Три девицы и тайна Медной горы

Маменька, женщина малообразованная и недалёкая, весьма гордилась, что в доме всё как у приличных людей – кухарка, нянька и приглашенный учитель. Младших со временем отдадут в гимназию, а с Лизки довольно и того, что есть, ни к чему ей образование.

Это материнское пренебрежение Лиза чувствовала, сколько себя помнит, и братья с сёстрами также стали к ней относиться, и даже кухарка. Только отец и няня немного любили её. Она не понимала причин и старалась изо всех сил заслужить любовь домочадцев. Первой начинала смеяться грубоватым шуткам батюшки, исполняла все прихоти матушки. Лет с 8 присматривала за младшими и терпела их капризы, помогала на кухне, мыла полы и окна.

За малейшую провинность Лизу сурово наказывали. Там, где младшим матушка грозила пальчиком, её карали ледяным молчанием, лишением еды или заключением в тёмном чулане, смотря какое настроение было у маменьки. Она ни разу не ударила старшую дочь, но Лиза была готова подставить спину под розги, лишь бы не страшный материнский бойкот.

Но отец опять уезжал надолго, родительницу это раздражало, и она отыгрывалась на Лизе. Братья и сестры не ставили её заботы ни в грош и даже кухарка отчитывала за то, что Лиза плохо делает её работу. Немного скрашивала непростую жизнь няня, мастерица рассказывать истории. Заслушиваясь байками про леших, водяных, домовых, русалок и ведьм, Лиза погружалась в сказочный мир, представляя всё как наяву.

Подросшая Лизавета обратила внимание, что и внешне отличается от семьи. Как-то она подслушала беседу кухарки с няней, те перемывали косточки хозяевам и соседям. Девушка не обратила бы на него никакого внимания, если бы они не заговорили про маменьку.

– Да иди ты! – скептически сказала няня. – Ни в жисть не поверю, что хозяйка такая.

– Ага, – неприятно захихикала кухарка. – Нешто не видишь, что Лизка на других детушек не похожа? Те короткие да коренастые, а она дылдища. Волосы и глазья одной масти, но носишко у ей маленький и уста приглядные, не в родню.

– Хозяин говорит, что в бабку она, его порода, – защищала няня благодетелей. – Чего ты болтаешь, злословница!

– Да знамо дело, наблудила в своё время жинка – ехидствовала кухарка. – А хозяин срам прикрыл, охомутался. Лизка на пять лет старше второго сына, а остальные погодками повыскакивали.

– Вот же зловредная баба, – рассердилась нянюшка. – А ну рот закрой и ступай щи варить, смотница пустозвонная! Вот ужо хозяйке расскажу, она тебе всыпет!

– Хозяяяйка! – продолжала злобная баба. – От сохи ища недавно, а заважничала. Потаскунья, прости Господи. Тьфу!

Разговор глубоко запал в душу Лизе. Может в этом причина семейной холодности и она живое напоминание материного позора? Лизавета жалела её и старалась ещё больше угодить, но напрасно.

Равнодушие домочадцев подтолкнуло Лизу к поиску одобрения вне семьи. Примерно в 10 лет она обнаружила, что церковь это место, где её понимают и принимают безусловно, батюшка хвалит за обладание «высшей христианской добродетелью – скромностью» и дурного про неё не знают. И пару лет Лиза с удовольствием ходила на утренние и вечерние службы.

Маменька, посещавшая храм только по церковным праздникам, сжимала губы куриной гузкой, слушая похвалу старшей дочери и по пути домой, говорила, что расскажет настоятелю про грехи её сатанинские – неуёмную любознательность и мотовство. Она считала, что Лиза дорого им обходится, потому что слишком быстро растёт и чересчур много ест. Девочка молила не делать этого, но маменька только радостно смеялась над её унижением. Вскоре Лиза перестала ходить в церковь.

