Только (не)любовь

Я окинула комнату взглядом, прикидывая, куда бы сесть и направилась туда, откуда только что встала приятная дама. Как раз в углу, подальше от любопытных глаз.

Ярослав встал у окна рядом с диваном, где сидела длинноволосая девушка и мальчик.

– Мне и тут хорошо, – сказал он, поймав взгляд приятной дамы, чьи тонкие брови в удивлении взметнулись вверх.

– Как скажешь, дорогой, – кивнула она и повернулась к сухонькому старичку: – Начинайте, дорогой Сергей Сергеевич. А то некоторые уже в нетерпении.

И коротко усмехнулась, довольная собственной шуткой.

***

Старичок обвёл взглядом всех присутствующих, чуть дольше задержавшись на моём лице, и начал:

– Итак, все вы знаете, что мой клиент и ваш близкий родственник, Дмитриев Алексей Викторович, скончался после непродолжительной болезни  четырнадцатого мая сего года. Завещание было составлено им заранее, но за пару недель до прискорбного события…– старичок откашлялся и потёр переносицу.

То ли он был друг покойного, то ли просто любил драматические паузы. Вероятно, и то и другое.

– …мой клиент и друг попросил составить иное завещание и зачитать его только в присутствии всех заинтересованных лиц. И более никого.

И снова пауза. В кабинете стало так тихо, что наверняка было бы слышно, как пролетает муха, если бы она здесь обитала. Конечно, в таком идеально чистом и респектабельном кабинете, где даже немногочисленные художественные книги, в основном авторства Теодора Драйзера, располагались в алфавитном порядке, не говоря уже о папках с делами, это было исключено.

Я видела, как ёрзала на своём месте девушка с длинными распущенными волосами, как покусывал зубочистку, которую извлёк из кармана, молодой человек, сидящий неподалёку от дамы с пышной укладкой и ярко-красным лаком, поблескивающего свежим глянцем на кончиках пальцев рук.

Больше всех мне было жаль мальчика, одетого по случаю собрания в костюм-тройку, в котором бедняга явственно чувствовал себя неуютно, но ему не оставалось ничего иного, как вздыхать и с надеждой посматривать на мать.

– Я спросил Алексея, чем вызвана такая секретность, на что он ответил, что хочет исправить некие ошибки молодости и допущенную несправедливость. И чтобы после его смерти вы не стали врагами, но научились находить общий язык.

Та самая приятная дама грустно улыбнулась и бросила быстрый взгляд в сторону молодого человека и его, вероятно, матери. Итак было понятно, что в этой семейке не всё гладко, впрочем, как и в моей, да и каждой второй.

– Так вот, опуская формальности и шапку, а я имею право это сделать, да и, полагаю, никто не будет сомневаться в здравом уме и памяти нашего дорогого безвременно усопшего Алексея Викторовича.

Казалось, нотариус специально затягивает чтение завещания и наслаждается общим нетерпением.

– Итак, со скорбью в сердце приступаю.

– Приступайте, Сергей Сергеевич, – покровительственно произнесла дама с пышной укладкой. – А то у меня тоже сейчас случится инфаркт.

– Надо меньше курить, Эльвира, – мягко усмехнулась приятная дама.

– Надо меньше нервничать, – огрызнулась та, кого назвали Эльвирой и всхлипнула, поднося платок к глазам. – А в последний месяц было так тяжко.

– Мама, всё уже закончилось, – с лёгким раздражением и усталостью сказал молодой человек с внешностью киноактёра средней руки. – Нам всем было тяжело. Дядя, царствие ему небесное, уходил тяжело.

«Наверное, потому что заслужил», – мстительно подумала я.

Покойный совсем не вызывал у меня сочувствия. Он даже ни разу не поинтересовался, как я живу и где. Наверное, и о смерти мамы не знал. Вычеркнул нас обеих из жизни и завёл другую семью.

А перед смертью вдруг вспомнил обо мне. С чего бы? Хотел, чтобы на том свете зачлось доброе дело? Стал сентиментальнее?

– Разрешите, я продолжу, – покашлял Серей Сергеевич, опуская глаза в папку, лежащую перед ним в раскрытом виде. – Так вот, пункт первый. Четырёхкомнатную двухуровневую квартиру, в котором я проживал последние годы жизни вместе с женой, Анастасией Павловной Дмитриевой и сыном, Платоном Алексеевичем Дмитриевым, по адресу…

Далее нотариус принялся зачитывать адрес элитного района Москвы. Хамовники – это же рядом с Фрунзенской набережной? Да, неплохо мой отец устроился в жизни. Может, запугал маму, пригрозил отнять меня, поэтому она молчала о его имени до самой смерти?

