Полная версия
Купить и скачатьДобавить В библиотеку
Лирика
Автор:
Жанр:
Год написания книги: 2008
Тэги:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Почти ребенком я была,Все любовались мной;Мне шли и кудри по плечам,И фартучек цветной.Любила мать смотреть, как яМолилась поутру,Любила слушать, если яПевала ввечеру.Чужой однажды посетилНаш тихий уголок;Он был так нежен и умен,Так строен и высок.Он часто в очи мне гляделИ тихо руку жалИ тайно глаз мой голубойИ кудри целовал.И, помню, стало мне вокругПри нем все так светло,И стало мутно в головеИ на сердце тепло.Летели дни… промчался год…Настал последний час –Ему шепнула что-то мать,И он оставил нас.И долго-долго мне пришлосьИ плакать, и грустить,Но я боялася о немКого-нибудь спросить.Однажды вижу: милый гость,Припав к устам моим,Мне говорит: «Не бойся, друг,Я для других незрим».И с этих пор – он снова мой,В объятиях моих,И страстно, крепко он меняЦелует при других.Все говорят, что яркий цветЛанит моих – больной.Им не узнать, как жарко ихЦелует милый мой!
Венера Милосская.
А. А. Фет.* * *Ночь весенней негой дышит,Ветер взморья не колышет,Весь залив блестит, как сталь,И над морем облаками,Как ползущими горами,Разукрасилася даль.Долго будет утомленныйСпать с Фетидой Феб влюбленный,Но Аврора уж не спитИ, смутясь блаженством Бога,Из подводного чертогаС ярким факелом бежит.
Семья Полонских в гостях у А. А. Фета в Воробьевке летом 1890 г. Сидят: А. А. Фет (справа), его жена Мария Петровна (слева), дочь Я. Полонского Наталья (в центре). Стоят: Я. Полонский (второй слева), его жена Жозефина Антоновна (первая справа), сыновья Б. Полонский (крайний слева) и А. Полонский (второй справа).
<<1842 >>
ЛЕГЕНДА
Вдоль по берегу полямиЕдет сын княжой;Сорок отроков верхамиСледуют толпой.Странен лик его суровый,Все кругом молчит,И подкова лишь с подковойЧасто говорит.«Разгуляйся в поле», – сынуГоворил старик.Знать, сыновнюю кручинуСтарый взор проник.С золотыми стременамиКняжий аргамак;Шемаханскими шелкамиВышит весь чепрак.Но, печален в поле чистом,Князь себе не радИ не кличет громким свистомКречетов назад.Он давно душою жаркойВ перегаре силВсю неволю жизни яркойВтайне отлюбил.Полюбить успев веригиМолодой тоски,Переписывает книги,Пишет кондаки.И не раз, в минуты битвыС жизнью молодой,В увлечении молитвыНаходил покой.Едет он в раздумье шагомНа лихом коне;Вдруг пещеру за оврагомВидит в стороне:Там душевной жажде пищуСтарец находил,И к пустынному жилищуКнязь поворотил.Годы страсти, годы спораПронеслися вдруг,И пустынного простораОн почуял дух.Слез с коня, оборотилсяК отрокам спиной,Снял кафтан, перекрестился –И махнул рукой.<<1843 >>
ГРЕЦИЯ
Там, под оливами, близ шумного каскада,Где сочная трава унизана росой,Где радостно кричит веселая цикадаИ роза южная гордится красотой,Где храм оставленный подъял свой купол белыйИ по колоннам вверх кудрявый плющ бежит, –Мне грустно: мир богов, теперь осиротелый,Рука невежества забвением клеймит.Вотще… В полно́чь, как соловей восточныйСвистал, а я бродил незримый за стеной,Я видел: грации сбирались в час урочныйВ былой приют заросшею тропой.Но в плясках ветреных богини не блисталиМолочной пеной форм при золотой луне;Нет, – ставши в тесный круг, красавицы шептали…«Эллада!» – слышалось мне часто в тишине.<<1840 >>
* * *<<…>> Говорите что хотите, а ум, выплывающий на поверхность, – враг простоты и с тем тихого художественного созерцания. Если мне кто скажет, что он в Гомере или Шекспире заподозрил ум , я только скажу, что он их не понял. Черт их знает, может быть, они были кретины, но от них сладко – мир, в который они вводят, действительный, узнаешь и человека и природу – но все это как видение высоко недосягаемо, на светлых облаках. Книга давно закрыта, уже давно пишешь вечерний счет и толкуешь с поваром, а на устах змеится улыбка, как воспоминание чего-то хорошего. <<…>>
А. А. Фет. Из письма И. С. Тургеневу
20 января 1858 г.
