Тем, кто еще не включил телевизор и все еще следит за судьбой Т., я хотел бы напомнить, что многие умные люди считали привычку единственным наглядным доказательством того факта, что смысл жизни существует. Т, надо сказать, так не думал. Он вообще не думал в таких категориях. Честно говоря, он и в каких-либо еще категориях (кроме: «выше, быстрее, сильнее», разумеется) думал нечасто, что служит еще одним доказательством пользы привычек.
Т. прожил 44 года по привычкам, не догадываясь, что он Воин. Герой. И вполне мог бы не догадаться, если бы на станции метро «Сокол» не сменили турникеты на новые – те, что с пластиковыми дверями, которые должны открываться при приближении любого человека, желающего выйти из метро. Для тех, кто не понял, ключевые слова: «новые», «должны», «любого».
Стать Воином Т. заставила битва между ним и турникетом. Не удивляйтесь. В жизни всякое бывает.
Не то что вне жизни.
Битва началась в 8.42 14 марта 2008 года, в пятницу. Крайний правый турникет, до сих пор покорно пропускавший всех подряд, не открыл свои пластиковые двери перед Т. Не открыл, и все. Он ведь – турникет и не обязан отчитываться в своих действиях ни перед кем. Тем более перед учителем физкультуры.
Далее события развивались примерно так:
8.43. Т. стоит перед турникетом. Двери закрыты.
8.44. Т. стоит перед турникетом. Двери закрыты.
8.45. Т. пинает двери турникета ногой. Двери закрыты все равно.
8.46. Т. проходит сквозь соседний турникет.
8.47. День Т. погиб, похоронен и отпет.
Более того, погибли еще два выходных дня, поскольку Т. не мог ни о чем думать, кроме как о том, что произошло в пятницу (его унизили) и неизбежно произойдет в понедельник (его унизят опять). Можете не верить, но мысль о том, чтобы выйти из метро через другой турникет, пришла ему в голову еще в пятницу в 23.45 и была с негодованием отвергнута. Человеку не пристало отступать перед высокомерной железякой. Что-то вроде этого он мог бы сказать в 23.46, если бы мог думать в таких категориях. Но он ничего не сказал. Во-первых, чтобы не будить жену. А во-вторых, не сказал, и все. Две ночи почти не спал: с пятницы на субботу и с воскресенья на понедельник.
Вы еще здесь? История длинная и развивается неспешно. В понедельник в 8.43 крайний правый турникет спокойно пропустил Т. наружу. И во вторник. И в среду. А в четверг, раскрыв, было, двери, он внезапно их захлопнул, больно ударив Т. по ребрам. Битва продолжалась.
Провести шесть уроков физкультуры с ушибленными ребрами непросто, но он выстоял. В пятницу он ринулся сквозь турникет с безрассудством быка, в первый (и последний) раз попавшего на арену «Plaza Monumental de Las Ventas» и получил новый удар. Двери закрылись мгновенно, и Т. врезался в них с разбегу. Раздался треск. Нет, пластиковые двери выдержали. Треснуло ребро Т.
Вот в этот миг он стал Воином. Бесстрашным и Мудрым.
Он отступил.
Прошел через соседний турникет.
Пришел в школу.
Провел свои уроки.
Поговорил с учителем физики.
Посидел в классе информатики, с упорством вола раздвигая болотную жижу инета.
Распечатал пару схем на хромом школьном принтере и вновь пошел к учителю физики.
В субботу в его школе уроки физкультуры были только у младших классов. Он договорился о замене и поехал на «Горбушку». За оружием.
Итак. Понедельник. 23 марта. 8.42. Т. ровным шагом подходит к турникетам и направляется к крайнему правому в их ряду. Фальшивое бесстрастие открытых дверей больше его не обманет. Он Герой: слышит нервное гудение внутренностей турникета, видит мушиное подрагивание дверей. Сделав шаг внутрь, он останавливается и встречает прямым взглядом, обращенный к нему злой зрачок фотоэлемента.
Звучит музыка Мариконе. Человек и турникет замерли в ожидании. Падает секунда.
Вторая.
Третья.
Нечеловечески быстрым движением, Т. выхватывает электрошокер и приставляет его к болевой точке турникета. Разряд. Шипение. Невнятное движение пластика – последняя сверхтурникетная попытка закрыть двери. Жизнь уходит из машины судорожными толчками электричества.
Человек медленно проходит сквозь турникет. Поворачивая на лестницу, он бросает равнодушный взгляд на останки покореженного противника. Человеку больше нет дела до мертвой железки. Битва выиграна. Турникет перейден.
Отсюда мораль: построй себе триумфальную арку, пройди под ней и успокойся.
Заседание второе
Эту историю рассказал мне старый приятель, с которым мы встретились на ежегодном собрании однокурсников. Он рассказывал, водя вилкой по тарелке с салатом, а в это время еще один наш однокурсник пытался петь: «Виноградную косточку в теплую землю зарою» Булата Окуджавы на мотив «А ну давай наяривай» группы «Любэ».
