Махнув на прощанье ручкой, Аркаша нырнул в автомобиль и хлопнул дверцей обветшалого автомобиля. Усатый таксист, с кепочкой набекрень, просунул ключ зажигания в замочную скважину и двигатель под капотом тотчас взревел. Тихоходом они миновали затхлый двор и скрылись за ближайшим поворотом.
Вот и сказочки конец!
Глава 2
Одинокий, но живой
Октябрь нынче выдался холодным, в отличие от летнего зноя. До того лето выдалось жарким, что Витасику, нет, да приходилось подчас ночевать в тесном морозильнике, лишь бы согнать с себя любимого извечный пот и дать телу время, как следует просохнуть. Со дня, как прежние хозяева оставили родное жильё, квартира окончательно зачахла, а чугунные батареи источали один лишь холод мёрзлой стали. Бедолага Витасик был вынужден зябнуть в опустелой квартире и ждать, пока новые хозяева не распакуют свои чемоданы.
Он своими глазами видел, как вслед за хозяевами, квартиру покинул домашний уют и тепло. Холодильник осиротел подчистую, на кухонных полках поселились мыши, извечная пыль осела на скатерти, и впотьмах мрачного шкафа, куда Витасик заглядывать не решался, мирно покоилось рубашка прежнего хозяина. Какого именно хозяина Витасик, честно слово, не знал… Стены этой, далеко не чудной квартиры помнят своих жильцов поимённо, взять, к примеру, гражданина Пейкса. Эстонец по крови, и строитель по профессии, Отто знал своё дело на зубок, но имел страсть посреди рабочей недели раздавить пузырь столичной. И что Вы думаете!? Человек спился. Он был самым, что ни на есть гулякой и не мудрено, что белая горячка нагрянула в гости вечером со вторника на пятницу. Пейкс тронулся кукушкой и в порыве безумия он проломил рукой стену из гипсокартона. И по сей день кривая щель в стене напоминала Витасику, тот самый день, когда гражданин Пейкс, слетел с катушек. И никому из жильцов дома впоследствии не удосужился заделать в стене сквозную пробоину. На его памяти, этот невыразительный шкаф наводил тоску со времён развала Советского союза и годами собирал никчёмную пыль.
С течением времени, мерзкие мыши, острыми зубами прогрызли истёртый линолеум, потому Витасику пришлось побороть личные страхи и осмотреть забытый хозяевами мрачный шкаф. Дверь взвыла, и все страхи оказались напрасны… Казались большим, чем есть на самом деле. Витасик нашёл, что искал. Отцовская рубашка, в самый раз сгодится для борьбы. Витасик с трудом разорвал на части отцовскую рубашку и заткнул мышиные щели, нет дав, вредителям освоиться в чужой квартире.
Что стряслось!? С какого перепуга квартира, где некогда жизнь кипела, сталь колела, вдруг пришла в упадок. Витасик знал ответ на вопрос. Дом без хозяев, словно тело без души. А Витасик верил, что всякий дом, будь он одноэтажный, или небоскрёбом, имел душу. Хозяева обогревали квартиру домашним уютом, и насыщали теплом стены родного жилища. Птицы обустраивали гнёзда, медведь берлогу, пчёлы улья, а человек квартиру. И что ни скажи, но ежели хозяева с царём в голове, то быть стало квартира в надёжных руках. Умелый муравей, не даст родному гнезду прийти в упадок, вот и ответственный хозяин, не позволит квартире, зачахнуть и стать жалким подобием достойной квартиры. Ежели хозяин рукастый, то все дыры и щели он залатает, гвозди, где нужно прибьёт, картины повесит, грязь вездесущую без внимания не оставит и сделает всё возможное, лишь бы квартира дышала свежестью и чистотой.
Внутреннее убранство квартиры, есть подлинное отражение хозяина. Какая квартира, таков и хозяин. Холостяцкую берлогу, Витасий различит с полувзгляда. Ему не раз доводилось пребывать в похожих апартаментах. Взять, к примеру, Яниса Озолиныша… Он уроженец Латвии и который год работает в местной школе, учителем младших классов.