ВАКХАНКА
Под тенью сладостной полуденного сада,В широколиственном венке из виноградаИ влаги вакховой томительной полна,Чтоб дух перевести, замедлилась она.Закинув голову, с улыбкой опьяненья,Прохладного она искала дуновенья,Как будто волосы уж начинали жечьГорячим золотом ей розы пышных плеч.Одежда жаркая все ниже опускалась,И молодая грудь все больше обнажалась,А страстные глаза, слезой упоены,Вращались медленно, желания полны.<<1843 >>
ДИАНА
Богини девственной округлые черты,Во всем величии блестящей наготы,Я видел меж дерев над ясными водами.С продолговатыми, бесцветными очамиВысоко поднялось открытое чело, –Его недвижностью вниманье облегло,И дев молению в тяжелых муках чреваВнимала чуткая и каменная дева.Но ветер на заре между листов проник, –Качнулся на воде богини ясный лик;Я ждал, – она пойдет с колчаном и стрелами,Молочной белизной мелькая меж древами,Взирать на сонный Рим, на вечный славы град,На желтоводный Тибр, на группы колоннад,На стогны длинные… Но мрамор недвижимыйБелел передо мной красой непостижимой.<<1847 >>
* * *<<…>> При отыскании красоты человек жил и мучился. <<…>>
В муках жизни и творчества бывают минуты не то чтоб отчаяния, но беспредельной тоски, какого-то безотчетного позыва, колебания, недоверия и вместе с тем умиления перед прошедшими, могущественно и величаво законченными судьбами исчезнувшего человечества. В этом энтузиазме… перед идеалами красоты, созданными прошедшим и оставленными нам в вековечное наследство, мы изливаем часто всю тоску о настоящем, и не от бессилия перед нашею собственною жизнью, а, напротив, от пламенной жажды жизни и от тоски по идеалу, которого в муках добиваемся. Мы знаем одно стихотворение, которое можно почесть воплощением этого энтузиазма, страстным зовом, молением перед совершенством прошедшей красоты и скрытой внутренней тоской по такому же совершенству, которого ищет душа, но должна еще долго искать и долго мучиться в муках рождения, чтоб отыскать его. Это стихотворение называется «Диана». <<…>>
Последние две строки этого стихотворения полны такой страстной жизненности, такой тоски, такого значения, что мы ничего не знаем более сильного, более жизненного во всей нашей русской поэзии. <<…>>
Ф. М. Достоевский. «Г-н –бов и вопрос об искусстве».
