Будущую войну выигрывает учитель. Книга первая. Карьера
Я пнул особь в челюсть, чего-то хрустнуло, оно заблеяло.
– Львович, и тряпку какую-нибудь погрязнее, захвати, а то я шума не люблю.
Я пнул терпилу по рёбрам
– Ляг на живот, руки за спину.
Он уже не возмущался. Связал руки, поднял его за волосы, посадил на стул, запихал в рот тряпку. Смотрю в глаза.
– У меня завтра отпуск, дел невпроворот, а тут ещё с вашей бандой разбираться надо, ну не могли вы после отпуска появиться, я бы тогда спокойно, не торопясь, ваше дело порешал. Глядишь кто-то из вас и пожил бы немного, на каторге. Ведь за тобой же кто-то наблюдал. Вот, они сейчас подтянутся, я их аннигилирую, а потом и за тебя возьмусь.
В глазах у бандита появился страх. Он понял, что перед ним убийца. С гражданскими то было просто, напугал и тяни деньги. Гражданскому очень трудно через себя переступить. Даже в целях обороны убить кого-нибудь ох как тяжело. А я уже убил несколько десятков вражеских солдат, к которым не испытывал никакой ненависти. А этих же я ненавидел.
Не буду описывать пытки. Через минуту я сказал.
– Если заорёшь или начнёшь ругаться, процедуру повторю.
И вытащил кляп. Он отдышался и начал.
– Я всё скажу, я не виноват.
– Меньше слов.
– Это купец Шульц, мы его команда. У него корабли на море реквизировали, он решил так дела поправить.
– Значит, сами грабим, а как вас за хобот взяли, сразу, а нас то за, что? Пираты?
Он опустил глаза.
В дверь постучали, ногой. Я поднял пленного за шиворот, подвёл к двери, громко спросил.
– Господа пираты, джентльмены удачи?
За дверью заржали. Посмотрел на пленного.
– Твои?
Он кивнул. Я дал знак Львовичу открывать, он стоял уже с какой-то саблей. Я не разу не сомневался, что он совсем не безобидный. Вытолкнул бандита в дверной проём, следом выскочил сам с двумя ножами. Через минуту, а может и меньше, всё было закончено. Связанный, тоже попался под удар. Одежда моя не была забрызгана кровью, постоянные тренировки диверсантов сделали своё дело.
– Львович, а как ты смотришь на то, чтоб поужинать, а то я сегодня даже не обедал.
Он стоял на крыльце, держа саблю в руках, качал головой.
– Ты воин.
– Воин, воин. Давай почавкаем чего-нибудь, пока стражи нет.
Плотно поужинав, попив кофе, наконец-то дождались городскую стражу.
– Что тут произошло?
– Нападение на офицера императорской армии. Это пираты купца Шульца, вот этого вот связанного я допросил с пристрастием. Уважаемый Иосиф Львович свидетель.
Видя мою невозмутимость, разбросанные рядом с телами ножи, палаши, дубинки, стражники предпочли не усугублять дело моим арестом. Тем более военнослужащие не подпадают под юрисдикцию городских властей, задержать буйного могут, но всё равно передадут армейским.
Стражники начали собирать оружие обшаривать карманы. Я попрощался с ростовщиком, уговорились встретиться завтра утром. И побрёл на свою квартиру. Что-то я забыл спросить. Вернулся, Львович смотрит на меня удивлённо. А я стою замороженный, не могу вспомнить чего я забыл. Стражники начали на меня коситься. Наконец, вот она мысль, вышла из лабиринта извилин. Подошёл вплотную к еврею и шёпотом спросил.
– Львович, а если я служанку твоей, то есть квартирной хозяйки, соблазню, это не будет антиобщественным деянием?
Иосиф, улыбаясь.
– Не будет, такса такая-же, как и в заведении напротив.
Я повеселел, ещё раз попрощался с Львовичем, напомнил стражникам про Шульца, и почти чинно, почти шагом, понёсся домой.