Квартира Яниса Озолиныша, наглядно отображает, как семейное, так и душевное положение человека. Умывальник с утра до ночи забит немытой посудой, носки разбросаны по дому, стульчак на унитазе всегда опущен, а одежда, увы, не глажена. Невооружённым глазом видно, что дому не хватает женской руки. Или Камила Валиева, незамужняя татарочка, вечная соискательница второй половинки, вот уже как пару лет не в силах собрать шкаф-купе и повесить дорогие гардины. Хоть Камила и содержит квартиру в чистоте, однако мужская сила и ум, здесь явно не помешают. Быть может их свести, думал Витасий. Вот получится семейка, интернациональная, в лучших традициях Советского союза – жена татарочка, а муженёк латыш. Скучно мне, отчего не пойму, Витасий всё чаще придавался размышлениям и не знал чем себя занять.
На первых порах, Витасий со скуки навещал квартиру профессора Круглова. Андрес Ильич Круглов, человек знатных кровей, отец известный в музыкальных кругах композитор, а мать… любила Италию, настолько, что назвала сына португальским именем. Она искренне верила, что Андрес имя итальянское, но в большей степени оно принадлежит португальским корням. Но Антонину Давыдовну – именно так величали мать профессора Круглова – можно понять и простить. За границей она толком не бывала и откуда ей знать особенности итальянских имён. А курорт иностранный Антонина повидала на старость лет, когда сыну стукнуло двадцать пять годков.
Квартира у гражданина Круглова истинно барская. Четырёхкомнатная… Внушительных размеров ванная, и не то кухня, не то столовая, правда, всего на всего одно гостиная комната, но обставлена заграничной мебелью. Ну что тут скажешь, подарок отца на совершеннолетие обязан быть дорогим, иначе нельзя, иначе, кто стакан воды в старости подаст. Женой Андрес Ильич так и не обзавёлся, правда, ходила тут одна девица, метила на фамилию Круглова, но не заладилось у них, мыслями они, видите ли, не сошлись. Он, профессор Круглов, идеалист, двигатель научного прогресса, а она, всего на всего домохозяйка, один в один копия матери Андреса Ильича. Не сказать, что он всеми фибрами своей душонки ненавидел родную мать, просто Круглов терпеть не мог сидячий образ жизни. А именно такой образ жизни вела мать Круглова. Андресу Ильичу, полагал Витасий, позарез нужна стойкая женщина, властная брюнетка, а не уступчивая блондинка. Все блондинки поголовно мягкотелые домохозяйки, а Круглову нужна жена со стальной хваткой. Она должна быть готова схватить непутёвого мужа за кадык, приставить его к стене и выбить из него всю дурь, а то, видите ли, двигатель прогресса тут нашёлся. Детей строгать время настало, а не по научным центрам шляться.
Но имелась у Круглова штукенция одна, ну уж очень она Витасику на душу запала, телескопом величается. Любил он к профессору Круглову в гости наведаться… В то время, как Андрес Ильич мял бока, Витасик мог вдоволь телескопом наиграться. Нет… На звёзды он не смотрел. Витасик полагал, что на Земле и без того вещей занимательных пруд пруди. А на луне что? Снег кругом, и ни души. Витасий любил смотреть в телескоп, точь-в-точь подзорная труба, но прямая. Обеими руками он хватался за причудливый аппарат и приступал изучать внутренности двора. Кто на лавочке уснёт, кто сигарету не потушит, но это всё мелочи, ибо полюбил Витасик телескоп за излишнюю дальнозоркость. Ночами напролёт он следил за соседским домом и при помощи телескопа заглядывал в чужие квартиры. Не то чтобы Витасик любил вторгаться в личную жизнь незнакомых ему людей, просто любопытство, раз за разом брало вверх над моралью.
Но с течением времени, Витасику наскучило таращить зенки в подзорную трубу. Скука навевала тоску, и он понимал, причину внезапного уныния. Отсутствие хозяев в квартире, вот корень всех бед Витасика. Без хозяина квартира немногим меньше человека без души, полость для приёма пищи, не более того. Витасик сроднился с квартирой, они стали одним целым. Стены родной квартиры, кормили Витасика силой, давали пищу для долгих размышлений и держали его на плаву. В квартире он, словно за каменной стеной неприступного замка. И ни одна душа, кроме коммунальщиков, не в силах вытравить Витасику из дому. Кто-кто, а коммунальщики, по зову городской администрации запросто могут дать Витасику отворот поворот. Достаточно пригнать к дому два экскаватора и пару килограмм отменной взрывчатки в тротиловом эквиваленте. И в таком случае плешивый чиновник, камень на камне не оставит.