* * *Уснуло озеро; безмолвен черный лес;Русалка белая небрежно выплывает;Как лебедь молодой, луна среди небесСкользит и свой двойник на влаге созерцает.Уснули рыбаки у сонных огоньков;Ветрило бледное не шевельнет ни складкой;Порой тяжелый карп плеснет у тростников,Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой.Как тихо… Каждый звук и шорох слышу я;Но звуки тишины ночной не прерывают, –Пускай живая трель ярка у соловья,Пусть травы на воде русалки колыхают…<<1847 >>
СОН И ПАЗИФАЯ
Ярко блестящая пряжка над белою полною грудьюДевы хариты младой – ризы вязала концы,Свежий венок прилегал к высо́ко подвязаннымкосам,Серьги с подвеской тройной с блеском качались вушах,Сзади вились по плечам, умащенные сладкоюамброй,Запах далеко лия, волны кудрей золотых.Тихо ступала нога круглобедрая. Так ПазифаюЮноша Сон увидал, полон желанья любви.Крепкой обвита рукой, покраснела харита младая,Но возрастающий жар вежды прекраснойсомкнул,И в упоеньи любви, на цветы опускаяся, дева,Члены раскинув, с кудрей свой уронила венок.<<1842 >>
ДИАНА, ЭНДИМИОН И САТИР
(Картина Брюллова)
У звучного ключа так сладок первый сон!Как спящий при луне хорош Эндимион!Герои только так покоятся и дети.Над чудной головой висят рожок и сети;Откинутый колчан лежит на стороне;Собаки верные встревожены – онеНе видят смертного и чуют приближенье.Ты ль, непорочная, познала вожделенье?Счастливец! ты его узрела с высоты,И небо для него должна покинуть ты.Девическую грудь невольный жар объемлет.Диана, берегись! старик сатир не дремлет.Я слышу стук копыт. Рога прикрыв венцом,Вот он, любовник нимф, с пылающим лицом,Обезображенным порывом страсти зверской,Уж стана нежного рукой коснулся дерзкой.О, как вздрогнула ты, как обернулась вдруг!В лице божественном и гордость и испуг.А баловень Эрот, доволен шуткой новой,Готов на кулаке прохлопнуть лист кленовый.<<1855 >>
ТЕЛЕМАК У КАЛИПСЫ
Солнце низко. Легкой мглоюВечер долы напояет.Вход в пещеру раззолочен.С наклоненной головоюСтарый Ментор засыпает.Сын Улисса озабочен.Смолкли нимфы. Тихо дышитМоре, пар подъяв туманный.Все безмолвствуют упорно.Нимфа Эхо ясно слышит,Как смолы благоуханнойНа жаровне прыщут зерна.Полны сладкого Лиея,Ждут раскрытые амфоры;Но забыл густую влагуСын прекрасный Одиссея;Он поднять не смеет взоры,Он ступить не смеет шагу.На душе и стыд, и горе:Как осмелиться богинеРассказать свою кручину?«Неужели, злое море,Завтра я в твоей пустынеВсе забуду, что покину?»Разгораясь в блеске аломОтлетающей Авроры,Но безмолвна, как рабыня,Грудь прикрыла опахаломИ, склоня к любимцу взоры,Не насмотрится богиня.О Зевес! Зачем же лираТак бессильна – дар, любимыйЗлатовласым Аполлоном?Иль зачем, владыка мира,Взгляд такой невыразимыйТы даешь влюбленным женам?<<1857 >>
НИМФА И МОЛОДОЙ САТИР
(Группа Ставассера)
Постой хотя на миг! О камень или пеньТы можешь уязвить разутую ступень;Еще невинная, бежа от вакханалий,Готова уронить одну ты из сандалий.Но вот, косматые колена преклоня,Он у ноги твоей поймал конец ремня.Затянется теперь не скоро узел прочный:Сатир, и молодой, – не отрок непорочный!Смотри, как, голову откинувши назад,Глядит он на тебя и пьет твой аромат,Как дышат негою уста его и взоры!Быть может, нехотя ты ищешь в нем опоры,А стройное твое бедро так горячоТеперь легло к нему на крепкое плечо.Нет! Мысль твоя чиста и воля неизменна:Улыбка у тебя насмешливо-надменна.Но отчего, скажи, – в сознаньи ль красотыИль в утомлении так неподвижна ты?Еще открытое, смежиться хочет око,И молодая грудь волнуется высоко.Иль страсть, горящая в сатире молодом,Пахнула и в тебя томительным огнем?<<1859 >>
ВЕНЕРА МИЛОССКАЯ
И целомудренно и смело,До чресл сияя наготой,Цветет божественное телоНеувядающей красой.Под этой сенью прихотливойСлегка приподнятых волосКак много неги горделивойВ небесном лике разлилось!Так, вся дыша пафосской страстью,Вся млея пеною морскойИ всепобедной вея властью,Ты смотришь в вечность пред собой.<<1856 >>
