Неповторимые. Сказ о родных людях, об односельчанах, сокурсниках, сослуживцах, друзьях; об услышанном, увиденном

– Этого молодого человека ко мне!

Сходил на перекур, а после, с засученными рукавами, принялся вытаскивать из моей головы остатки знаний. Результат был предопределен заранее.

Он, обозвав меня «пособником американского империализма», ласковым тоном попросил прийти к нему по осени. Я был страшно возмущен и пока шел по коридору, молча вел с ним пронзительный диалог:

– Зачем вы столько времени изгалялись надо мной? Я ведь уже поверил, что хотя бы на «удовлетворительно» сдал. Если вы решили меня завалить, то выгнали бы в самом начале! По крайней мере, не так было бы обидно.

«Но Цезарь всегда прав», с ним не поспоришь. На втором курсе, я уже не пропустил ни одной его лекции, сидел за первым столом, глядел ему в рот и старательно записывал все его лекции.

Когда пришел на очередной экзамен по истории, Назар с Сашкой уже были в аудитории, и каждый из них дожидался своего череда.

Боронов на подмогу к себе пригласил старую свою гвардию и нескольких молодых ассистентов. Ходила молва в студенческой среде, что Боронов коли, кого невзлюбит, то человеку, попавшему в немилость, не приходилось рассчитывать при сдаче экзамена на его благосклонность.

Я себя относил к этой категории и думал, что он и на этот раз меня накажет. Хотел было, не искушая судьбы, сразу уйти с экзамена, но была надежда, что старый доцент забыл, и если случится чудо, он меня, не глядя, отправит к своим помощникам.

Когда, переборов свои сомнения, я вытянул билет, то он мне показался чересчур легким и простым. Работа Ильича «О кооперации». Я был на той лекции и помнил повествование Боронова на эту тему почти дословно.

Почувствовав какой-то азарт, я решил пойти, именно, к нему и все выложить слово в слово. Но он переправил меня к молоденькому ассистенту, который и сделал свою работу спокойно, главное, без всяких крайностей.

Как потом оказалось, он был однокурсником моей сестры и мы, пожав друг другу руки, очень довольные нашим знакомством разошлись: он остался сидеть на своем месте, а я вышел к своим друзьям – с утра с ними не виделись.

По сложившейся традиции они не сразу ушли после сдачи экзамена, а стояли в коридоре, дожидаясь своего товарища, то есть меня. Назаревич стоит, понуро опустив голову и, как-то неестественно улыбаясь, а рядом с ним Сашка буквально рыдает от хохота.

Он, бедолага, пока я был в аудитории, уже устал от смеха; посинел слегка и икает через раз, но, тем не менее, взрывы смеха нет-нет, да и сотрясают его могучее тело.

Спрашиваю:

– Что, случилось?

На что Сашка, кое-как уняв новый приступ смеха, поведал мне вот такую историю.

Из старой бороновской гвардии, особо усердствовала одна дама бурятской наружности и очень преклонного возраста. Она громовыми раскатами своего мощного баса затмевала даже самого Боронова.

Мне тоже показалось тогда, что Боронов и сам от нее несколько подустал. К ней-то и подсел Назар, на свою голову. Сначала, как рассказывал Сашка, все шло нормально.

Затем, под завершающие аккорды, она, как бы, между прочим, спросила у Назара – откуда он родом и есть ли у него родители.

Назаревич чистосердечно и с детской непосредственностью выложил ей, что он родом из Курумкана и родители его живут там же. На ее вопрос часто ли он их навещает, Назар простодушно ответил:

– Да, езжу к ним, в основном, когда мясо заканчивается, и молочные продукты на исходе.

Услышав от молодого человека не те слова, которые рассчитывала услышать, пожилая женщина, от возмущения перешла от густого баса на визгливый фальцет, и долго отчитывала бедного Назаревича:

– Нет, чтобы помогать родителям, а они ездят только для того, чтобы пополнить свои съестные припасы! Что за люди пошли?

Ну, что за молодежь? Н-е-е-е-т, в наше время все было по-другому! Мы, не успев переступить порог родительского дома, сразу же впрягались в работу.

Короче, досталось нашему другу по самое не могу и вдобавок, она не засчитала ему экзамен:

– Молодой человек, придете ко мне на пересдачу! Не вздумайте, искать других преподавателей. Только ко мне!