Дома, пока готовили «ванну», положил на стол пару серебряных монет, намёк, для служанок с заниженной планкой социальной ответственности. Начал раздеваться, делая вид, что нисколько не стесняюсь. Залез в воду, служанки переглянулись, хмыкнули, и тоже делая вид, что не стесняются, стянули себя платья. Я положил две монеты, что б наверняка мне сегодня обломилось, думал, что на двойной тариф обязательно найдётся желающая. Дак вот, я думал неправильно, барышни расценили мои действия по-своему. Скажу только одно, мне было хорошо, до самого утра.
А с утра беготня, вначале к капитану, забрать деньги, векселя и увольнительную с отпускной. У капитана уже толклись оба поручика. Он им давал подробные инструкции. Павел Степанович кивнул мне на окно, там стоял, то ли конь, то ли жеребец, а может и кобыла. Ну не умею я по роже их различать. А заглядывать стесняюсь. Забрал бумаги с деньгами, вышел к коновязи.
Делая вид, что проверяю подпругу, заглянул, кобыла. Проверил седельные сумки. Ух ты, мои вещи, а это что? пистолеты, один два, три, четыре, кинжал в красивых ножнах, два, и опять же отрезы бархата и шёлка, а тут ещё и платки женские. Я так понимаю, это подарки родным и близким. Ну удавы, ну уважили, надо бы им денег на отдых выделить, по рублю. Жаба аж застонала, ну хорошо по полтине, притихла. Влез в седло, и рысью в военный городок.
Строительство шло полным ходом, а вот и мои удавы. Перекрытие ладят. Слышу команду смирно, выбегают, строятся, и не беда, что не совсем по форме, всё-таки работают. Спешиваюсь строевым иду на встречу унтеру, выслушиваю доклад. Приветствую.
– Здравствуйте господа диверсанты!
– Здравия желаем ваше благородие!
– Вольно.
Унтер дублирует команду.
– Спасибо братцы, что собрали в дорогу, спасибо за подарки для моих родных и близких. А вот вам от меня подарок.
Я достал из кармана кошель и отдал унтеру.
Я не прощаюсь, я говорю до свидания, весной ждите.
Всё-таки какие они мне родные стали, чуть слеза не выкатилась.
Влез в седло и поехал искать Егорыча. А чего его искать, вот он в центре городка сараи строит.
– Егорыч, назначь заместителя и собирай пожитки, ты уволен.
Этот взгляд надо было видеть. Я думал его инфаркт ударит. И не веря, может я шучу в своей манере, и с надеждой, а вдруг правда. Я соскочил с коня, виноват, с кобылы, достал из сумки флягу, сунул Егорычу в руки.
– Хлебни, а то окочуришься.
Хлебнул, начал розоветь. Так-то лучше.
– Ты пока собирай манатки, а я к твоему начальству, бумаги отдам, потом вместе в город поедем. Возьми в нашем стаде лошадю, какую-нибудь, они ещё не учтённые, не посчитанные, ребят ты знаешь, договоришься, скажи, что я просил. И я направился к начальнику тыла.
– Ваше высоко благородие, разрешите обратиться.
– Обращайтесь.
– Ваше высоко благородие, я вчера по служебной надобности был при штабе, дак вот, мне велели, передать вам бумаги касательно списания из армии, старшего унтер офицера Ивана Егоровича.
Я протянул формуляр. Майор внимательно его изучил, и начал задавать каверзные вопросы.
– И когда ж это Егорыч успел к лекарю смотаться?
– Дак это при мне было, под Кёнигсбергом, когда прорыв на штаб был. Егорыч к нам в гости приходил, он же нам родной отец. А тут тревога, выстрелы, ну он вместе с нами в шеренгу и встал. А после боя, уже когда лекарь от фельдмаршала выходил, заметил, что Егорыч неестественно бледен, даже желтоватый какой-то. Мы все красные после боя, а он жёлтый. Ну вот значит лекарь и заглянул ему в зрачок, пульс пощупал, велел с утра в лечебницу обязательно зайти. А, ещё какую-то пилюлю ему дал.
