Целебные травы ашкенази. Забытое наследие великих целителей

Другие целебные средства ранних фельдшеров также продолжали использовать веками. В том же фельдшерском дневнике XVII в. упоминается лечение огнестрельного ранения:

11 ноября фельдшер прикладывал травяные отвары и мазевые компрессы… пластыри из хлеба, смешанного со слюной и паутиной, для предотвращения гангрены и… когда эскадроны стали жаловаться на обморожение… готовил мази из трав, которые отлично предохраняли от него.[50 - Kossoy and Ohry, 39.]

Другие мемуары польского еврея XX в. из Апты (современный Опатув, Польша) свидетельствуют о сохранении этой практики: автор вспоминает, что в детстве они с друзьями пользовались паутиной для перевязки любых порезов и ран, которые могли приключиться в течение дня.[51 - Kirshenblatt and Kirshenblatt-Gimblett, They Called Me Mayer July, 232.]

Нигде больше в Восточной Европе фельдшеров так глубоко не привлекали к оказанию медицинской помощи, как в России. Появившись в русской армии в XVII в., из-за нехватки подготовленных врачей и большой численности царской армии фельдшеры были важнейшим компонентом медицинской службы вплоть до XX в. – сначала в русской, а затем и в советской армиях.[52 - Sidel, «Feldshers and ‘Feldsherism», 934.] Такое расширение роли фельдшера ускорилось в связи с разделами Польши в конце XVIII в. и поглощением Россией большей части ее территории. После 1795 г. большинство евреев-ашкенази стали подданными России, включая всех фельдшеров, которые служили в бывшей польской армии, впоследствии продолживших военную службу под российским флагом.[53 - Kossoy and Ohry, 76.]

Отношение российского правительства к еврейскому населению было переменчивым. Во время разделов Польши, чтобы ассимилировать новых подданных в составе Российской империи, Екатерина Великая разрешила еврейским купцам жить и торговать во вновь приобретенных городах Могилевского и Полоцкого уездов. Аналогичные разрешения были дарованы евреям и в бывших османских регионах, завоеванных в 1793 году. Однако эти разрешения были географически привязаны к печально известным пределам черты оседлости, установленной в 1791 году. Эти пределы ограничивали передвижения и деятельность евреев-ашкенази в России, и сохранялись эти дискриминационные границы более века, вплоть до Первой мировой войны.

В таких сложных обстоятельствах фельдшеры-ашкенази и при новых властях продолжали заниматься своим ремеслом и приспосабливались к диктатуре эпохи насколько могли. Если удавалось пережить длительный срок обязательной военной службы, составлявший до 25 лет, они, чтобы заработать на жизнь, часто возвращались в сельские районы черты оседлости, в которых, как правило, было мало или совсем не было санкционированного медицинского обслуживания.

Фельдшеров-ашкенази черты оседлости отличали от их нееврейских коллег несколько специфических факторов. В то время как все фельдшеры Восточной Европы должны были проходить стандартную практическую подготовку, еврейские фельдшеры соблюдали обычаи, что отличало их методы лечения от методов других фельдшеров.

Одно из таких отличий заключалось в самом акте бритья. Во всей черте оседлости, даже в XX в., евреям запрещалось бриться. От фельдшера-ашкенази (или цирюльника), чья практика в основном распространялась на единоверцев, не ожидалось, что он будет оказывать эту услугу. Таким образом христианский парикмахер-хирург специализировался на первой, а не второй части этой разделенной дефисом профессии, а его еврейский коллега концентрировался почти исключительно на ее лечебных аспектах.[54 - Kossoy and Ohry, 146.]

Другое отличие – положение еврейской фельдшерской общины. Поскольку санкционированную медицинскую помощь в общинах ашкенази черты оседлости к XIX в. в основном оказывали фельдшеры, а не дипломированные врачи (большую роль в этом сыграли ограничения, запрещавшие большинству евреев посещать российские университеты, наряду с призывом в армию), их социальное положение было довольно высоким для полупрофессионального ремесла. Фельдшеры считались в своих общинах «народными врачами», а евреи-ашкенази ласково называли фельдшеров своей общины «рофе» или «ройфе» (на иврите – «врач»). Поскольку фельдшеры часто были «из народа», их скромная репутация создавала прочную и доверительную связь между ними и общиной. Предполагая, что при обращении за помощью они могут выбирать между квалифицированным врачом и фельдшером, пациенты-евреи гораздо чаще доверяли последнему, особенно когда обсуждали возможность обратиться к традиционному лечению.[55 - Kossoy and Ohry, 133–37.] Благодаря близкой душевной связи с общиной (обусловленной как ограничениями черты оседлости, так и прочной наследственностью, которая формировала их практику), фельдшеры регулярно взаимодействовали с другими традиционными народными целителями, знали их лекарства и широко этим знанием пользовались. В результате медицинский арсенал фельдшеров обогатился разнообразием ботанических и других народных средств, с которыми им случалось иметь дело.

Третьим отличием фельдшеров-ашкенази от их коллег-неевреев было использование лечебных книг, «сегулот ве-рефу’от», описанных ранее. Эти справочники секретных растительных средств были так же важны для еврейского фельдшера или цирюльника, как и для баалей-шем.

Одной из самых важных работ была «Маасе Товия» («Работа Тобиаса»), написанная врачом Тобиасом ха-Коэном и впервые опубликованная в 1707 году. На протяжении веков она была краеугольным камнем настольной литературы фельдшеров-ашкенази. (Сохранилось множество рукописных копий и печатных экземпляров начиная с 1908 г.)[56 - Tuszewicki, «German Medicine», 66.]