Выпроводив Назара из аудитории, она не успела еще отдышаться, прийти в себя, как пред ее ясные очи, нарисовался Сашка. Мгновенно оценив ситуацию, он оказался, как принято говорить, в нужном месте и в нужное время.

Преподша, опустошенная наглостью Назара, словно он у нее выжал последние соки, рассеянно перебирала свои бумаги и лишь спустя некоторое время приступила к своим обязанностям, взяв сразу быка за рога:

– Кто такой, кто родители, откуда родом?

Сашка был готов к такому сценарию, и запел соловьем:

– Я из Иркутской области, родители – пенсионеры и живут в деревне, в Осинском районе. Я у них единственный сын.

Та согласно кивает головой, не забывая вставлять свой излюбленный вопрос:

– Часто навещаете родителей?

Сашка, начиная входить в роль, еще больше распушил хвост:

– Конечно, часто навещаю их, я же у них один сын. Езжу каждый месяц, работы по хозяйству хватает: дрова надо вывезти из леса; распилить, расколоть все и сложить под навесом, чтобы родителям не в тягость было их брать зимой для растопки.

По весне надо помочь с огородом: мать у меня биолог по образованию, поэтому высаживает в огороде все, начиная от картошки, заканчивая всякой зеленью. Так что, работы с огородом хватает!

Мать уже старенькая, не может, как раньше высаживать сама. Сейчас она больше показывает да учит, а всю черновую работу приходится делать мне, правда, под ее руководством.

Чувствуя, что его внимательно слушают, Сашка с упоением продолжает нести:

– Не успеешь после весенних работ отдышаться путем, приходит пора прополки огорода. Так как, огород у матери большой – 2 гектара с небольшим, работы хватает на все лето.

Окончательно слетев с катушек Сашка продолжает:

– А там глядишь, и ягода входит в рост. Опять же надо для родителей ягоду собрать, варений всяких на зиму приготовить. У нас места богатые земляникой. Нигде я столько земляники не собирал, как у себя на Родине.

Валентин Гафт, в свое время, изрек такую эпиграмму:

– Как нельзя остановить бегущего бизона, так нельзя остановить поющего Кобзона.

Сашку несло, и он продолжал петь без удержу, не хуже Кобзона:

– А в июле, в августе наступает пора сенокоса. Коров родители содержат много, так что весь июль и август у меня уходят на покос.

Бабушка, умиленная рассказами Сашки, начинает проявлять к разговору живой и неподдельный интерес:

– И со всей этой работой вы справляетесь один?

Сашка, вздохнув тяжко, продолжает:

– А что делать, не бросишь же родителей. А переезжать в город они не хотят, вот и приходится мне мотаться из города в деревню. А осенью надо все собрать, что посадили по весне. Солить, мариновать и закладывать все это хозяйство в закрома.

Не успеешь разделаться с этой работой, как к середине октября наступает пора кошения зеленки. Хоть я и заготавливаю сенажа впрок, но зеленая масса, по словам матери, очень плодотворно сказывается на удоях.

Бабушка, растроганная пением Сашки, успевает вставлять, в образовавшуюся брешь его красочного монолога, свое:

– И как же вы справляетесь один? А жена…, а жена что вам не помогает?

На что Сашка, скромно потупив «ясны свои глазыньки»:

– Жена моя тоже деревенская. Но сейчас она мне не помощник. Сидит с детьми. Дети у меня еще маленькие – сын и дочь. Кстати, я им обоим дал имена своих родителей.

Тем самым окончательно разбив сердце пожилого человека, Сашка в ответной речи слышит, приятно ласкающую его слух слова, которые отдаются в его душе сладкой музыкой.

Та, безвозвратно потеряв контроль над своими эмоциями, восклицает:

– Какой же вы молодчина! Передайте своим родителям мое материнское спасибо, за то, что они воспитали такого замечательного сына.

Был тут один перед вами… так тот, вместо того, чтобы помогать своим родителям, все только тянет с них!

Экзамен Сашка сдал на очень «хорошо». Позже он не раз поминал, своего прелестного учителя, добрым словом. Хохотал, по своему обыкновению, до слез и все повторял свое любимое:

– Ужас, ой ужас…

В тот момент Сашка почти сам поверил своим россказням. Удивлялся только потом – откуда и что взялось, и как у него так буйно разыгралась фантазия?

А что касается его родителей, то они были связаны с деревней только по факту своего рождения. И жили они по-стариковски тихо, мирно, во вполне приличном доме и, не менее, приличной и благоустроенной квартире, в стольном граде Улан-Удэ.