Врал я вдохновенно и очень убедительно.
Майор отдал мне бумаги, написал ещё какую то, сказал.
– Вот с этой бумагой пусть зайдёт в штаб, получит жалованье и премиальные. Всё иди, некогда мне твои басни слушать.
И что это опять было? Не уж то не поверил? Надо делать ноги. Я развернулся и строевым шагом угарцевал подальше от греха, пока не замели.
Иван Егорыч укладывал вещи в седельные сумки, ребята не поскупились, отдали ему какую-то лошадь. Я помахал рукой, он вскочил в седло, «опять воскресает», вот, что значит надежда.
Подъезжаем к штабу, площадь перед ратушей заполнена народом, они чего собрались наш штаб штурмовать? он же в ратуше. Ан нет, лица у всех весёлые, нам руками машут, приветствуют. С такими лицами на штурм не идут. И тут вдруг я увидел виселицу, да боже ш ты мой. Не переношу казни – это реально страшно, в бою убить сто человек проще, чем одну казнь посмотреть. А европейцы веселятся, зрелище, будут потом ещё полгода вспоминать и обсуждать – как и, что было. Спорить, ругаться, драться.
Я так понял, это уже Шульца будут наказывать. Суд скорый, но справедливый.
– Егорыч, я на это смотреть не могу, мне страшно. Я сразу к старому Юзефу поеду, а то поехали вместе, до штаба всё равно не пробьешься, да и не работает там никто, наверняка тоже зрелищем наслаждаются.
– Я с тобой,
И мы двинули в обход площади. На улицах было тихо, безлюдно, даже если Иосиф тоже смотрит представление, на крыльце подождём, с обратной стороны дома. Львович оказался не любителем ужастиков. Закрылся на все засовы. Впустил нас и опять закрылся.
– Ты чего так перепугался? вчера ты смелый был.
– Ви таки не знаете, чем заканчиваются подобные мероприятия.
– И чем же? Люди идут поздравлять виновника зрелища.
– Люди чувствуют в себе силу толпы, им кажется, что они бессмертны. И они идут сводить счёты со своими обидчиками. А как, по-вашему, многих ли мог обидеть бедный еврей?
– Я думаю, что очень многих. Все, кому ты давал в долг, считают себя обиженными. Значит могут начаться погромы. Ладно пересидим. Я вот чего придумал, пусть Егорыч поживёт пока в моей квартире, Иосиф, ты свою мадам не заревнуешь? Я-то сегодня свалю. Щас вот дела с вами порешаем финансовые, вот векселя, мне надо килограмм пять серебра и пару кило золота, есть такая сумма?
– Ты хочешь прокутить столько денег, или ты намерен всё отдать, за дочь Егорыча?
– Я намерен купить имение, дворянин я или нет? План у меня такой. Я следую плану капитана, и ни в чём ему не перечу. Дополнения к плану, Егорыч, поселяешься в моей квартире, за неё уже уплачено. В первый же день заказываешь ванну, демонстративно, пока служанки носят горячую воду, кладёшь два четвертных на стол и вуаля, Иосиф тебя больше не ревнует.
Иосиф и я заржали, а Иван Егорович смотрел то на одного, то на другого, не понимая, чему мы веселимся. Наконец, просмеявшись, Львович сказал.
– Вот, честное слово, Ваня, сделай как он сказал, не пожалеешь.
– А тебе Гила рассказала, или сам пробовал?
– Конечно она, если б сам попробовал, я бы с вами не разговаривал, ну или писклявым голосом.