Конечно же, фельдшеры опирались и на светскую европейскую медицинскую литературу, например на труд Тиссо. Проходя процесс перевода, эти произведения часто переделывались для удовлетворения общественных потребностей. Одна из таких книг, Anleitung f?r B?rger und Landleute Генриха Феликса Паулицкого (1793 г.), была переведена на иврит (через польский язык) как Marpe le-Am, а отдельные главы были извлечены, сокращены и переизданы (брошюра под названием Imrei Israel была стандартным руководством при судорогах). В переводе на иврит Marpe le-Am был ключевым медицинским текстом XIX в., который сочетал методы западной медицины, традиционные знания о растениях и особые религиозные требования еврейской общины. Им широко пользовались фельдшеры, врачи и религиоведы.[57 - Tuszewicki, 66–67.]

Доверие ашкеназских фельдшеров к медицинским трудам с явной религиозной направленностью показывает, насколько сильно на их подход к лечению влияли еврейские религиозные источники, такие как Талмуд, или другие религиозные авторитеты (например, Маймонид). В этих источниках, как правило, содержались подробные предписания по предотвращению болезней посредством совершения омовений и упражнений, по правильному приготовлению пищи и напитков, а также о пользе массажа, свежего воздуха и т. д.

Что касается Талмуда как медицинского источника, то большинство его целебных рецептов основаны на более чем сотне растений и их производных, таких как шалфей, мыльнянка (Saponaria), шпинат, опиум и оливковое масло. Многие предписания Талмуда, чаще адаптированные, но порой и без изменений, попали в качестве лекарств в арсенал фельдшеров. При некоторых кожных заболеваниях предписывали ванны с минеральной водой и очистительные процедуры с травяными клизмами.[58 - Kossoy and Ohry, 93.]

Фельдшерские лекарства в основном применялись для облегчения боли (например опиаты) или заживления ран с применением различных специализированных мазей и пластырей. Точные составы многих таких отваров (которые, как считалось, обладали исключительными целебными свойствами) тщательно охранялись. Самыми популярными фельдшерскими рецептами для заживления свежих ран в России конца XVIII в. были листья подорожника (Plantago). Его целебные свойства известны с древних времен. Тобиас ха-Коэн в «Маасе Товия» рекомендует использовать его при заболеваниях, связанных с органами пищеварения. Сегодняшние травники по-прежнему пользуются подорожником благодаря его способности лечить раны и другие недуги. В городах и деревнях черты оседлости подорожник большой (Plantago major) был одним из главных лечебных растений и высоко ценился традиционными целителями-ашкенази (см. Materia Medica: Plantago major, с. 179). Фельдшеры также полагались и на обычные бытовые ингредиенты. Хлопковое масло, смешанное с яичным желтком, или пшеничная мука, смешанная с яичным белком или медом, накладывались в качестве пластырей на раны. Основой для мазей служили сало, медвежий жир, хлопковое и лавровое масло (Oleum laurinum).[59 - Von Richter, Geschichte Der Medicin in Russland, 112–18. Also discussed in Kossoy and Ohry, 85.]

Учитывая религиозный запрет на свинину, можно усомниться в использовании сала в мазях, которые еврейские целители готовили для еврейских пациентов. Однако этот ингредиент нередко упоминался как часть рецепта: Давид (Тевле) Ашкенази записал в своей книге «Бейт Давид» популярные в то время рецепты, в которых при физической слабости рекомендовали больным натирать подошвы ног свиным жиром и пить кипяченую воду с соком горечавки в качестве тонизирующего средства.[60 - Pollack, Jewish Folkways in Germanic Lands, 127.] Это похоже на средство, записанное в начале XX в. в городе Елисаветград (современный Кропивницкий, Украина): народный знахарь, скорее всего фельдшер, давал простуженным мазь, приготовленную из сушеных цветков крапивы, смешанных с салом, которой натирали ноги после паровой ванночки.[61 - Ossadcha-Janata, Herbs Used in Ukrainian Folk Medicine, 71.] (См. Materia Medica: Urtica urens, с. 237.) Также фельдшеры использовали толокнянку обыкновенную (Uva ursi) в виде настоя или сухого порошка при заболеваниях почек. Настои листьев валерианы пили как успокоительное средство, а корни валерианы глотали в качестве рвотного. Лекарством от многих болезней был кирказон ломоносовидный (Aristolochia clematitis), который использовался в народной медицине ашкенази даже в XX в.[62 - Kossoy and Ohry, 94–95; Ossadcha-Janata, 81–83.] (См. «Materia Medica»: Aristolochia clematitis, с. 65.)

Изменения, принесенные Просвещением

Европейское Просвещение вызвало у евреев специфический отклик. С конца XVIII в. сторонники Хаскалы (на иврите – «мудрость»), еврейского Просвещения, начали вырубать вековые традиции черты оседлости, особенно относящиеся к здоровью и исцелению. В рамках этого движения врачи с западным академическим образованием вместе с реформаторами здравоохранения, выходцами из зарождающегося среднего класса ашкенази, пытались изменить отношение населения к здравоохранению (наряду с реформами образования, культуры, политической и социальной активности и т. д.). К концу XVIII в., когда формальное обучение и образование стали доступнее восточноевропейским евреям, внимание новой еврейской научной элиты привлекли традиционные целители, у которых не было сертификатов и которые в своих лекарствах полагались на мир природы. Маскилим, сторонники Хаскалы, пошли в наступление с целью изменить повседневные, интимные привычки и обычаи евреев по всей черте оседлости. На этот раз мишенью новых реформаторов оказались традиционные целители.[63 - Epstein, «Dr. Spock», 9.]