты? Мама?

– Да сыночек, это я, я здесь, я здесь. – Нирвана разрыдалась пуще прежнего.

Волк удивился, он никогда еще не видел ее такой, Борис же задумчиво нахмурился.

– Мама, – шепнул он, как бы зацепившись за эту мысль.

Девчонка не говорила ничего, она только обнимала Нир и с удовольствием накручивала ее светлые локоны на свой маленький пальчик.

– Пожалуйста, можно взять и его? Я не хочу никого здесь оставлять, прошу вас. – Мальчик указал пальцем на своего белоснежного рысеволка, глаза его умоляюще смотрели на четверых.

– Конечно, – ответил Гордоф. – Отчего же нельзя? Конечно, можно!

Нирвана улыбнулась, не в силах отказать, но все же привстав, она тихо цыкнула в сторону Бориса, подозвав его к себе.

– Это чудище что, тоже с нами поплывет? Только не говори мне, что да, Борис.

– Твой муж тоже чудище, но он же с нами плавает. – Борис улыбнулся и подмигнул Волку.

Лютер весело усмехнулся в ответ.

– Вы, кажется, забыли, мы с абиссинцами плывем, они псов на дух не переносят, – напомнила им Нирвана.

– Ничего, – басисто ответил ей Лютер Волк, – переживут. Да и вообще, какой же он пес, он кот, точно говорю! Правда ведь?

Волк вопросительно поглядел на мальчишку. Тот ничего толком не понял, но тем не менее неуверенно кивнул.

– Ну вот видишь, Нирвана, он кот, а абиссинцы обожают котов, так что никаких проблем. Все, решено, едем все вместе: мы, дети и… кот!

                                            * * *

Мальчишка проспал почти двое суток, не издав ни единого звука. Его детское дыхание было столь тихим, что Гордофу время от времени казалось, что мальчик и вовсе перестал дышать. Поэтому Миронов, подобно образцовой няньке, не отходил от спящего ребенка ни на одну минуту. Единственным его развлечением была увесистая книга, которой он зачитывался с упоением, тело его при этом оставалось абсолютно неподвижным, за исключением только лишь глаз, которые как угорелые носились по строчкам.

Была глубокая ночь, когда мальчишка наконец очнулся. Не успев еще полностью раскрыть глаза, он подскочил и вжался в стену, у которой стояла кровать, – за время пребывания на острове Росс страх стал для него привычкой. Гордоф вынырнул из своей книги, показав длинный дедовский нос, и удивленно глянул на мальчика, чуть приподняв брови.

– Я уж думал, что ты решил проспать еще пару суток.

На полке возле мягкого мешка, на котором удобно расположился Гордоф, теплым ламповым светом горела свеча, от этого мрак переставал быть холодным и пустым, становился уютным. Миронов отложил книгу в сторону.

– Как тебе каюта? Тут, конечно, темновато, но все же должно быть поприятнее, чем в лесу.

– Теплее, – ответил юнец, вяло улыбнувшись.

Вид его все еще был растерянным. Он боязливо рассматривал пространство вокруг себя, как будто заранее решая, куда, если что, бежать и чем защититься.

– Принести тебе чаю?

Мальчик одобрительно кивнул в ответ. Гордоф удалился ненадолго, а затем вернулся с большой кружкой горячего напитка, состоящего из тертой земляники с сахаром.

– Я и забыл, что Нирвана насобирала на острове целую корзину земляники, уж думаю, это тебе больше по вкусу придется. Я поставлю его сюда, – Гордоф указал глазами на полку, – пусть чуть остынет. Еще я смог отыскать на камбузе печенье, но, между нами говоря, оно не очень вкусное, есть риск сломать о него зубы. Сейчас ночь, и все продовольственные отсеки закрыты, тут строго следят за провизией.

– Что это у вас за книга?