Погромов в этот день не было, наличие императорской армии, веру в собственное бессмертие, свело к нулю. Я взял драг металлы, погрузил в седельные сумки и поехал к капитану. Егорыч остался у Львовича пить чай, он из армии уже уволен, кому надо доложено, а когда он за расчётом явится, всем по барабану. Капитан обедал, предложил мне присоединится, но я отказался, только, что у ростовщика плотно похавали.
Часть 3. Отпуск. Глава 1. Дочуля.
Вроде выезжать надо с утра, но уж очень нам хотелось покинуть надоевший армейский быт. По дороге я спросил.
– Какие планы, куда вначале, к твоим родителям, к твоей невесте, или дочулю выкупать.
– Давай по порядку, где у нас дочуля живёт?
– Под ржевом, а оттуда можно на север, и мы в наших родных местах. Вначале у тебя в имении, а потом к твоей невесте.
– Гляжу я на тебя, какой-то ты обеспокоенный, опять чего-то почувствовал?
– Не то, чтобы почувствовал, а рассудил здраво, как мы будем спокойно отдыхать, зная, что прекрасная девица томиться в неволе.
– Ну да, ну да, с этой точки, я вопрос не рассматривал. Я-то думал приеду домой, повидаюсь с роднёй соберу друзей, гульнём. А на обратном пути уже и с дочулей порешаем. Твой план лучше, веселиться лучше со спокойной душой.
И мы двинули на Ржев. Дорога была скучной, почти без приключений, один раз наткнулись на разбойников. Пальнули с пистолета, вроде никого не задело, но они всё равно разбежались. Грабить за деньги, это одно, а вот подставлять башку под пулю и шею под саблю, даже за деньги не хочется. Останавливались в больших сёлах, иногда в городках, чтоб дать лошадям отдых, да и в бане попариться. Дорога она такая – не заметишь, как паразиты заведутся. Худо-бедно, добрались до Никольского – родного села Егорыча. Сразу почувствовал опасность. Душа вопила (берегись), предупредил напарника.
– Тут что-то не чисто. Егорыч предупреждал, что барин у него маньяк, а дети и того хуже. Они тут всю округу запугали. Представляешь, дворян запугали. Четверо братьев, один законный, остальные бастарды. И почему-то их в армию не берут, или они инвалиды или связи, хотя сейчас таких связей быть не может. Постучались в крайний дом, оказался дом ведьмы. Женщина не старше тридцати и даже двадцати пяти, красавишна – глаз не оторвать. Действительно – ведьмовская красота, и волосы рыжие. Как узнал, что ведьма? Очень просто, весь дом завешан травами. Расспросили, где живёт Анастасия – Ивана солдата дочь, объяснила, только добавила, что дома её нет.
– Баре всех мамаш собрали, дети которых статуй изображают, и заперли.
Вот тут я остолбенел, не врубаюсь. Салтычиха, что ли?
Капитан отморозился быстрее.
– Каких статуй?
– Разных, ангелов, нимф, натрут мелом и стоят они сердешные в разных позах, не шевелятся.
Во мне всё кипело, так издеваться над детьми. Всех четверых порешу, найду повод и порешу. Поглядел на напарника, он тоже взбесился, вдвоём порешим.
– А мамаш зачем запер.
– Это если кто из девчонок шевельнётся, потом мамашу секут. Вот и терпят, маму то жалко.
Такого садизма я в жизни не видел, только в кино про Салтычиху.
– Матвей Григорьевич, сразу будем убивать или повод найдём?
Я даже не пытался от этой ведьмы скрыть свои планы. Она напугалась.
– Вы кого убивать собрались – детей?
Тут я вообще выпал.
– Как тебе в голову такое могло прийти? Господ мы твоих убивать будем.
– Разве ж господа господ убивают?
– Хорошие господа, плохих господ, убивают!
Она понурила голову.
– Ничего вы не сделаете, только хвастаетесь, все господа друг за друга стоят.
Чего-то с ней было не так, вот чувствовал я, что она за кого-то переживает.
– У тебя там тоже ребёнок, что ли?