НЕПТУНУ ЛЕВЕРРЬЕ
Птицей,Быстро парящей птицей ЗевесаБыть мне судьбою дано всеобъемлющей.Ныне, крылья раскинув над безднойТверди, – ныне над высью яГорной, там, где у ног моихВоды,Вечно несущие белую пену,Стонут и старый трезубец НептунаВ темных руках повелителя строгого блещет.Нет пределовКверху, и нет пределовКнизу.Здравствуй!На половинном путиК вечности здравствуй, Нептун! Над собоюСлышишь ли шумные крылья и ветер,Спертый нагрудными сизыми перьями? Здравствуй!Нет мгновенья покою;Вслед за тобою летящаяФеба стрела, я вижу, стоит,С визгом перья поджавши, в эфире.Ты промчался, пронесся, мелькнул и сокрылся,А я!Здравствуй, Нептун!Слышишь ли, брат, над собоюШумный полет? – Я принесС жаркой, далекой земли,Кровью упитанной,Трупами тучной,Лавром шумящей,Мой привет тебе: здравствуй, Нептун!Вечно, вечно,Как бы ни мчался ты, брат мой,Крылья мои зашумят, и орлиныйГолос к тебе зазвучит по эфиру:Здравствуй, Нептун!<<1847 >>
<<…>> Только слабоумные люди видят в науке колдовство, а в жизни простоту и тривиальную будничность, тогда как это совсем наоборот. Как бы высоко ни забралась математика, астрономия, это все дело рук человеческих – и всякий может шаг за шагом туда взлезть, проглядеть все до нитки, а в жизни ничего не увидишь – хоть умри – тут-то тайна-то и есть! <<…>>
Во все живые явления, выражаемые статистическими цифрами, ежесекундно вторгается океан саморазличнейших нечислимых жизней. <<…>>
А. А. Фет.
Письмо Л. Н. Толстому 1 января 1870 г.
<<1854 >>
* * *Жди ясного на завтра дня.Стрижи мелькают и звенят.Пурпурной полосой огняПрозрачный озарен закат.В заливе дремлют корабли, –Едва трепещут вымпела.Далеко небеса ушли –И к ним морская даль ушла.Так робко набегает тень,Так тайно свет уходит прочь,Что ты не скажешь: минул день,Не говоришь: настала ночь.<<1854 >>
НА КОРАБЛЕ
Летим! Туманною чертоюЗемля от глаз моих бежит.Под непривычною стопоюВскипая белою грядою,Стихия чуждая дрожит.Дрожит и сердце, грудь заныла;Напрасно моря даль светла,Душа в тот круг уже вступила,Куда невидимая силаЕе неволей унесла.Ей будто чудится заранеТот день, когда без корабляПомчусь в воздушном океанеИ будет исчезать в туманеЗа мной родимая земля.1856 или 1857
ПОСЛЕ БУРИ
Пронеслась гроза седая,Разлетевшись по лазури.Только дышит зыбь морская,Не опомнится от бури.Спит, кидаясь, челн убогой,Как больной от страшной мысли,Лишь забытые тревогойСкладки паруса обвисли.Освеженный лес прибрежныйВесь в росе, не шелохнется. –Час спасенья, яркий, нежный,Словно плачет и смеется.<<1870 >>
* * *Вчера расстались мы с тобой.Я был растерзан. – Подо мнойМорская бездна бушевала.Волна кипела за волнойИ, с грохотом о берег мойРазбившись в брызги, убегала.И новые росли во мгле,Росли и небу и землеКаким-то бешеным упреком;Размыть уступы острых плитИ вечный раздробить гранитКазалось вечным их уроком.А нынче – как моя душа,Волна светла, – и, чуть дыша,Легла у ног скалы отвесной;И, в лунный свет погружена,В ней и земля отражена,И задрожал весь хор небесный.<<1864 >>
МОРЕ И ЗВЕЗДЫ
На море ночное мы оба глядели.Под нами скала обрывалася бездной;Вдали затихавшие волны белели,А с неба отсталые тучки летели,И ночь красотой одевалася звездной.Любуясь раздольем движенья двойного,Мечта позабыла мертвящую сушу,И с моря ночного и с неба ночного,Как будто из дальнего края родного,Целебною силою веяло в душу.Всю злобу земную, гнетущую, вскоре,По-своему каждый, мы оба забыли,Как будто меня убаюкало море,Как будто твое утолилося горе,Как будто бы звезды тебя победили.<<1859 >>