А в 12 лет она поняла, что любит Никиту, соседского сына. Они жили рядом давно и даже играли вместе, когда были совсем юными. Потом Никиту увлекла мальчишеская жизнь, а Лизу отдалили от совместных беспечных забав учёба и домашние хлопоты. Но он продолжал защищать девочку от мальчишек-задир, приносил кусочки колотого сахара, заменявшие недоступные конфеты, и Лиза потянулась к нему всей нерастраченной нежностью. Они стали встречаться, не позволяя себе ничего лишнего, разве что кроме нескольких целомудренных поцелуев, и уговорились, что поженятся, когда придёт время.

Лизавета примирилась с ссылкой в Сосновоборск. Она выдержит, вернётся и исполнит своё яркое, страстное желание – выйти замуж. Уверенная в том, что только став доброй женой и любящей матерью, она обретет истинное счастье и стремилась уложить жизнь в простую формулу – жила, родила, померла.

Глава 5. Обитатели весёлого дома.

За исключением Аксиньи и Лизы, обитатели весёлого дома просыпались поздно. Хлопотать насчет еды кухарка принималась с раннего утра, ведь кормить дюжину человек каждый день непросто. А уж угодить взыскательным гостям? Право, разве могла обыкновенная кухарка изготовить томлёных в трюфелях перепелов или лосятину, запечённую с белыми грибами? Но Аксинья варила отличные щи и уху, запекала ароматное жаркое, стряпала отменные блины и вкусные пироги, так что с повседневной стряпней справлялась прекрасно. Большинство девиц совершенно не избалованные, и довольствовавшиеся ранее тюрей с квасом и печеной репой, объедались местными кушаньями, особенно по первости. И мадам Жанетт нашла наилучшее решение – для званых вечеров и гостей блюда доставлялись из ресторана, а кухарка кашеварила для работниц.

Аксинья ходила на рынок 2-3 раза в неделю, разбирала провизию, топила печь и готовила. Попутно шпыняла поваренка, мальчишку лет 12, обязанного натаскать воды и дров, почистить овощи и сделать прочие несложные дела. Помощник огрызался, кухарка ворчала – день продолжался как обычно.

Лизавета с утра прибирала комнаты. Бутылки, бокалы, вазы с пирожными и фруктами, обертки от конфет, огарки свечей – гости и работницы борделя в шальном веселье совершенно не стесняли себя. К обеду приходила баба-подёнщица, и пока она отмывала и натирала паркет, обычно просыпались девушки, и Лиза с помощницей шустро наводили порядок в их комнатах.

В борделе проживало девять постоянных девушек. Брюнетки, блондинки, рыжие – на любой вкус и кошелёк, любила повторять мадам Жанетт. Работниц в заведение брали не за красоту. Миловидность, опрятность, зачатки хоть какой-то культуры, отсутствие комплексов и иллюзий – вот критерии, по которым выбирала мадам. У каждой девушки в прошлом своя история, зачастую трагическая, и если это не привело к печальным последствиям, то кандидатка вполне могла справиться с незавидной жизнью продажной женщины.

Мадам строго смотрела за своим цветником, заботилась о здоровье, требовала неукоснительного соблюдения гигиены и чистоты. Кокотки щеголяли в основном дезабилье – корсеты, панталоны, чулки, но на «официальные» мероприятия надевали платья – короткие, с глубоким декольте, оголяющие то, что прятали обыкновенные дамские наряды. Всё это текстильное великолепие постоянно чистилось и стиралось городскими прачками.

Среди девушек выделялись двое – Матильда и Катеринка.

Матильда, которую все ласково звали Мати, изящная сероглазая блондинка, всегда тщательно причесанная, в роскошных нарядах пастельных оттенков, являлась примой заведения с полагающимися ей привилегиями – капризами и шалостями. Матильда неплохо музицировала на пианино и гитаре, и исполняла шансонетки, романсы, народные песни. Сцена её голосу не светила, а вот для борделя он звучал весьма недурственно. Вечера, в которых принимала участие Мати, привлекали больше состоятельной публики, чем обычно, по причине неизбалованности местных жителей заезжими артистами, и за это ей прощали все капризы. Деньги в веселом доме любили.

