Жена Тони

– Ясно. – Глэдис закрыла журнал. – А знаешь, в кои-то веки я тебе верю.

– Это правда.

Глэдис чмокнула его в щеку.

– Хотя время от времени почему бы и не позволить тебе повращаться среди своих.

– Э-э?..

– Ну, среди макаронников.

Саверио подумал, не возмутиться ли. Когда он работал на заводе «Ривер Руж», слово «макаронник» считалось оскорблением, и Глэдис, без сомнения, знала это. Но до Вирджинии было еще далеко, и ему не хотелось ссориться все оставшиеся пятьсот миль пути.

– Ага, это и есть мой народ.

– По крайней мере, они покупают билеты на наши концерты, – пожала плечами Глэдис.

– Да. Покупают. За свои потом и кровью заработанные монеты. – Саверио вытянул ногу в проход между сиденьями, откинулся на спинку, закрыл глаза и надвинул пониже на лоб свою шляпу-федору.

– Ты что, всерьез намерен уснуть? Ты же только что проснулся, – заныла Глэдис.

– Я устал, лапочка.

– Ты вечно уставший.

Саверио поерзал, скрестил руки на груди и промолчал. Его так и подмывало выложить Глэдис, что устал он прежде всего от ее бесконечных придирок, но это бы просто привело к новым упрекам. К тому же ей случалось вести себя с ним куда приветливее, а лучшей соседки по комнате для гастролирующего мужчины еще поискать. Она о нем заботилась, утюжила его рубашки и смокинг, как это делала бы мать, следила за его питанием, и этим плюсы подобного соседства еще не исчерпывались.

– Я понимаю, что тебе нужно отдыхать, – продолжала Глэдис. – Потому я и отправила тебя на пляж. Я знаю, что ты любишь солнце. Чернявые без солнца не могут.

– Grazie.

– Я не возражала против того, чтобы остаться в гостинице и заняться стиркой. Выгладила все твои рубашки. Накрахмалила воротнички и манжеты ровно так, как ты любишь.

– Ах ты моя куколка.

– Да, я твоя куколка, малыш. – Глэдис погладила его по щеке. – И я здесь для того, чтобы облегчить тебе жизнь.

– И облегчаешь, спору нет. – Саверио наклонился к ней и поцеловал ее в губы, затем принял прежнее положение и снова закрыл глаза. Глэдис склонилась над ним, щекоча его ухо кончиком носа.

– Моя мама спрашивает, когда мы поженимся, – с нежностью проговорила Глэдис. – Хотелось бы дать ей хотя бы приблизительный ответ.

Саверио выпрямился в кресле и сдвинул шляпу на макушку.

– Я пока не готов к женитьбе, – пробормотал он.

– Да ну.

– Я не шучу. Честно – не готов я.

– Но я поняла… я думала… – Голубые глаза Глэдис наполнились слезами. Она быстро поморгала, не позволяя себе заплакать. – Ты ведь дал мне понять, что мы поженимся во время этих гастролей. Ты мне обещал.

– Когда это я обещал?

– Сам знаешь когда, – прошептала она.

– Глэдис, ты особенная девушка, но мужчинам свойственно говорить всякое такое.

Ее лицо приняло обиженное выражение.

– Ты меня не любишь!

– Этого я не говорил.

– Либо любишь, либо нет.

– Я испытываю к тебе глубокую привязанность, – заявил Саверио.

– То есть? – повысила голос Глэдис.

Саверио окинул взглядом салон автобуса. Многие музыканты уснули, а остальные недвижно растеклись в креслах, как пальто, наброшенные на спинки стульев. Ударник и тромбонист уселись на заднем сиденье со сложенным гармошкой спортивным разделом газеты. Они прикидывали, на каких лошадей поставить, как только приедут в Ричмонд.

– Привязанность – это такое чувство, – прошептал Саверио.

– Я не потому о тебе забочусь, что испытываю к тебе привязанность! Я забочусь о тебе, потому что люблю, – выпалила Глэдис. – Моя мать ожидает, что я вернусь домой в сопровождении мужа – я ей пообещала, что так будет. И вот что ты теперь намерен делать?

Саверио хотелось остаться с Глэдис, но не навсегда, и хотелось ему этого не настолько, чтобы предложить ей замужество. Он решил было сказать ей что-то осторожное и обдуманное, то тут же понял, что слишком устал, чтобы торговаться.

– Ничего, – ответил он.

– Ты не собираешься дарить мне кольцо?

– При нынешней конъюнктуре – нет.

– Какая еще конъюнктура? Кто вообще так разговаривает?

– Мужчина, который не намерен делать предложение.

– Ты только о себе и думаешь.

– Вполне возможно.

– Возможно? Так и есть. Спроси у меня, уж я-то знаю точно.

– Глэдис, а мы не можем это обсудить позже?

– Не вижу, почему нельзя этого сделать сейчас.

– Сейчас мы в автобусе. Вместе с оркестром. Хуже времени для такого разговора и быть не может.