Девон подался вперед.
– Позвольте спросить, что же не так с этой несчастной? Она показалась мне такой беззащитной и испуганной, что я её пожалел.
Кисара в бешенстве повернулась к нему, и глаза её сверкали маниакальным блеском. В воздухе на мгновение запахло гарью, где – то за шатром вспыхнула куча дров. Не в силах больше контролировать свою ярость, она выхватила рапиру из позолоченных ножен и пронзила грудь командира. Алая кровь брызнула в разные стороны. Тот, не успев даже вскрикнуть, опустился на пол. Спустя мгновение его дыхание замерло.
Графиня презрительно фыркнула и спрятала рапиру назад в ножны.
– Жалкий дурак! Беззащитная.. Пожалел! – отвернувшись, произнесла она, платочком стирая кровь со щеки – Хитори! – обратилась она к одной из своих людей, – Ты принимаешь командование отрядом. Гатт, Агелла, Кадм, вы отправляетесь в погоню! – скомандовала Кисара. Трое приближенных поклонились и покинули шатер. Спустя минуту, с улицы послышался удаляющийся стук копыт.
Графиня вышла из шатра и с ненавистью глянула на темное звездное небо. «Как же могло произойти на этой земле то, что эта ненавистная тварь снова ушла от меня?» отчаянно вопрошала она небеса.
К Кисаре приблизился часовой:
– Ваши люди только что ускакали в сторону леса, а ведь уже наступила темнота! – доложил он.
– Я знаю. Это я им приказала! – ответила та, раздраженно взглянув на часового. Накинув на голову капюшон, она взобралась на свою вороную лошадь, и бросила:
– Ваш командир смещен, на его место мною назначен новый.
С этими словами Кисара галопом помчалась по дороге на Нантарион, удаляясь под изумленным взглядом часового.
Глава 2
Фнора
чуть дыша, не спеша…
остановками пульса и дерзкими вспышками страсти
на ладонях твоих воскресает и гибнет душа…
моя белая птица – твое непосильное счастье…
Манис-Катерина Лан'Оран-Ийонфи жила в небольшой деревеньке близ Фельвы – Валентайн. Огромный шикарный особняк в три этажа (верх роскоши среди сельских плантаторов) стоял на перекрестке лесных дорог, одной на Фельву, другой – к речному порту Огнатис. Но одновременно с этим, жилище семьи Лан'Оран-Ийонфи находилось в прекрасном уединенном месте, на опушке леса.
На опушке также раскинулись владения семейства: хлопковые плантации. Манис обожала глядеть на эти выросшие на красно-коричневой земле длинные зеленые стебли, увенчанные алыми цветками. Летти, старая горничная из людей, часто рассказывала маленькой Манис легенды о том, что раньше хлопок был белым, а не алым; якобы, что До Великой Катастрофы хлопок был бел, как снег, но во время катастрофы люди прогневали Небесных Богов, и те окрасили хлопок их кровью в память потомкам о содеянном. В общем, Летти знала много легенд о былых временах, и маленькая Манис часто отвлекала её от работы, чтобы послушать очередную байку. Хотя потом, когда Манис уже научилась читать и писать, она сама выискивала и поглощала истории, написанные сначала на фноранском, а уже потом и на Ларите[9 - Ларит – общий язык, язык людей]е и многих других языках. Если уж на то пошло, книги и вовсе заменяли Манис практически все.
Кроме няньки у неё было не так уж и много друзей. Были знакомые, приятели, но настоящий друг был только один – Элиот Арион, сын плантатора с соседнего участка. Арионы были одного достатка с Лан'Оранами, и их семьи поддерживали дружеские отношения.
Отец Манис, Джулион Лан'Оран, был одним из крупнейших плантаторов страны, а Лайонелл, или просто Лайн Арион, был его партнером и другом. Их участки находились рядом, у них были общие поставщики, и все это о многом говорит. Мать Манис, Селестина Ийонфи, была светской львицей из Фельвы, где её родители были крупными чиновниками. Кловерис Арион была её подругой по пансиону, поэтому неудивительно, что между всеми членами семьи поддерживались теплые отношения.
Элиот Арион был с самого детства лучшим другом Манис. Манис по своей природе не дружила с девочками, потому что считала их всех соперницами в одной игре. Однако при этом она так же плохо общалась с личностями противоположного пола, так как в ней напрочь отсутствовало кокетство. Парни всегда предпочитали её более элегантных, привлекательных и разговорчивых «подруг». Единственным исключением был Элиот. Он, конечно, тоже поддавался чарам «сельских красоток», но он никогда не предавал Манис. Никогда не променял бы её на одну из этих смешливых разгульных особ с соседних вилл!…
В тот самый памятный вечер Манис сидела на крыльце и читала толстенную книгу из отцовской библиотеки. Книга была о революции, и казалась Манис не очень интересной, однако в тот вечер в ней бушевала некая потребность в печатном слове, поэтому ей было все равно, что читать. Вечер был теплым; небо – слегка розоватым с оранжевыми искрами, и потрясающе чистым, безоблачным. Глядеть на небо Манис могла бы часами, потому что это огромное «зеркало мира», простиравшееся на всю бесконечность света земного, манило взгляд Манис с самого детства. Когда ей было плохо, она говорила себе: «Посмотри на небо, Манис! Как оно прекрасно. Неужели мир, который находится под опекой такого неба, может быть плохим?…»
Чтение Манис прервал стук копыт с подъездной аллеи. Манис поднялась, оправив сиреневое платье, и пошла поприветствовать гостей.
Из-за поворота аллеи показались три лошади: две одинаковые гнедые и одна серая в яблоках, чуть впереди. Манис узнала всадников: то были братья Лаф и Элиот Арионы в сопровождении главы семейства. Приблизившись к дому, они спешились, оставив лошадей на попечение конюхам, и подошли к Манис.