– Это достаточно редкая вещица. – Гордоф дал мальчику книгу. – Борис нашел ее, это его книжонка, нынче таких книг совсем мало осталось. Ох и долго же мне пришлось его упрашивать! Представь себе, ни в какую не хотел давать мне ее читать, говорит, мол, слишком древняя она да опасная. Но, как видишь, я все же сумел его уговорить. А ты что же, любишь читать?

– Да, очень люблю. В Дарте у меня было много книг. А что это за язык такой? – Мальчик не мог распознать странные загогулины на обороте.

Книга действительно была написана совершенно непонятными символами, в них не было ничего схожего с привычной как для мальчика, так и для Миронова письменностью.

– О… это древнеабиссинский. В то время, когда эта книга была написана, многие на нем говорили, но уж немало веков-то с тех пор прошло, язык этот вымер.

– А вы откуда этот язык знаете?

– Меня Время научил, он тот еще любитель всего древнего. Хобби у него такое – выискивать старинные письмена, книги да предания, а чтобы их прочесть, нужно знать древние языки. Где он всему этому учился, я точно и не знаю, жизнь у него длинная, он много путешествует, общается с различным людом, вот по крупицам и собрал все воедино, научился.

В юных глазах засверкал интерес, было видно, что мальчишка наконец-то ожил.

– Можно я спрошу кое-что? – осторожно поинтересовался Гордофьян.

– Вы уже спрашиваете, – ответил ему малец.

– Да, и вправду.

«Умен», – про себя подумал Гордоф.

– Я хотел спросить, как тебя зовут?

– Вогдас, Вогдас Крамп, я родом из Дарта, портового городка на северном берегу Араклийского побережья, – отчеканил мальчик. По всему было видно, что знакомство его не слишком интересовало, сейчас он был поглощен совершенно другим. – А про что она, ваша книга?

Бумажный кирпичик теперь лежал на койке рядом с ним, мальчик поглаживал толстый коричневый переплет, вертел книгу в руках, смотрел, как она сделана, и даже понюхал страницы – ему всегда казалось, что книги пахнут по-разному, как бы впитывают запахи своих предыдущих владельцев или времен, в которых они когда-то существовали.

– О-о-о, там много всякой всячины: об альянсе Талар-Архаси, о народностях разных, прежде всего несвычных, и много еще о чем.

– Я знаю про этот альянс, мне Шер рассказывала, когда я был маленький, Шер – это моя тетя. Она говорила, что это очень древний союз, союз темных и светлых, что его теперь уже не существует… Союза не стало тогда, когда исчезло волшебство.

– Не знаю я твою Шер, но, думаю, она хорошая женщина, вот только про союз она тебе неправду сказала – наверное, оттого что правды и сама не знала. Все эти рассказы в байках ходят, мне их тоже мои старики рассказывали, когда я был юный, вроде как сказку на ночь. Да вот только не сказки это вовсе, альянс существует по сей день. Ты бы мне, вероятно, и не поверил, если бы на острове не побывал, там-то ты точно немало странностей навидался. Я тебе даже больше скажу: я и сам в этот союз вхожу, смотри.

Миронов протянул мальчику руку сжатую в кулак. Пальцы, чуть прикрывающие ладонь, стали поочередно раскрываться, обнажая некую тайну. Прямо по центру сквозь кожу проступил какой-то неведомый знак, горящий синевой. Сначала он был где-то глубоко, спрятан в мясистой мякоти грубых ладоней, но затем выбрался наружу, на поверхность кожи и теперь стал походить на черную печать.

– Видишь?

Мальчик кивнул, глаза его были широко открыты, он явно был впечатлен.

– Если видишь, значит, ты тоже несвычный, только вам дано разглядеть подобные вещи.

– Несвычные… Почему нас так называют? Откуда взялось это название?