* * *Качаяся, звезды мигали лучамиНа темных зыбях Средиземного моря,А мы любовались с тобою огнями,Что мчались под нами, с небесными споря.В каком-то забвеньи, немом и целебном,Смотрел я в тот блеск, отдаваяся неге;Казалось, рулем управляя волшебным,Глубоко ты грудь мне взрезаешь в побеге.И там, в глубине, молодая царица,Бегут пред тобой светоносные пятна,И этих несметных огней вереницаОдной лишь тебе и видна и понятна.17 февраля 1891
ПРИБОЙ
Утесы. Зной и сон в пустыне,Песок да звонкий хрящ кругом,И вдалеке земной твердынеМорские волны бьют челом.На той черте уже безвредный,Не докатясь до красных скал,В последний раз зелено-мебныйСверкает Средиземный вал;И, забывая век свой бурный,По пестрой отмели бежит,И преломленный и лазурный;Но вот преграда – он кипит,Жечужной пеною украшен,Встает на битву со скалойИ, умирающий, все страшенВсей перейденой глубиной.Конец 1856 – начало 1857
ПАМЯТИ В. П. БОТКИНА 16 ОКТЯБРЯ 1869 ГОДА
Прости! Разверстая могилаТебя отдаст родной земле;Скажи: что смерть изобразилаНа этом вдумчивом челе?Ужель, добра поклонник страстный,Ты буйству века уступилИ обозвал мечтой напраснойЧему всю жизнь не изменил?Ужель сказал: «За вами поле,Вы правы, тщетен наш союз!Я ухожу, – нет в мире болеНи светлых дум, ни вещих муз».Нет! покидая жизнь земную,Ты вспять стопы не обращалИ тихо лепту трудовуюТрем старшим музам завещал [7].Октябрь 1869
ПАМЯТИ Н. Я. ДАНИЛЕВСКОГО
Если жить суждено и на свет не родиться нельзя,Как завидна, о странник почивший, твоя мне стезя! –Отдаваяся мысли широкой, доступной всему,Ты успел оглядеть, полюбить голубую тюрьму.Постигая, что мир только право живущим хорош,Ты восторгов опасных старался обуздывать ложь;И у южного моря, за вечной оградою скал,Ты местечко на отдых в цветущем саду отыскал.3–5 июля 1886
ОТВЕТ ТУРГЕНЕВУ
Поэт! ты хочешь знать, за что такой любовьюМы любим родину с тобой?Зачем в разлуке с ней, наперекор злословью,Готово сердце в нас истечь до капли кровьюПо красоте ее родной?Что ж! пусть весна у нас позднее и короче,Но вот дождались наконец:Синей, мечтательней божественные очи,И раздражительней немеркнущие ночи,И зеленей ее венец.Вчера я шел в ночи и помню очертаньеБагряно-золотистых туч.Не мог я разгадать: то яркое сиянье –Вечерней ли зари последнее прощаньеИль утра пламенного луч?Как будто среди дня, замолкнувши мгновенно,Столица севера спала,Под обаяньем cна горда и неизменна,И над громадой ночь, бледна и вдохновенна,Как ясновидящая шла.Не верилося мне, а взоры различали,Скользя по ясной синеве,Чьи корабли вдали на рейде отдыхали, –А воды, не струясь, под ними отражалиВсе флаги пестрые в Неве.Заныла грудь моя – но в думах окрыленныхС тобой мы встретилися, друг!О, верь, что никогда в объятьях раскаленныхНе мог таких ночей, вполне разоблаченных,Лелеять сладострастный юг!<<1856 >>
ТУРГЕНЕВУ
Прошла зима, затихла вьюга, –Давно тебе, любовник юга,Готовим тучного тельца;В снегу, в колючих искрах пылиВ тебе мы друга не забылиИ заждались обнять певца.Ты наш. Напрасно утром раноТы будишь стражей Ватикана,Вот за решетку ты шагнул,Вот улыбнулися анти́ки,И долго слышат мозаи́киТвоих шагов бегущий гул.Ты наш. Чужда и молчаливаПеред тобой стоит оливаИль зонтик пинны молодой;Но вечно радужные грезыТебя несут под тень березы,К ручьям земли твоей родной.Там все тебя встречает другом:Черней бразда бежит за плугом,Там бархат степи зеленей,И, верно, чуя, что просторней, –Смелей, и слаще, и задорнейВесенний свищет соловей.Начало 1858
БРЖЕСКИМ
при получении цветов и нот
Откуда вдруг в смиренный угол мойДвоякой роскоши избыток,Прекрасный дар, нежданный и двойной, –Цветы и песни дивной свиток?Мой жадный взор к чертам его приник,Внемлю живительному звуку,И узнаю под бархатом гвоздикБлагоухающую руку.Начало сентября 1847
* * *<<…>> Коли оно когда-нибудь разобьется и засыпется развалинами, и найдут только отломанный кусочек: в нем слишком много слез, то и этот кусочек поставят в музей и по нем будут учиться. <<…>>
Л. Н. Толстой о стихотворении
«А. Л. Бржеской» в письме А. А. Фету
15–16 февраля 1879 г.
