Напротив. Все, как один, были семьянинами, имели детей, а жены и вовсе утверждали или делали вид, что не знают об этой порочной стороне своих мужей.
Именно таким был Володя. Психологом. Он обволакивал меня своей харизмой. И голос его был вкрадчивым, часто он переходил на шепот, повторяя, что низкий тембр всегда запоминают отчетливее.
Моя мама, педагог по вокалу, тоже рассказывала о том, что для того, чтобы орущие дети в классе замолчали, нужно говорить с ними тихо. Шепот легче по своему весу, чем крик, поэтому он долетает до слуха быстрее.
И, тем не менее, мама все детство орала на нас так, что от этого мы, дети, могли описаться. Зная, что она нас будет избивать до полусмерти.
Позже я поняла, почему не могу сопротивляться Володе. Он напоминал мою маму, властную, но с видимостью порядочного человека, которого в обществе уважали.
Про маму
Да, моя мама смогла сделать себе такую презентацию, что никто не сомневался в том, что она – порядочная женщина. Многодетная мать, воспитывающая не только родных, но и усыновленных и опекаемых детей.
Больных сирот с психическими отклонениями. Ненормальных. С умственной отсталостью, которых никто не хотел брать в семью. А мама это делала с легкостью. Значит тут же в глазах социума получала преференции.
Ее не просто уважали – боготворили и почитали. Внимали каждому ее слову.
К тому же, мама всегда состояла в религиозной общине. И позиционировала себя набожной прихожанкой. До паталогии и самозабвения она молилась, поклонялась иконам, соблюдала все посты и читала акафисты и псалмы.
Проповедовала заповеди божьи, но это не мешало ей вести также жизнь мирскую. Себя она не обижала в том, чтобы жить на полную катушку и наслаждаться своим статусом жены начальника. И всегда имела отдельную спальню, личную портниху и кучу помощниц.
И могла флиртовать, а то и вовсе заводила любовника, когда папа находился в длительных командировках. И тогда же издевалась над нами, родными детьми, унижая нас и истязая.
Как только отец возвращался из-за границы с подарками, то мама становилась веселой и красивой. Надевала туфли на каблуках и новые платья. Пела. Музицировала. И гости, для которых в нашей громадной пятикомнатной квартире накрывались богатые столы, ей аплодировали и ее обожали.
И с нами прилюдно мама начинала разговаривать ласковым и умильным тоном. А когда гости или наши педагоги спрашивали, откуда у нас синяки, то всегда повторяла, что это дети – он падают, дерутся и бывают несносными.
Она, между прочим, многодетная мать. А не монстр.
На самом деле мама была монстром.
Только я этого не понимала и любила ее какой-то болезненной любовью даже тогда, когда терпела от нее унижения и побои.
С Володей сработал перенос, как выразились бы психологи. Это снова была та самая мама, властная, давящая, но все равно манящая и любимая.
Паталогическая привязанность
С Володей мы виделись редко, но всегда много разговаривали, гуляли или куда-то ехали. После того странного случая нужно быть круглой идиоткой, чтобы соглашаться оставаться с ним наедине. Но я не только не отказывалась, я была почему-то зависима от своего нового знакомого паталогически.
Всему, что он мне вещал, я верила. И слушала его с открытым ртом. Голос у Володи был низким, каким-то гипнотическим, как будто он рассказывал мне на ночь какую-то сказку.
Мне не хватало общения, умных мыслей от думающего человека. Я нуждалась в друге и чувстовала себя одинокой в женском коллективе, где даже Пикассо никто не знал. И страшно удивлялись моему пристрастию к чтению романов Саган.
Володя читал запоями "Братьев Карамазовых", что было для меня показателем – передо мной интеллектуал. Я прощала ему некоторую неряшливость в образе. Мой друг не был щеголем, так я никогда и не требовала от мужчин выбритости и галстуков с запонками.
Мне казался он монолитным, робастным, надежным. Хотелось ему верить и внимать.
Больше о своей жизни Володя не рассказывал ничего. Я имею ввиду о личной жизни. И я не знала, была ли у него семья. И почему в достаточно взрослом возрасте он все еще один.
Про работу Володя тоже говорил мало и как-то вскользь, считая, что технические моменты мне будут просто не интересны как женщине.