– Это все издревле пошло, по-разному тогда вас люди обзывали, мало в тех ярлыках приятного так-то было. Кто-то нечистыми называл, кто-то колдунами и ведьмами, иные считали, что вы боги, но все это было мимо и никак не характеризовало общей сути. Самыми умными из всех людей были те, что стали вас несвычными называть, вроде как непривычными, неизвестными. Это было всего другого ближе, потому и прижилось. А так это и удобнее: кланов-то у несвычных много, средь них и темные есть, и светлые, а если всех вместе собрать – то несвычные. Вот мне кто скажет, что несвычный, я и пойму сразу, что не человек он, а нечто иное, а уж какой он там именно, из какого клана, темный ли, светлый ли, иль разноцветный, – это другой вопрос, более узкой направленности.

– А вы тоже такой, несвычный? – поинтересовался Вогдас.

– О, нет-нет, я человек, не более того. Но при всем при том я человек непростой. Я – верховный армариус одной из башен Брежисталя. Уж про вехармов-то (сокращение от «верховный армариус») ты точно знаешь, коль из Дарта родом.

– Ого, – удивился мальчик. – А какой башни? Я мечтал познакомиться с вехармом, правда, в последнее время и не думал об этом, боялся… – Воги на секунду повис в паузе, но быстро очнулся и продолжил: – Боялся, что домой больше не вернусь.

– Ну, теперь-то бояться нечего, мы везем тебя прямиком в Дарт. Ну а что касается меня, я верховный армариус башни Трех Полнолуний.

Мальчик покачивал головой, не зная, как выказать уважение.

– Подождите, – оторопел вдруг ребенок, – а как же ваш знак на руке? Вы же человек, разве может человек входить в Талар-Архаси?

– Ох… Ну, тут уж то ли Шер тебе плохо про союз рассказывала, то ли забыл ты уже. Люди ведь тоже входят в альянс. И всегда входили. Говорят, давным-давно человек и несвычный рука об руку воевали, да только темные те времена были, и уж очень мы о них мало знаем.

– А вы можете обучить меня этому древнему языку?

– Я бы с радостью, только вот времени нам на это не хватит, это тебе не какая-то брежистальская посудина, это абиссинский корабль, он вдвое, а то и втрое быстрее. До Дарта всего пару недель плыть осталось. За такое короткое время я тебя не выучу, да и никто не выучит. Но я могу рассказать тебе обо всем, что сам знаю. Конечно, в этих делах я совсем недавно стал разбираться, но узнал уже немало. Только тогда и ты мне кое-что рассказать должен. – Мальчик внимательно смотрел, ожидая продолжения мысли. – Ты расскажешь мне об острове Росс и о том, что там произошло.

Вогдас обиженно отвел глаза в сторону, на лице проступила щенячья грусть, ему явно не хотелось вспоминать об этом.

– Тогда давай сделаем так: я поведаю тебе все, о чем знаю сам, тем более времени у меня много, а дел-то особых и нет, а ты расскажешь свою историю, только если сам захочешь, а нет так нет, я не из обидчивых. По рукам?

Мальчишка кивнул, затем добавил:

– Расскажите о Талар-Архаси и о кланах – какие они бывают?

– Думаю, нам следует разобраться во всем с самого начала. Что же такое Талар-Архаси, как по-твоему? Просто название, взявшееся не пойми откуда, с бухты-барахты, как это говорится…

– Это, кажется, значит «добро пожаловать», я не раз слышал эти слова на острове Росс, когда меня приглашали в гости.

– Да, сейчас эти слова именно в таком контексте и используют, они превратились в приглашение. Это как слово «здравствуйте» – ранее люди говорили «здравствуйте», желая кому-то здоровья, а впоследствии это стало любезным приветствием. Смысл этого слова вполне ясен, но, применяя его как приветствие, мы и не задумываемся о том, что на самом деле желаем человеку крепкого здоровья. Так вот, «Талар» и «Архаси» это, можно сказать, архаизмы, то есть слова, давно вышедшие из пользования. «Талар» – «темный», а «Архаси» – «светлый»; сейчас в нашем понимании эти слова значат «добро пожаловать», хотя на самом деле, в буквальном смысле это означает «темный и светлый».