А. Л. БРЖЕСКОЙ
Далекий друг, пойми мои рыданья,Ты мне прости болезненный мой крик.С тобой цветут в душе воспоминанья,И дорожить тобой я не отвык.Кто скажет нам, что жить мы не умели,Бездушные и праздные умы,Что в нас добро и нежность не горелиИ красоте не жертвовали мы?Где ж это все? Еще душа пылает,По-прежнему готова мир объять.Напрасный жар! Никто не отвечает,Воскреснут звуки – и замрут опять.Лишь ты одна! Высокое волненьеИздалека мне голос твой принес.В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье. –Прочь этот сон, – в нем слишком много слез!Не жизни жаль с томительным дыханьем,Что жизнь и смерть? А жаль того огня,Что просиял над целым мирозданьем,И в ночь идет, и плачет, уходя.28 января 1879
А. Л. БРЖЕСКОЙ
Опять весна! опять дрожат листыС концов берез и на макушке ивы.Опять весна! опять твои черты,Опять мои воспоминанья живы.Весна! весна! о, как она крепит,Как жизненной нас учит верить силе!Пускай наш добрый, лучший друг наш спитВ своей цветами убранной могиле, –Он говорит: «Приободрись и ты:Нельзя больной лелеять два недуга».Когда к нему ты понесешь цветы,Снеси ему сочувствие от друга.Минувшего нельзя нам воротить,Грядущему нельзя не доверять,Хоть смерть в виду, а все же нужно жить;А слово: жить – ведь значит: покоряться.<<1879 >>
А. Л. БРЖЕСКОЙ
Нет, лучше голосом ласкательно обычнымБезумца вечного, поэта, не буди;Оставь его в толпе ненужным и безличнымЗа шумною волной безмолвному идти.Зачем уснувшего будить в тоске бессильной?К чему шептать про свет, когда кругом темно,И дружеской рукой срывать покров могильныйС того, что спать навек в груди обречено?Ведь это прах святой затихшего страданья!Ведь это милые почившие сердца!Ведь это страстные, блаженные рыданья!Ведь это тернии колючего венца!1 апреля 1886
ГРАФИНЕ С. А. ТОЛСТОЙ
Когда так нежно расточалаКругом приветы взоров ты,Ты мимолетно разгонялаМои печальные мечты.И вот, исполнен обаяньяПеред тобою, здесь, в глуши,Я понял, светлое созданье,Всю чистоту твоей души.Пускай терниста жизни проза,Я просветлеть готов опятьИ за тебя, звезда и роза,Закат любви благословлять.Хоть меркнет жизнь моя бесследно,Но образ твой со мной везде;Так светят звезды всепобедноНа темном небе и в воде.<<1866 >>
К ПОРТРЕТУ ГРАФИНИ С. А. ТОЛСТОЙ
И вот портрет! И схоже и несхоже,В чем сходство тут, несходство в чем найти?Не мне решать; но можно ли, о боже,Сердечнее, отраднее цвести?Где красота, там споры не у места:Звезда горит – как знать, каким огнем?Пусть говорят: «Тут девочка-невеста,Богини мы своей не узнаем».Но все толпой коленопреклоненной,Мы здесь упасть у ваших ног должны,Как в прелести и скромной и нетленнойВы смотрите на наши седины.27 апреля 1885
ГРАФИНЕ С. А. ТОЛСТОЙ
Я не у вас, я обделен!Как тяжело изнеможенье;У вас – порывы, блеск, движенье,А у меня – не бред, а сон.Какое счастье хоть на мигЗалюбоваться жизни далью,Призыв заслышать над роялью, –Я все признал бы и постиг.Я б снова трепет ощутил,Целебной силой с прежним схожий;Я б верил вновь, что ангел БожийПришел и воду возмутил.27 мая 1886
ЕЙ ЖЕ