Он считал меня феей. Я носила тогда длинные юбки.
– Ты эфемерная. – Потворял мой новый знакомый, намекая на мою некоторую наивность и хрупкость.
И второй странностью в поведении Володи было то, что у нас не было интима. Да. Он откровенно мне на него намекал. Но не пер на меня танком. Мне его манера импонировала. Но в то же время я задавала себе вопрос – а бывает ли дружба между мужчиной и женщиной?
Володя в классическом понимании этого слова за мной не ухаживал. Да. Мы общались. Но он не дарил мне цветов и не устраивал романтиков. В наших отношениях все было стабильно – долгие беседы, как у психотерапевта. Прогулки. Совместные вылазки на природу.
Даже обедать Володя сбегал в гостиницу, повторяя, что еда включена в его пакет услуг.
И, кстати, я начинала чувстовать себя какой-то пациенткой своего друга, вкрадчивого, понимающего, заботливого.
Он умел слушать, давать советы, быть на моей стороне, если я вдруг жаловалась на свинство со стороны своего руководства и на невыносимое поведение коллег.
Я стала осознавать, что Володя стал каким-то откровением, источником моей уверенности в том, что меня поддержат. Хотя бы психологически. О финансовой стороне речи не шло.
Ведь он был моим другом – не любовником же. Но я задавала себе вопрос – зачем я Володе? Зачем взрослый серьезный мужик, который в нашем городе в командировке, так удачно со мной сошелся? Кто он? И правда ли то, что он о себе вещает?
Интуиция подсказывала мне, что в этой истории много слепых зон, которые мой новый знакомый мне не подсветил. Да и как он мог раскрыться, если я не хотела снимать свои розовые очки и вцепилась в свое обожание всеми фибрами души?
Исчезновение
Однажды Володя совсем исчез. Он мне не звонил и не писал. Я сама пробовала до него достучаться. Мне стало не хватать его, как воздуха. Наверное, я к нему успела привыкнуть настолько сильно, что нуждалась в наших разговорах и в его участливом слушании меня.
Я даже стала испытвать что-то вроде озноба, как будто мой друг меня к себе приворожил. И каждую секунду заглядывала в мессенджеры – не пришло ли от него сообщение. Нет. Никаких звонков от него не было. И сообщений тоже.
От отчаяния мне пришла в голову мысль сходить в ту гостиницу, где он остановился, будучи в командировке, и узнать о нем хоть что-то. Но как бы это все выглядело? Ну вот заявлюсь я к администратору и начну наводить справки. Я кто такая Володе? Ведь я даже не знаю его фамилии.
Вот именно в тот момент мои иллюзии рассыпались. Я поняла, что есть однобокая реальность. И рядом мои фантазии. И они не пересекутся ни в каких точках.
Мое состояние было настолько шококвым, что на некоторое время я была выбита из колеи. У меня образовались, как у дрессированной собаки, условные рефлексы на внешние раздражители.
Звонки, сообщения, обратную связь от Володи. Я даже вспомнила, что он рассказывал о том, как дрессировал собак. И говорил, что это легче, чем терпеть в отношениях капризы женщины.
Меня немного укололо это странное сравнение, но я сделала вид, что не обратила на этот нюанс внимания.
Мне вообще было удобнее не замечать очевидных вещей. И некоторой странности в поведении Володи. Появляться и исчезать. И инициировать наши встречи только тогда, когда ему это удобно. А не мне.
Я не была у него в гостях, не знала, с кем он общается, да и сама не стремилась позвать своего друга к себе. Я жила на квартире и стеснялась своего убогого существоания.
Но Володе было все равно на то, как я живу. Кажется, он был не меркантилен. Но тогда почему он ни разу не сводил меня за свой счет в кафе? Не угостил чем-то? Не помог? Я ведь была в ужасных стесненных условиях!
В принципе, размышляла я, он мне ничего не должен. И если решил прекратить наше общение, то просто прекратил и все. А что он должен был сделать? Писать длинные письма, как Евгений Онегин? Объясняться со мной?
Выглядело бы это, скорее всего, неуместно и нелепо.
Проведя себе этот коучинг, я почти смирилась с тем, что с Володей история закончена. В конце-концов, мы не были мужем и женой. И даже любовниками так и не стали.