Инкубатор

– А помнишь, Удо, какую шутку мы сыграли с ОТМ-компани, когда…, – начал было Вальтер Хофмайстер.

– Да ты с ума сошел, – резко оборвал его Шлиц. – Нашел, что вспоминать.

– Нехорошо, Удо, говорить так о друзьях. Хотя, действительно, дернул меня черт за язык, дурака старого.

На какое-то время наступила тишина. Финансовые магнаты соотносили фантастическую идею с сидевшим перед ними реальным человеком и, кажется, начинали понимать, что самая заманчивая сказка человечества на их глазах становиться былью.

– Ну, что, убедились? Может, наконец, перейдем к делу? – предложил Адольф Тиле.

Шлиц так до сих пор и не понял, то ли у Адольфа от природы страсть руководить и направлять, то ли имя обязывает.

– Перейдем, – согласился Франц Крузе. – Говори, Удо, мы внимательно слушаем.

Шлиц слегка замялся. Он ожидал большого накала страстей, кучи вопросов, жарких споров, возможно, нежелательных инцидентов. А тут… Очень все гладко. Может, серьезные неприятности еще впереди? Ладно, как говорил тот русский – вперед и с песнями.

– Мои партнеры, которые по вполне понятным причинам не спешат обнародовать свои имена, заинтересованы в немедленном расширении дела. Одному мне решить такую задачу явно не по силам. Я собрал вас, самых проверенных жизнью людей, чтобы решить три взаимосвязанные проблемы. Во-первых, предложить вам стать клиентами той фирмы, чьи интересы я сейчас представляю совершенно безвозмездно. Точнее, бесплатно. Сами понимаете, они же не будут сидеть, сложа руки, ожидая, когда состарится это мое тело. Поэтому я очень заинтересован, чтобы пересадки шли нескончаемым потоком. Во-вторых, я надеюсь, что и вы тоже подыщите желающих купить билет в Вечность. И, в-третьих, мы должны использовать свое влияние и деньги, чтобы ни одно правительство, ни при каких условиях не попыталось уничтожить дело моих партнеров и отнять у нас право на новые тела.

– А эта операция… насколько велик риск? – поинтересовался осторожный Франц Крузе.

– Ты сам видишь. Уже прошло столько времени, а я жив-здоров и никаких послеоперационных осложнений.

– Мало ли. Вдруг на одну удачную операцию приходится десять с летальным исходом.

– Ты можешь отправиться к ним, когда окажешься одной ногой в могиле и не будет ни малейших шансов на выздоровление. Только где гарантия, что доберешься туда живым?! – неожиданно вспылил Удо.

Его разозлила не трусость Крузе, а то, что им пересадка обойдется всего в сто миллионов, тогда как он выложил ровно миллиард. И не то, чтобы Шлиц сильно обеднел, просто он заплатил за товар больше всех остальных, а это не в его правилах. Надо думать, с расширением дела стоимость одной операции упадет еще больше. Черт, до чего же не вовремя он тогда собрался умирать.

– Не горячись, Удо, – вмешался молчаливый до сих пор Марио Гамба. – Ты же сам говорил, что необходимо затратить определенные средства для воздействия на правительства. Но прежде, как мне кажется, надо выяснить, многие ли готовы к пересадке, иначе выкинем денежки на ветер.

Шлиц нервно дернул плечом. Он же им немецким языком говорил, что в первую очередь хочет выяснить их личное отношение к пересадке. Или Марио на старости лет стал понимать только по-итальянски? Ладно, поставим вопрос ребром.

– Есть ли среди вас желающие в ближайшее время получить новое тело, и, значит, новую жизнь? – спросил он.

– Да! – первый ответил Адольф Тиле.

– Да! – подхватили Лярош, Гамба и Крузе.

– Да! – последним нерешительно отозвался Вальтер Хофмайстер.

Шлиц удивленно посмотрел на друга, такого же близкого, как и покойный Кречмер. Он же всегда отличался редкостным жизнелюбием и страстью к авантюрам. Достаточно вспомнить ту же историю с ОТМ-компани. Ах, да, как же он сразу не подумал. Уже давно Вальтер вкладывал деньги в производство медицинских приборов. Сперва чуть-чуть, а сейчас, надо полагать, направил туда большую часть своих капиталов. Что ж, разумно. Медицина нынче одна из перспективных отраслей. Благосостояние людей в развитых странах неуклонно растет, и все они хотят жить долго и счастливо. Наверняка Вальтер зарабатывал огромные деньги. И тут, как снег не голову – пересадка. Вот он и пригорюнился. Только рановато. Пока среднему классу предстоит увеличивать свою жизнь традиционными методами: физкультура, лекарства, операции. Пересадка еще лет сто будет ему не по карману. Вот тогда Вальтер станешь горевать. А пока радуйся, твоя жизнь в надежных руках.

– С нами решено, – констатировал Тиле. – Теперь насчет других клиентов. У каждого из нас есть состоятельные знакомые тут, в Европе, но, думаю, надо безотлагательно связаться с нашими друзьями в Америке. Это же богатейший рынок сбыта.