Изо дня в день квартира чахла на глазах Витасика. Мерзотные мыши рвались на свободу, и пыль вконец осточертела. Надо напастись терпением… Витасик ободрял себя крепкими фразами и продолжал отбивать мышиные нападки. Однако Витасик, к сожалению не машина, он не в силах вечно держать оборону, ибо мыши оказались чересчур настойчивы. Тогда Витасий в страхе потерпеть поражение, из-под полы украл у соседа ведёрка холодной водицы и затопил мышиную нору, откуда на свет рвались серые вредители.
Мало-помалу, но Витасий ослаб, как телом, так и душой. Увидев слой пыли на шкафу, он отчаянно махнул рукой и двинулся поливать всеми забытый фикус. Что-что, а фикус водой орошать, он не забывал. Цветы ласку любят, ежели ты о них забудешь, то всё, пиши, пропало. Витасик знал главное правило, не забывай поливать цветы. Зачастую хозяева считают не нужным окатить бедный цветок желанной водой и оставляют растение на произвол обстоятельствам.
Со дня на день, Витасий должен впасть в глубокую спячку и разразиться заливистым храпом, чего он делать, ни в коем разе не желал. И лишь новым хозяевам под силу выручит Витасика и уберечь его от страшной участи. Терпеть не мог Витасий, впадать в спячку и на долгие недели становится овощем. Однажды Витасик, будучи в глубокой спячке, продрых целый месяц, пока новые хозяева не заселились в квартиру.
И если вчерашним днём Витасик находил в себе силы бороться с мышиной угрозой, то нынче он не в состоянии толком смочить сухие листья фикуса. Ноги подкашивались, руки дрожмя дрожали, образы перед глазами плыли, точно картина Винсента Ван Гога «Звёздная ночь», а голод становился неутомим. Извечный вопрос – что делать? Преследовал Витасика на каждом шагу. Последние силы он бросал на борьбу со спячкой, но подчас казалось, что она неизбежна. Сон наступал со всех сторон, Витасика бросало то в жар то в холод, абсолютная апатия проснулась в нём к собственной квартире. Фикус, засох.
Аааа… Когда же всё это закончится.– жалостливо стонал Витасий. Он волочил за собой многопудовые ноги и двигался в сторону душных спален. Витасий, точно скалолаз карабкался на стылую постель, ложился на бок и созерцал убогие стены. Советские обои ему ничуть не наскучили, а настенные узоры наглядно отражали всю суть человеческого бытия – бессмысленные завитушки, суть который блеснуть чешуёй, не более того.
Воздух в квартире, становился прелым, однако комнатная температура не превышала отметки в десять градусов. И ежу понятно, что опрела не квартира, а внутренности Витасика. Страх впасть в глубокую спячку, душил Витасика тугими мыслями, сковал бедолагу в чугунные кандалы и засадили за решётку страданий. Что делать? Одна фраза, а сколько вопросов, но до чего же мало ответов. Уму разуму непостижимо. Ждать… Думал Витасик, мне оставалось только ждать, когда очередные хозяева залезут в долговую яму и приобретут на кровные рубли квартиру в избитой временем хрущёвке, на окраине города. Но такова сущность человека, влезать в яму поболее, чтобы выкарабкаться из ямы помельче. Людская натура… Не поддаётся никаким объяснениям.
Всесильная хандра, подкосила здоровье Витасика. Разящим ударом она сперва поразила ноги, следом взялась за бёдра, охватила грудную клетку и добралась до сердца. Но трезвый ум Витасика, неуступчиво противостоял голодной хандре. Он понимал, что стоит дать слабину и ты потеряешь контроль над телом. Держись касатик! Позади Москва! Шутливо ободрял себя Витасик и старался не упасть в голодный обморок.
Некогда зелёный фикус, символ одиночества, местами пожух от нехватки влаги. Горделивое растение покорно склонило блеклые листья к сухой земле и словно бы молило о капле холодной водицы. Почва под ногами вся иссохла и корням фикус неоткуда была пить воду. И стоило взять в руки горсть земли, как тонкий слой чёрной пыли рассыпался на белом подоконнике. Одним словом пустыня, как Гобби или Сахара.
Каждый день становился зеркальным отражением предыдущего. Словно день сурка, и лишь слабость в ногах перетекала в слабость мыслей, а в остальном Витасий существовал. Ожидание, изводила страдальца мыслью о скором поражении.
И все дела, вроде бы складывались куда угодно, но не в пользу Витасия. Однако рука помощи, хоть и заставила потомиться в ожидании, но была в самый раз… кстати.
Глава 3
Заселяемся сынок! Открывай шампанское!
–Заселяемся сынок! Открывай шампанской!– не слова, а музыка.