– Да, дочка. Они одних девчонок статуями выставляют.
– Матвей Григорьевич, пойдемте, накажем этих извращенцев.
– Подожди. Этот ваш барин или баре каждый день девчонок забирают? И почему тебя не заперли вместе с остальными?
– А меня нельзя сеч, я ведьма. А девчонки стоят не каждый день, только когда прием и тренировки.
Понятно теперь. Местный божок хочет свою культурность перед местной элитой показать.
– И кто на приёме?
– Местные помещики съехались, два чиновника из города, один за рекрутами, офицер. И солдаты с ним, человек шесть. Рекрутов в сарае держат. Пять мужиков.
Вот значит, как барчуки от армии косят, сплавляют мужиков в армию. А сами за это дома сидят, ловко, и от недовольного контингента избавляются, и население пугать легче.
– Григорьевич, у меня есть план. Пойдём по дороге расскажу.
И уже ведьме сказал.
– Готовь, побольше валерьянки, думаю придётся детишек от шока избавлять.
Двинулись к усадьбе. Я начал излагать.
– План (А). Я свечу деньгами, братья захотят нас ограбить, и мы всех их поубиваем.
Во мне уже кипела какая-то безбашенность.
– План (Б). Я выигрываю в карты всё его имение. И свою проблему решаю, и его без штанов по миру пустим. Этот план даже предпочтительней, вот только азартен ли извращенец, чтобы всё имение проиграть? В любом случае деньгами светануть надо.
– План берём за основу, корректируем по ходу. Шпаги берём с собой, нам, военным, это по этикету положено.
Усадьба представляла целый архитектурный ансамбль, два этажа, вправо и влево флигели подковой, а между ними парк ограды не было. А помещик то с запросами. Спешились, прошли по парку, ведя лошадей под уздцы. Снег, голые деревья, кусты подстриженные. Я подержал лошадей, капитан поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Вышел важный мужик в ливрее. Увидел офицеров, сделал подобострастную улыбку.
– Как прикажете доложить?
– Князь Белов, с сослуживцем Дубровским.
Фамилия есть – значит дворянин. Швейцар крикнул внутрь дома, выскочил холоп, и с поклоном принял у меня поводья, я ещё ему гривенник сунул, сумку с деньгами взял с собой, не на конюшню же её отправлять.
– Пройдите, господа, в прихожую, я сейчас барину доложу.
Зашли, ничошная такая прихожая, мягкая мебель, какие-то картины на стенах, сколько же этот извращенец с крестьян налогов тянет. Село то его в упадке, ни одна труба не дымиться, коровы не мычат, дома развалюхи. Наверно вот это меня и напрягло, и чувство опасности вселило. Пока вот эту великолепную усадьбу не увидел, не понимал, что же не так, всё познаётся в сравнении. Давешний швейцар вышел из центральных дверей.
– Барин просят вас присоединиться, у них гости.
И принял у нас шинели и треуголки.
Мы вошли в просторный зал. И тут я увидел их. Сказать, что я взбесился, ничего не сказать. Тебе конец барин, и братьям твоим конец. Я вас на морозе поливать водой буду как генерала Карбышева, пока сами в статуи не превратитесь. Нет, как Карбышева нельзя, примазываться к подвигу генерала не позволю, дерьмом буду поливать, а лучше мочой, что б не так воняли.