В самом начале, когда дружба меж темными и светлыми несвычными только лишь начинала зарождаться, и появилось это самое «Талар-Архаси». К примеру, если темный несвыч собирался переступить порог дома, принадлежащего светлому несвычному, он говорил: «Талар-Архаси», что означало «темный и светлый». Так гость давал понять, что он верит в равенство сторон тьмы и света и является другом. Хозяин дома обязательно должен был ответить ему теми же словами, только после этого гость мог войти в дом, потому как без хозяйского «Талар-Архаси» было не пройти, магия, знаешь ли, темные и светлые в ту пору еще не привыкли дружить, зато привыкли защищать друг от друга свои жилища, и только эти слова могли эту защиту на время снять. Когда наконец меж всеми несвычными завязалась крепкая дружба, гости уже ничего не говорили, только хозяин, едва заприметив на пороге старого друга, все так же выкрикивал: «Талар-Архаси!» Впоследствии заклинания, защищающие жилища, канули в Лету, а наше «Талар-Архаси» осталось и со временем приобрело новое значение: «Добро пожаловать!»

Талар-Архаси – союз и самом деле древний, создали его давно, да так давно, что даже в старинных книгах не найти описаний тех самых времен. Если обо всей истории говорить как о большом пироге, то эту ее часть словно бы выкусили. Борис, видишь ли, этим и занимается, пытается вернуть недостающий кусок пирога, говорит, есть там что-то важное, и я с ним совершенно согласен: просто так ничего скрывать не станут. Нет ведь ничего страшного в том, чтобы народ свою историю знал, если только кто-то эту историю не собирается вновь повторить, для кого-то эти книги служат сценарием или же руководством к действию. Тем более не мелочи какие-то потерялись, а целая война.

Как раз во время той войны и был создан альянс, входили в него кланы людей, магов, шаманов, провидцев, абиссинских странников и темных несвычных. Темные расы присоединялись к союзу не целыми кланами, а как-то по крупицам, по несколько несвычных оттуда и отсюда. Не знаю, как и объяснить тебе, что это за темные и с чем их едят, но попробую. Они, в сущности, темные, но бороться решили за свет; говорят, и в ту пору не так уж мало их было, но все же недостаточно, сейчас стало гораздо больше. Темные короли Алишхет и Абадон Авади сделали союз между темными и светлыми прочнее, теперь в Талар-Архаси входят не только лишь некоторые темные, а почти все, и все мы скреплены и не можем друг друга предать. – Гордоф указал на свою ладонь, имея в виду, что у представителей других кланов тоже есть такие знаки. – Это ведь не просто печать, понимаешь, эта печать непреложной клятвы: если один из глав предаст другого, то умрет. Я честно тебе скажу, темных мне часто встречать не доводилось, они прибывают лишь на самые важные собрания, а за все время моего председательства в совете такое собрание было только однажды.

– Ведь есть и такие темные, которые в совет не входят?

Гордоф понимал, что мальчик пытается найти ответ на интересующий его вопрос, пытается понять, кто напал на них на острове Росс.

– До этого мы дойдем, не торопи события. Сначала о кланах и о том, что это за остров Росс и почему ты туда попал, а затем и о темных поговорим.

Итак, кто такие абиссинские странники, ты, верно, уже знаешь, ведь встречался с ними, и не раз. Говорят, их род самый древний. Воинов лучше ты нигде не сыщешь, они тихие и ловкие, как хищные кошки; помимо того, абиссинцы в три раза быстрее, сильнее и прыгучее обычного человека, обладают отменными слухом и зрением и, кстати, во тьме видят еще лучше, чем при свете дня. Они созданы, чтобы охотиться, не иначе. Но не только этим славны абиссинские странники, их корабли, кожа и оружие известны по всему миру. Абиссинская сталь – это редкость, лучше нее ничего нет, клинки из нее выходят почти невесомые, легко пробивают любое железо, а древесину и вовсе режут словно масло, что уж тут о мясе говорить – плоть для них что воздух.