Название басни:
Опять кто-то дышит в затылок
рассказчик:
Виктор Коренев
Так вот, этот мой приятель внезапно как-то обнаружил, что притягивает к себе придурков. Оговоримся, он никого не обзывал, он дал определение.
– Придурок, – сказал он, – это человек, поступающий дурно и знающий, что поступает дурно, но при этом делающий вид, что ничего особенного не происходит.
В отличие от дурака, то есть человека, слабо связанного с реальностью (объяснял он мне), придурок очень точно вписан в действительность. Он совершает дурные поступки не только и не столько для того, чтобы получить для себя какую-либо выгоду (тогда бы он был простым негодяем). Нет, он демонстративно не замечает разницы между хорошим и дурным. И это дает ему преимущество выживаемости. Дурак, следуя своей ДУРИ, часто вредит самому себе. Негодяй, делая НЕГОДНОЕ другим, постоянно вынужден оправдываться, пусть даже в собственных глазах, затрачивая на это дополнительные силы и эмоции. Придурок же может просто не замечать других людей и уважать только себя. Ergo: дураком быть глупо, негодяем – стыдно, а придурком – удобно.
Мой знакомый утверждал, что нашествие придурков началось внезапно. Его сосед, живущий этажом выше, как-то по весне стал слушать «Радио Куча» с открытым окном. Тут же другой сосед, недавно купивший большую машину марки «SsangYong», стал ставить ее у входа в подъезд, перекрывая проход на три четверти. Там как раз удобно: если двумя колесами на тротуар заехать, можно машину разместить, так, чтобы ее никто, проезжая мимо, не задел. И еще одно удобство состоит в том, что жители дома, проходя к двери в подъезд, неизбежно полируют бампер машины своими куртками и пальто.
Сам мой приятель, назовем его К., машину покупать себе почему-то не стал, на работу ездит в метро. Он мне рассказывал, что там, в вагоне метро, каждый раз, когда рядом с ним освобождается место, туда сразу же плюхается жирный потный тип с бутылкой пива в руке и желанием поговорить. Вариант: толстая тетка с мобильным телефоном, по которому уже говорит очень громко. Там же в метро не слышно ни черта.
Его студенты (а он преподает на факультете справедливого управления) очень полюбили на лекциях пить колу с чипсами и говорить по мобильным телефонам. Некоторые культурно выходят из аудитории, другие говорят так. Они не встают в тот момент, когда он входит в аудиторию, зато после лекции все они хлопают в ладоши. Придурки.
Этот мой приятель К., он, как вы, может быть, догадались, не очень коммуникабелен. Если возникает потребность пообедать в кафе в городе, то выбирает какой-нибудь дальний столик, где может посидеть в одиночестве. Но стоит ему занять этот самый столик, как тут же два соседних занимают компании молодых людей, говорящих между собой на своем языке, который им кажется нормальным. При этом оказывается, что юные существа за одним столом прекрасно знакомы с теми, что расположились за другим. А другой, напомню, – это через стол (и голову) К. И вот те, что сидят за одним столом, начинают дружить с теми, что сидят за другим столом. Дружат они, конечно, при помощи колы, сигарет, чипсов и слов. И все это через голову К. А у него на отдельные слова особая реакция: ему не хочется жить.
А еще у него рядом с домом построили новый футбольный стадион. И разные люди в разноцветных шарфах проходят теперь его двором по субботам. Они бросают под ноги упаковки из-под чипсов и бутылки из-под колы. И сигареты. И слова. И с ними идут их девушки. И они перебрасываются этими словами. И бутылками из-под колы. И им весело, а моему коллеге К. опять не хочется жить.
Когда я спросил его, почему же он решил, что именно он притягивает придурков, он мне ответил:
– А как же? Вот же они, рядом.
Действительно, ведь это его соседи, его улица, по которой идут ночью сограждане и весело бьют друг другу морду под его окном. И это его студенты оставляют в аудитории недоеденную пиццу. А метро? Ведь не может быть в Москве такого количества придурков с пивом и мобильниками, чтобы занимать все свободные места рядом с К. Или может?
А почему в Безымянной библиотеке, в профессорском зале, в любой его части, именно напротив К. садится доктор наук в засыпанном перхотью пиджаке, надетом на грязный свитер, долго толкает стол чугунным животом и начинает сморкаться в кулак?
Ему трудно стало заходить в продовольственные магазины. Там у касс его ждут покупатели, забывающие что-то там положить в тележку и уходящие надолго искать свой забытый товар, заставляя кассиршу (и К.) ждать. Там юные дамы с детьми-ангелами перекрывают своими тележками проходы между стеллажами, а другие, с такими же тележками и ангелами, тут же наезжают ему на пятки, стоит ему лишь чуть-чуть притормозить.