Девчонки изображали, какую-то гипсовую композицию. Абсолютно нагие, натёртые мелом, их было человек семь, семи – восьми лет, не старше. Я-то думал, что они хоть в платьях, а он же педофил конченый. Сдерживаюсь, но вот улыбаться не получиться. Капитан представился сам, представил меня, у меня язык отсох от увиденного. Нас пригласили за стол, принесли приборы. Подали бадейки с водой, не будь у меня советского образования, точно бы обмишурился, помыл руки в бадейке, вытер полотенцем, расстелил салфетку на коленях. Первая смена блюд уже была съедена, субчику похлебать мне не удалось. И за это ответишь ссука. Подали картошку, я повеселел, её я ел последний раз дома, до призыва. Было мясо, салаты из солёной капусты и огурцов, из свеклы, чего-то. Поел хорошо. После обеда, гости начали задавать вопросы, про военные операции. Мы, ссылаясь на военную тайну, ничего не рассказывали. Нефиг метать бисер перед свиньями. Компания состояла из пяти старичков лет пятидесяти шестидесяти, думаю это общество местного дворянства. Поручик, этот за рекрутами приехал, батюшка, не старше сорока, и лет тридцати, мужичок, в полувоенном мундире, чиновник из города. Спросили меня, почему я не расстаюсь со странными кожаными мешочками. На что я ответил, что содержимое их является военной тайной, и я за них отвечаю головой. Отстали, во время войны все очень любят военные тайны, и свято в них верят.
Хозяева дома выделялись полнотой и звериным взглядом, точно извращенцы. Видно, в армию не берут из-за «душевной» болезни. Да они просто сумасшедшие, видно папаша делал их по пьянке. Наркоты же пока нет? Или есть? на востоке точно есть, папаша в очередной военной компании с Турцией подсел на дрянь, а потом заделал этих ублюдков. Они вроде одного возраста, он что их одновременно строгал. Ещё была девица, лет одиннадцати, двенадцати, сестра или чья-то дочь? За обедом сидела рядом с главным барином. И тут меня аж жаром обдало – жена! Вот же извращенец, на малолетке женат, у неё ж даже титек ещё нет. По описаниям, прямо, Наташа Ростова на первом балу. Я в этой компании уже не могу находится, щас начну всех резать. Капитан увидел мой взгляд. И шёпотом.
– Успокойся, начинаем, ты пока понаблюдай, кто, как себя ведёт.
Начали без нас, как в эти времена и водилось, Приём, после обеда продолжался либо танцами, либо игрой в карты. Танцевать было не с кем, одна малолетка на всех. Сели играть в карты, как не странно в покер. А чего тут странного, правила простые. Я пока отнекивался. Говорил, что не очень азартен.
– Я тут вот в уголочке посижу, отдохну, а то устал с дороги.
Братья откровенно мухлевали, законный играл, а остальные подавали сигналы. Капитан очень быстро проиграл пять рублей, как мы и договаривались, и покинул игровой стол. На его место сел я. Достал свой кошелёк с мелочью, сделал ставку. Раздали карты, я даже не стал смотреть. Душа подсказала, что карта не о чём, пасанул. Следующая сдача. Опять не то. Следующая, душа развеселилась, начали поднимать ставки, я тоже поднял, карты я так и не посмотрел. Банк поднялся до пяти рублей, видно у всех была не плохая карта, я выиграл. Вот так, то проигрывая мелочь, то выигрывая по-крупному протекала игра. Душа мне подсказала, что приём был задуман не ради этих несчастных копеек, что-то тут назревало. В три захода проиграл всё, что выиграл до этого, кроме пяти рублей капитана, взял паузу. Налил себе вина, выпил, подошёл к композиции. Девчонки стояли не шелохнувшись. Потерпите бедные, маленько потерпите, и я вас навсегда избавлю от этого кошмара.
Старички оказались азартными, быстро проиграв копейки (по пять, десять рублей) которые у них были с собой (ещё бы, с такой-то халтурой), начали ставить, кто лес, кто землю. В долг, старший не играл. Ставки уже пошли на десятки рублей. Вот оно, то, из-за чего, это всё замышлялось. Интересно, хозяин их постоянно так доит или это готовилось заранее и очень давно. Как оказалось готовилось, чиновник в полувоенном мундире, был ни кем иным, как нотариусом. Он тут же оформлял сделки купли-продажи. Идиот идиотом, больной, на всю голову, извращенец, однако хорошо подготовился.