И они заспорили о том, кого, в первую очередь, необходимо подключить здесь, в Европе, и там, в Америке, заспорили азартно, но деловито, словно обсуждали рыночные перспективы новой модели компьютера или туалетной бумаги.

– Ба! Денис Семенович, дорогой! – Дьяконов попытался изобразить на своем лице радость, но там так и осталось мерзкое злорадство. – И очень дорогой. Миллиардов шестьдесять стоишь, не меньше.

На мгновение в глазах Крапивина блеснула надежда и тут же угасла. Его уже пропустили через «болтунок» и выведали все, что хотели. Так что откупиться не удастся. Но разве мог он подумать, что придется страховать свои капиталы не только от воровства, но и грабежа, силы, превосходящей его собственную?

– Что же я собирался тебе сказать? Ага, вспомнил. Хочешь взглянуть на самую последнюю фотку своего друга. Вернее, две фотки, – Дьяконов сунул Крапивину фотографии. – На одной уважаемый Егор Афанасьевич не поместился. Туловище, понимаешь, отдельно, голова отдельно. А нечего в море часами плескаться. Там столько всякой гадости сейчас развелось…

– Ну и сволочь же ты! – забыв про страх, гневно бросил Крапивин. – Напрасно Егор Афанасьевич тебя пожалел. Надо было, едва ты завел разговор о пересадке, немедленно от тебя избавляться. А он крови не хотел, ведь столько лет жили в мире.

– Дурак ты, Крапивин. Ну, убрал бы меня Хомут, так его бы потом Мусорщик или Лесной Царь шлепнул. Новое, в конце концов, всегда побеждает старое. Это аксиома. И мы будем монополистами самого ценного на Земле товара.

– Мало тебе? Столько нахапал, что из ушей лезет, а все равно жаждешь еще и еще.

– Смотрите, какой святой выискался. Прямо шестикрылый серафим. А не ты ли вместе с нами эту страну прибрал к рукам и доил ее много лет подряд?

– Не мы, так нашлись бы другие. России тогда хозяин был нужен, неважно, официальный или теневой. Мы еще по-божески с ней обошлись. А твоя затея продиктована не жизненной необходимостью, а банальной жаждой денег…

– Э, здесь ты, Семеныч, не прав, – перебил Крапивина Дьяконов. – Идеи, как говорится, витают в воздухе. Если бы не я, так через годик-другой пересадку затеяли в каком-нибудь другом месте. Так что и я руководствовался жизненной необходимостью.

– Не лги. Стоило тебе захватить хирурга с ассистентами, и о пересадках никто бы не заикался еще лет пятьдесят. Ведь предлагал Егор Афанасьевич оставить его для наших нужд. Куда там, у тебя на этот счет были совсем другие планы. Захотелось считать миллиарды десятками, а еще лучше сотнями. Ну-ну. Попомни мое слово, Арсений, жадность тебя погубит.

– При чем здесь деньги? Идиот, помешался на бабах и не хочешь понять элементарной вещи. Пересадка – это, в конечном счете, неофициальная власть над миром. Не над забитыми интеллигентами, вечно пьяными пролетариями и занюхаными крестьянами, а над самодовольными бюргерами, холеными аристократами, промышленными воротилами. Лет через сто я превращу доллар в бумажку, за которой поленится нагнуться даже нищий.

– Еще один патриот выискался. Пора менять скульптурную группу на Дьяконов, Минин и Пожарский, – усмехнулся Нефтяной Барон. – Можешь заливаться кенарем перед кем-нибудь другим, а я тебя знаю, как облупленного. На страну тебе, конечно, начхать, а вот что сам хочешь стать властелином мира – охотно верю. На том и погоришь. Скорее бы.

Железный Король вскочил и нервно сжал кулаки, словно хотел ударить бывшего компаньона, но тут же взял себя в руки, медленно уселся и по лицу его вновь заструилась подколодная улыбочка.;

– Ладно, хватит болтать попусту, перейдем к делу. Погорю я или не погорю – время покажет, а вот тебе я без всякой гадалки абсолютно точно предскажу смерть скорую, но приятную. Ты ведь у нас женщин очень любишь. Рискованное увлечение в твои шестьдесят восемь. Так вот, подобрал я тебе одну красавицу. Девочка старательная, и если поручить ей какое-нибудь дело, обязательно доведет его до конца. На этот раз я приказал ей затрахать тебя до смерти, – с этими словами Дьяконов нажал кнопку селектора и сказал. – Любушка, прелесть моя, заходи.

Крапивин жадно впился глазами в открывающуюся дверь. Когда Любушка появилась на пороге, он невольно облегченно вздохнул. Дьяконов сильно поскромничал, назвав ее «прелестью». Если бы Парису довелось выбирать между ней и Афродитой, вряд ли яблоко раздора досталось богине любви. Впервые за время нахождения в плену Денис Семенович едва заметно улыбнулся. Как-то не вязался облик изысканной красавицы со смертью.