Но переплюнуть Катеринку в этой любви было трудно. Вторая по значимости куртизанка желала денег до дрожи, до истерик. Страсть её к золотому тельцу изумляла даже, повидавшую жизнь, мадам Жанетт. Внешне Катеринка являлась полной противоположностью Матильде, а на фоне остальных глуповатых и незлобивых товарок, она и вовсе выглядела звездой порока. Густые черные волосы, распущенные по плечам или уложенные в высокую причёску, шелковые платья всех оттенков красного и тугие корсеты. Этакая femme fatal Пермской губернии.

Обе девушки вели неправедную жизнь в веселом доме. Но одна из них просто жила – ярко, весело и не собиралась там задерживаться. А вот вторая…

Глава 6. Снова про Лизу. Май, 1895 год.

– Привычка свыше нам дана: замена счастию она, – твердила Лиза каждое утро, глядя в крохотное зеркало. Ощущать себя образованной особой было приятно, и она с удовольствием цитировала «Евгения Онегина», которого задавал учитель. Хорошо, что маменька не знала об этом, она бы не одобрила.

Лиза уже поняла, что положение её вполне неплохо, начала получать удовольствие от новой жизни и, несмотря на большую загруженность, ощущала себя свободнее, чем в отчем доме. А сердечную тоску заглушили свежие впечатления. Девушка уже осмеливалась на длинные прогулки в свободное время. Особенно по душе пришлась ей вокзальная площадь. Мадам посылала Лизу к прачке, что обитала вблизи вокзала, на извозчике, а обратно дозволяла не спешить, и девушка пользовалась этим, чтобы посидеть в сквере на скамейке и поглазеть на людей. Бытовые сценки, повседневные хлопоты, случайно подслушанный разговор – всё удивляло, восхищало и вызывало приятное чувство сопричастности к другой, более интересной чем у неё жизни. Городок нравился Лизе всё больше.

Прежнее размеренное и скучное существование, где годами ничего не менялось, кроме чисел в календаре, осталось далеко. Конечно, ей не хватало родителей, скупых на ласку, но привычных. Первое время она даже немного скучала по истерикам маменьки и в ушах звучали её наставления:

– Что бабе для счастия нужно? Дом полная чаша, деток поболе да муж справный. Тогда всё верно в твоей жизни, всё по-людски. Так нам родители твердили, так и мы вас напутствуем. Родители плохого не посоветуют.

Странно, что, поучая Лизу такими словами, она услала её за много верст от жениха. Но матери лучше знать, она опытнее, мудрее. Маменька всегда и всё решала за неё, это было очень удобно.

Зато здесь никто не унижал Лизу – мадам строгая, но справедливая, Аксинья приветливая и душевная, и большинство девушек ласково с ней обращались.

Лиза пробовала писать домой, но в ответ пришла только одна весточка. От батюшки. Он сожалел о разлуке и призывал к терпению. Ну и ладно, думала Лиза, не очень-то и хотелось. Хорошо, что у неё есть Никита, он любит, не предаст, дождется и всё у них будет как положено. Правда жених тоже не отвечал на её письма, но Лиза всегда придумывала ему оправдания.

Она ни с кем, кроме кухарки, не сблизилась. Девушка привыкла быть одинокой среди множества людей, даже Никита не понимал её. А так хотелось иметь подле себя родственную душу! Но если бы вдруг Лизу спросили, для чего собственно ей это нужно, она бы не нашлась с ответом.

Вот в романах всё было просто, и возлюбленный понимал героиню с полуслова, и верные друзья спешили на помощь по первому зову. Вот только не написаны в книгах инструкции как искать таких друзей, поэтому, каждый раз, повторяя молитву для отхода ко сну, Лиза просила:

– Боженька, пожалуйста, пошли мне подругу. Ну хоть самую завалящую. Мне многого не нужно. Пусть будет рядом и понимает меня. Спасибо, боженька.

Жалование Лизе назначили небольшое и чтобы накопить денег на приданое потребуется много времени. Аксинья хохотала, предлагая подработать. Девушка сердилась.