А вот мне опять интересно, то, что мы оказались тут это случайность или опять, кто-то наверху колдует. Ведь не даром душа меня сюда направила, а не домой. Ведь если б действовали по плану капитана, попали бы сюда месяца через три. От этой мысли меня передёрнуло. А где, кстати, капитан? беседует с поручиком, на меня поглядывает.
Сажусь за игру, сдача – посую, опять сдача – опять посую, и так пока все старички не проигрались вдрызг, ну может не совсем, крестьян и дома никто из них не ставил. И тут я начал выигрывать, карта плохая посую, хорошая поднимаем ставки, капитан оттеснил от моей спины братьев, я делаю вид что заглядываю в карты, заподозрят ведь, в колдовстве обвинят. Когда хозяин проиграл всю наличность, сменили тактику, братья тоже сели за игру. Капитан о чём-то беседовал со старичками, знакомился, выспрашивал, ФСБешник. В ход пошли имущественные расписки, проигравшихся помещиков, я не стал переоформлять имущество на себя. Нотариус был пока не у дел. Закончились расписки, один из братьев принёс шкатулку. Серебро, ja-ja gut-gut, я тебя ссука без штанов оставлю. Все помещики столпились за моей спиной, все болели за меня. Братья никак не хотели упускать своего, они оказались ещё более азартные чем, приезжие помещики. Вроде им пришла не плохая карта, но у меня лучше. Хозяева решили выиграть с помощью демпинга, поставили всю шкатулку на кон. Я предложил долговые расписки. Отказали, только за наличные, я не стал спорить, открыл свой секретный кошелёк и высыпал почти всё серебро, я ещё поднял ставку, один из братьев сбегал, принёс ещё шкатулку, фамильные драгоценности, видно у них очень хорошая карта, я не переживал, но делал вид, что блефую. Достал ещё серебро добавил золото, замерил ставку, выше поднять они не могли. Вскрылись, у меня был флэш рояль. Я их обул. Но этого мало. Надо давить до конца. Хозяева не успокаивались. Потерять все деньги и фамильные драгоценности. И ведь видели, что я не мухлюю, я же тоже проигрывал, но по мелочи. Хозяин поставил на кон крестьянина, я предложил поставить композицию против фамильных драгоценностей. Вернее, я обменял драгоценности на композицию. И тут уже в дело вступил нотариус. Маски сбросили, девчонок переписали как крепостных и продали мне за такую-то сумму, в виде драгоценностей. Теперь братьям опять было на что играть. Капитан велел девчонкам умываться, одеваться и ждать родителей. Они убежали. Ну слава богу хоть детей освободили.
Я предложил, дабы больше не ставить на кон фамильные драгоценности, выкупить семьи этих девчонок, не разлучать же их с родителями. Вот тут они заартачились,
– Мы ещё их назад выиграем, и тебя самого, с твоими деньгами, охолопим.
Вот это было оскорбление, я вызвал их на дуэль. Они хоть и идиоты, но поняли, что против меня у них шансов нет, стали извинятся, мол погорячились. И если дуэль, то конец игре, а мы все здесь так хорошо проводим время. Меня такой расклад устраивал, я хотел выиграть всё имение. С землёй, крепостными, усадьбой, лесом и болотом. И я предложил.
– Не хочу я таких воспитанных людей лишать фамильных драгоценностей, это же маменьки вашей? предложите мне крестьян с наделами. Только семьями. Вы мне крестьян – я вам деньги и играем дальше. А почему вы не хотите продать мне семьи этих статуй?
Я уже мог пошутить. Как-то на душе успокоилось. Стоп статуй, что-то не срасталось, Егорыч говорил о дочке, а у него оказывается уже и внучка есть. Как он воспримет? Думаю, обрадуется. Все-таки дочки его больше двадцати трёх, по самым скромным подсчётам, а то и больше.
– Я потратил на них много денег, я им педагога по пантомиме из Франции выписал.