во время моего 50-летнего юбилея
Пора! по влаге кругосветнойЯ в новый мир перехожуИ с грустью нежной и заветнойНа милый север свой гляжу.Жестокой уносим волною,С звездой полярною в очах,Я знаю, ты горишь за мноюВ твоей красе, в твоих лучах.19 февраля 1889
Е. С. ХОМУТОВОЙ
при получении от нее пышного букета цветной капусты
Соизмеряя дар с приветом,Дерзаю высказать в ответ,Что в мире никаким букетамНе уступает ваш букет.Его значенье многосложноИ в силах вдохновить певца;Его принять с поклоном можно,И можно скушать до конца.5 мая 1883
П. И. ЧАЙКОВСКОМУ
Тому не лестны наши оды,Наш стих родной,Кому гремели антиподыТакой хвалой.Но, потрясенный весь струнамиЕго цевниц,Восторг не может и меж намиТерпеть границ.Так пусть надолго музы нашиХранят певцаИ он кипит, как пена в чашеИ в нас сердца!18 августа 1891
ГРАФУ А. К. ТОЛСТОМУ
в деревне Пустыньке
В твоей Пустыньке подгородной,У хлебосольства за столом,Поклонник музы благородный,Камен мы русских помянем.Почтим святое их наследствоИ не забудем до конца,Как на призыв их с малолетстваДрожали счастьем в нас сердца.Пускай пришла пора иная,Пора печальная, когдаГетера гонит площаднаяЦарицу мысли и труда;Да не смутит души поэтаГоненье на стыдливых муз,И пусть в тени, вдали от света,Свободней зреет их союз!<<1864? >>
ГРАФУ Л. Н. ТОЛСТОМУ
Как ястребу, который просиделНа жердочке суконной зиму в клетке,Питаяся настрелянною птицей,Весной охотник голубя несетС надломленным крылом – и, оглядевЖивую пищу, старый ловчий щуритЗрачок прилежный, поджимая перья,И вдруг нежданно быстро, как стрела,Вонзается в трепещущую жертву,Кривым и острым клювом ей взрезаетМгновенно грудь и, весело раскинувНа воздух перья, с алчностью забытойРвет и глотает трепетное мясо, –Так бросил мне кавказские ты песни,В которых бьется и кипит та кровь,Что мы зовем поэзией. – Спасибо,Полакомил ты старого ловца!Конец октября или начало ноября 1875
* * *<<…>> …я ощущаю себя с ним единым двуглавым орлом, у которого на сердце эмблема со злом в виде Георгия с драконом, с тою разницей, что головы, смотрящие врозь, противоположно понимают служение этой идее: голова Льва Николаевича держит в своей лапе флягу с елеем, а моя лапа держит жезл Ааронов – нашу родную палку. <<…>>
Из письма А. А. Фета С. А. Толстой
14 сентября 1891 г.
Л. Н. ТОЛСТОМУ
при появлении романа «Война и мир»
Была пора – своей игрою,Своею ризою стальноюМорской простор меня пленял;Я дорожил и в тишь и в буриТо негой тающей лазури,То пеной у прибрежных скал.Но вот, о море, властью тайнойНе все мне мил твой блеск случайныйИ в душу просится мою;Дивясь красе жестоковыйной,Я перед мощию стихийнойВ священном трепете стою.23 апреля 1877
* * *<<…>> Но разве я Льва Николаевича Толстого люблю? Я готов, как муэдзин, взлезть на минарет и оттуда орать на весь мир: «Я обожаю Толстого за его глубокий, широкий и вместе тончайший ум. Мне не нужно с ним толковать о бессмертии, а хоть о лошади или груше – это все равно. Будет ли он со мной согласен – тоже все равно, но он поймет, что я хотел и не умел сказать». <<…>>