Не уж то я дожил, думал Витасий и едва ли не пускался в пляс.
И года не прошло, и пылью дом обрасти, не успел, как очередные хозяева угловой квартиры, здоровья им крепкого, дали Витасику повод оттянуться в полный рост и не парить шкуру.
***
Заселились хозяева ранним утром, в середине ноября, предвестника скорой зимы. С первыми петухами, возмужалые грузчики, истинное олицетворение животной страсти, втащили в угловую квартиру торшер и кухонную утварь.
–Оххх… Какие же Вы мальчики поджарые.– кокетничала дама в летах. Чего дурного ни кажи, но бальзаковский возраст подстать новоиспечённой хозяйки квартиры.
–Мама!– негодовал юный очкарик, очевидно сын госпожи.
Толстоватая роговица округлых очков и взлохмаченные волосы, выдавали в долговязом пареньке излишнюю страсть к всеобъемлющим знаниям. И на момент, пока плечистые грузчики на собственном горбу тащили увесистую мебель, молодой человек, видимо зачуханный ботаник, присел на холодный бордюр и трепетно прижал к груди любимые книги.
–Что мама! Что мама! Я девятнадцать лет, как твоя мама! Дай женщине наладить личную жизнь!– роптала мать.
–Мама мне семнадцать!
–Весь в отца! Точная копия.
–Ну, мама! Перестань, соседи услышат. Подумают раньше времени, что семейка полоумных заселяется и не дадут нам в доме житья.
–Вот те на, родной сын меня стесняется… А я между прочим! ОДИНОКАЯ женщина, в активном поиске!!!– мать намеренно кричала во весь голос, на запредельно громких тонах. Словно кричала душа и взывала закоренелых холостяков к серьезным отношениям, вплоть до женитьбы. Весь двор, поголовно, от мала до велика, подхватил ушами истошные вопли одинокой матери и вышли посмотреть, что за сыр бор там устроили, в разгар рабочего дня.
–Ты всё усложняешь, впрочем, ничего нового!
Коренастый грузчик, южных кровей, с разбегу вскарабкался на фургон грузовика и поднял на руки фарфоровую вазу. Голубой сосуд, хоть и куплен на местном рынке за бесценок, однако мать относилась к вазе с трепетом, пылинки сдувала. Во-первых, она урвала вазу буквально за гроши, ну, а, во-вторых, продал декоративную безделушку, один весьма приятной наружности армянин. Битый час, они, ворковали у прилавка и ненавистно ругали внезапный скачок цен на гречку.
Южанин лихо сошёл на асфальт, потерял равновесие, подался вперёд и выронил драгоценную вазу. Некогда цельный фарфор разбился вдребезги, осколки разлетелись по щербатому асфальту, и казалось, что весь мир замер в ожидании ответа. Но ответ не заставил себя долго ждать.
–Ах ты! Паразит! Да я тебя в баранку сейчас согну. Паскуда! Ты до гроба мне ущерб будешь возмещать. Да я тебя! Да я на Вас всех в суд подам.– ругалась одинокая мать.
Южанин, в страхе быть убитым, взял руки в ноги и смылся на детскую площадку, встав подле песочницы.
–Слушайтэ, жэнщина! Успокойтэсь! Это же всего на всего ваза!– из последних сил южанин пытался угомонить озлобленную мать, но тщетно. Дама настроилась боевито, она тотчас ринулась на подлеца и взялась гонять неуклюжего южанина по двору. До тех пор, пока бедолага не скрылся за ближайшим поворотом. К концу погони, весь двор стоял на ушах, и юней, что минутой ранее морозил почки на холодном бордюре, закрыл красное от стыда лицо парой книг. Он стыдился родной матери… Сильно.
***
–Ну что сына, вот мы и заселились в новую квартиру. Чуть меньшей прежней. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.– мать разместилась на старых чемоданах, в то время, как родной сын, опора и надежда на светлое завтра, созерцал багряные огни вечернего заката.
мать разместилась на старых чемоданах, в то время, как родной сын, опора и надежда на светло завтра, точно созерцал багряные огни вечернего заката.
–Да… Не в обиде.– с умным видом ответил очкарик. В преддверье ночи, багряное солнце, скрыло личико за крышами соседних домов, и кромешная тьма опустилась на улицы города. Нечисть вылезла на поверхность, и лишь фонарные столбы оберегали жителей от внезапных встреч.
–Мне горестно видеть, как ты обращаешься с родной матерью. Не для того я тебя растила, чтобы ты меня стеснялся.