Она дурнушка – высокая, нескладная, полноватая, ни интересных форм, ни стати, длиннорукая и длинноногая. Круглое лицо с невнятными бровями и невеликими карими глазками да тёмно-русые тонкие волосы, теперь собранные в пучок. Немного скрашивали общее плачевное зрелище аккуратный носик и красивые, словно нарисованные умелой рукой художника, губы, и выражение лица – немного детское, всегда готовое удивиться.

Конечно, её женская непривлекательность служила охранной грамотой неопытности и целомудрию. Хотя кухарка ехидничала, что на каждую внешность найдется ценитель. Но как же хотелось красоты, притягивающей к себе восхищённые взгляды!

Утешением и предметом восторга неискушённой Лизы стало новое платье, которое мадам называла чуднЫм словом «униформа». Наконец-то, как и подобает юной девице, она начала обзаводиться нарядами! Девушка ласково касалась платья, висевшего на плечиках, и хлопчатая шотландка, из которой пошили наряд, приятно шуршала в ладонях. Облегающий лиф с наглухо закрытым декольте, юбка средней пышности, серый мышиный цвет – то что нужно для рабочей одежды. Из украшений – крахмаленный кипенно-белый воротничок и белоснежный фартук с рюшами. Дополняли наряд исподняя маркизетовая рубашка и нижняя юбка из хрустящего кремового коленкора, их было по несколько штук и полагалось менять ежедневно.

Это первое приличное платье, купленное для неё, а не перешитое из старых маменькиных салопов, батюшкиных сюртуков и пожелтевшего тюля. Модистка приходила в родительский дом раз в полгода и неделю строчила на привезенной с собой машинке Зингер, в специально отведенной комнате, перелицовывая одежду для всего семейства. И хотя мастерица пыталась украсить скудными художественными средствами Лизины наряды, они получались жалкими – мешковатыми, затасканными.

Не доверяя прачке, Лиза чистила обожаемое платье сама, для чего завела специальную щетку. Обедала она теперь с обязательной салфеткой, заткнутой за воротник. Шутка ли – малейшее жирное пятно испортит весь её гардероб! И проходя мимо больших зеркал, всегда украдкой любовалась собой, стесняясь вертеться перед отражающей гладью как остальные местные барышни. Дешёвенькие чулки и удобные туфли на низком каблуке из грубой воловьей кожи также восхищали неизбалованную девушку. Каждый вечер, невзирая на усталость, Лиза смазывала обувь гусиным жиром и натирала суконной тряпицей до блеска.

К приятностям новой жизни относилась и комната во флигеле, стоявшем за домом, в глубине сада. Лизавета, которая всегда делила помещение с младшими сестрами, наслаждалась покоем и уединением в маленьком, зато теплом и светлом жилище.

И столовалась горничная неплохо – её наняли со столом, чаем и сдобой, до которой она большая охотница. Кухарка подкладывала Лизе кусочки повкуснее и пожирнее, резонно отвечая остальным девушкам, что Лизавете поправиться не страшно, она фигурой на жизнь не зарабатывает. Говорила Аксинья по-доброму и никто не обижался.

За одежду у Лизы вычитали из жалования, остальное она откладывала, так как не умела обращаться с деньгами. Нужно накопить рублей триста. Каких-нибудь два-три года службы и она наберет на приданое. Ей будет 18. Почти старуха!

Глава 7. Неожиданная подруга. Июнь, 1895 год.

Когда Лизавета уже смирилась с мыслью, что одиночество – это ниспосланное ей свыше испытание, она внезапно обзавелась подругой. Да какой!

Как-то вечером она заменяла гардеробщицу, разбитную соседку-вдовушку, славившуюся доступностью. Очередной гость, низенький плотный человечек в мундире титулярного советника, отдавая пальто, хлопнул пониже спины отвернувшуюся горничную, и мерзко захихикал.

– Ах, оставьте! – пролепетала растерявшаяся Лиза. – Вы с ума сошли!