– Здравствуйте, молодая госпожа Лан'Оран-Ийонфи! – Поприветствовал её Арион-старший, слегка пожимая Манис руку. По традициям того времени, женатый мужчина не осмеливался целовать руку молоденькой незамужней даме. Но на его сыновей это не распространялось, поэтому они поочередно поцеловали руку девушки, прежде чем подняться на крыльцо.
– Я доложу о вас отцу? – Предложила Манис, искренне радуясь их неожиданному визиту.
– Не стоит! – Смеясь, отвечал Лайн, – Хочу сделать сюрприз.
С этими словами он скрылся в прихожей. Братья же остались с Манис на крыльце. Лаф, младший брат, постоянно широко улыбающийся, уселся на перила. Элиот устроился вместе с Манис на лестнице, сев на ступеньку ниже её.
– Отец устраивает завтра летний пикник, и ты, Манис обязательно должна там быть! – Объявил Лаф, глядя на Манис своими смеющимися глазами. Лаф вообще был самым веселым парнем в округе, после близнецов Лан’Квиан, поэтому в свои пятнадцать уже не имел отбоя от дам, и страстно желал, чтобы Манис присоединилась к числу его поклонниц.
– В любом случае, тебе, Лаф, ничего не светит. – Заявил Элиот, вертя в руках шелковый вишневый пояс Манис.
– Действительно, хватит с тебя сестер Лан’Сиан и Моники Тао! – Сказала Манис, посылая Лафу воздушный поцелуйчик. Нет, то было не кокетство, а просто маленький ритуальчик между хорошими знакомыми. Лаф сделал вид, что ловит поцелуйчик и прячет в карман. Манис засмеялась, а Элиот сделал ревнивое выражение лица.
Некоторое время просидели молча: Манис спрятала за книгой смущенное лицо, Элиот делал вид, что сердит на брата, и смертельно заинтересован присевшей на колонну бабочкой, а Лаф просто вглядывался в колыхающиеся на ветру белые занавески на окне первого этажа. Наконец, Лафу надоело молчание:
– Что-то все притихли. Расскажи что-нибудь, а, малышка?
– Я… Я не малышка!
Лаф с досадой встряхнул светлой кудрявой головой.
– А вот этому благочестивому заучке рядом с тобой ты бы разрешила называть тебя хоть «конфеткой»!
– Да что ты…
– Да, малышка, убери эту книгу от своего лица! – Элиот попытался забрать у Манис её литературу, в то же время незаметно отвесив брату щелбан. Лаф скорчил недовольную рожу и показал брату язык. Манис улыбнулась, глядя на этих двух чудаков.
На некоторое время все снова замолчали, погруженные в свои мысли. Элиот продолжал задумчиво поглаживать пояс Манис, Лаф глядел на небо и по-детски болтал ногами, сидя на перилах. Глядя на них, девушка заметила про себя поразительное сходство – в светлых волосах, в больших голубых глазах, в длинных и кукольных, как у девчонок, ресницах.
Исторически, все без исключения фноры очень красивы: будь то парень или девушка, ребенок или старик. Светлая кожа, волосы золотистых или пепельных оттенков, Глаза холодных цветов – все это делает их гораздо привлекательнее простых людей. Однако, одно-единственное в них пугает, сразу же выдает нечеловеческое происхождение – это небольшие костяные наросты на голове, похожие на рога. Сами фноры называют их «хиос», что значит «божественные рога». Многие считают это интересным или красивым, а многие боятся. Но креме этого, на их теле есть и еще знаки, отличающие их от людей: маленькие костяные бугорки, поднимающиеся из – под кожи, и идущие вдоль позвоночника. Фноры считают их исторически сложившимся атавизмом, как и хиос, помогавшие их предкам. Но это порой выглядит пугающе, выдавая сомнительное, нечеловеческое происхождение фнор. Поэтому фноры редко покидают Обунай, а особенно редко появляются в Нантарионе или других странах Союза.
А, впрочем, боятся фнор не за их внешний вид, а за их скрытую силу, их возможности. Теоретически, фноры самые опасные существа современного мира (после демонов Шанра, естественно). В прежние времена, когда первые фноры едва заселили эти земли, все они могли призывать некие « силы», которым сами Фноры дали название «Кровавые Когти». Фноры были невероятно сильны, бессмертны и властны, могли бы повелевать новым миром, если бы совершенно внезапно не утратили Когти, не отказались бы от них. Никто не знает, почему, но и сами фноры не меньше людей и остальных боятся скрытого у них внутри, поэтому ведут тихий, светский образ жизни. Они забыли о том, что могли бы совершить.
Однако, вернемся к нашим друзьям, которых мы покинули мечтать на крыльце.
Помолчав немного, Элиот сказал:
– Скоро начнется война.
Манис удивленно вздрогнула от этих слов. Её поразила цепочка ассоциаций, рожденных в её голове при слове «война».
– Что за глупости! Никакой войны не будет. – Неуверенно опровергла она его слова.
– К сожалению, это очевидно. – Покачал головой Элиот, – Нантарион набирает силу. А вместе с ним – Провинции и Запад – вот вам и «Союз». А против – «Альянс»: Красбер, Сайран, Магред…
– Я думал, ты поэт, а не политик! – Сказал Лаф, задумчиво глядя на брата.
– Вскоре мы все будем не поэтами и политиками, а солдатами. – Грустно отозвался тот, глядя на порхавших мимо бабочек. Одна из них подлетела к уже зажженному масляному фонарю; весело порхая, она витала кругами вокруг танцующего голубого огонька. Элиот протянул руку, чтобы вытряхнуть её из фонаря, но было поздно: бабочка вспыхнула и исчезла.