Вдове, которая являлась моей ровесницей, и сыну достался ещё и пакет акций крупных нефтегазовых компаний. И что-то из ювелирных украшений. По лицу Анастасии было видно, что она довольна. Чего не скажешь о  выражении лица сестры покойного Эльвиры.

Ей и племяннику достались по однокомнатной квартире в ЖК «Дом на Мосфильмовской», том, что в Раменках. Тоже весьма неплохо. На лице племянника появилась грусть. То ли о дяде вспомнил, то ли рассчитывал на что-то более ценное.

Дальше в завещании были упомянуты приятная дама, оказавшаяся матерью Ярослава, первая жена покойного. Ей тоже достались акции и элитное авто стоимостью в несколько миллионов рублей.

На лице вдовы отразилось недоумение, но Ольга Денисовна, как звали приятную даму, повернулась к ней и так посмотрела, что вдова покраснела, опустила глаза и крепче обняла сына.

Теперь дошла очередь и до моего похитителя. Ярославу Родионовичу, как звали этого неприятного типа, сверлившего меня глазами всё время, пока мы находились в кабинете у нотариуса, отошла в собственность три четверти строительной фирмы  покойного с довольно внушительном оборотом капитала. С одним но.

Оставшаяся четверть фирмы досталась мне. Как и квартира в Черёмушках, особняк в Подмосковье, в пятидесяти километрах от МКАДа.

– В случае заключения брака между Дмитриевым Ярославом Родионовичем и Багировой Гердой Алексеевной, – нотариус бросил на меня масленый  взгляд, – им будет передана денежная сумма в размере одного миллиарда рублей. Брак должен продлиться не менее четырёх лет, иначе данная сумма, а также всё вышеперечисленное имущество, которое они получают по данному завещанию, будет передано на благотворительные цели. В случае если брак не будет заключён в течение полугода после оглашения данного завещания, миллиард рублей должен быть разделён в равных долях между остальными наследниками, перечисленными в завещании. За исполнением моей воли прошу следить моего поверенного и нотариуса, Полушкина Сергея Сергеевича.

Закончив чтение, старичок со вздохом и чувством хорошо исполненного дела положил завещание на стол:

– А теперь, если вопросов более нет, прошу расписаться в установленном документе, о том, что оглашение завещания состоялось десятого июня сего года.

Нажав кнопку под столом, Сергей Сергеевич вызвал секретаршу,  она торжественно разносила папку, в которой каждый поставил подпись. Ко мне девушка подошла в последнюю очередь.

Я взяла предложенную перьевую ручку и увидела, насколько дрожит моя рука. Конечно, можно совсем отказаться от наследства, но, с другой стороны, квартира и особняк плюс четверть фирмы – совсем неплохо.

Чувствуя, как все, кто находится в комнате, смотрят на меня, я взяла себя в руки и поставила в самом низу размашистую подпись. Ручка соскользнула, и я случайно перечеркнула часть подписи Ярослава.

Глава 3. За знакомство

***

Только поставив подпись, я осознала, что всё это, с большой долей вероятности, не сон, не шутка и не розыгрыш.

Определённые сомнения всё же присутствовали: ничего не стоит арендовать на неделю офис, обустроить здесь всё и пригласить актёров, играющих роли. Только это требует значительных затрат, а взять с меня нечего.

Квартира в Саратове не считается, она в ипотеке, так что продать её без разрешения банка нельзя. Да и подпись можно будет оспорить в суде. Мол, похитители запугали, ничего не соображала.

А вообще, если я права, и всё это маскарад, то похитители ведут себя более чем странно. Телефон забрали. Сило1й привезли сюда, но паспорт не отняли, даже не спросили.

И это  настораживало сильнее мрачных взглядов, которые кидал на меня Ярослав и того болезненного любопытства, что светилось в глазах остальных «родственников».

– Откуда вы знаете, что я та, за кого себя выдаю? – спросила я, обращаясь к старичку, воспользовавшись возникшей паузой.

Он скрупулёзно и с самым невозмутимым видом перекладывал бумаги, будто это были единственные экземпляры давно утраченной остальным человечеством реликвии.

В воздухе сгустилось напряжение. Оно и раньше электрическими искрами проскакивало во взглядах украдкой, скупых жестах, тяжёлых вздохах, вылезало на свет вместе с бумажными платочками и влажными салфетками, призванными утереть слёзы собравшихся.

А по поводу чего все эти люди печалятся, мне, как постороннему, было неясно. То ли оплакивают усопшего, то ли свою малую долю в наследуемом имуществе. Правда, как всегда, пряталась посредине.