– Дети мои, вы еще очень молоды и почти ничего не знаете об истории нашей славной Империи. Однако мы бывали здесь и прежде. Когда-то я был таким же щуплым, как вы сейчас, и тоже летал на змее. И в юности я был частичкой могучей армии, почти такой же могучей, как нынешняя. Мы шли на восток, только наш путь пролегал на одну-две лиги ниже по стене, чем тот, которым мы следуем сегодня. Мы шли ради святой цели – одержать победу над еретиками Отре. То были славные дни, дети мои! Славные дни!
Флатары онемели, как завороженные. Внезапная общительность и откровенность Уолдо изумляли их. Прервав свое повествование, Уолдо едва слышно вздохнул и уставился на костер. Шрамы на его лице вдруг оживились. В обликах огня казалось, будто они, извиваясь, ползут по лицу. Помолчав немного, ветеран продолжил рассказ:
– Переход уготовил для нас тогда тяжелые испытания. Ниже этого места лес населен страшными зверями. У них огромные челюсти, а зубы такие прочные и острые, будто сделаны из металла. Руку они откусывают в один прием, начисто. Кажется, будто она отрублена острым топором. Да и голову сожрать им ничего не стоит. Ррраз – и челюсти этой твари уже пережевывают человеческую голову, хрумкая ею, как яблоком. Мы понесли большие потери на марше и бились с этими тварями с еще большим ожесточением, чем с врагом. Однако Папы знали, что Отре должны быть разбиты. Потому что Отре скрывают важный секрет в их мире зла.
Уолдо опять сделал паузу, и Тигхи засомневался, поделится ли командир важным секретом со всеми ними. И тут ему на память пришел удивительный разговор, который состоялся между ними в тот день, когда Уолдо нес его змей.
Внезапно Уолдо спросил:
– Вы знаете этот секрет, дети мои?
Все флатары разом, как по команде, отрицательно замотали головами.
– Дети, в этом суть нашего мира. В стене есть Дверь!
Уолдо широко открыл глаза и обвел ими всю юную аудиторию, как бы желая оценить впечатление, произведенное этой новостью. Никто ничего не сказал. Тишину нарушало лишь потрескивание сучьев в костре.
– Дверь, понимаете? – сказал Уолдо. – Дверь в мировой стене, и она существует в самом сердце королевства Отре. Они наложили на нее свои нечестивые руки, и мы посылаем армию, чтобы освободить ее. Чтобы вернуть ее Папам, Империи и Богу!
– Что там, командир? – взволнованно спросил Равилре. – Что там за Дверью?
Уолдо внимательно посмотрел на юношу.
– Это священная Дверь. Бог построил стену и живет на другой ее стороне. Эта Дверь приведет нас к нему.
– Меня учили, – сказал кто-то, – что Бог живет на самом верху стены, откуда он может видеть всю вечность.
– Нет, – вдруг возразил Тигхи, – нет, Бог живет у основания стены.
Эта идея была встречена всеобщим негодующим фырканьем.
– Почему же Отре не перешагнут порог своей Двери? – недоуменно спросил Мулваине. – Почему они не хотят встретиться с Богом?
– Это священная Дверь, – повторил Уолдо. – Отре – богомерзкий народ. Они не могут открыть ее. Бог не позволит им сделать это. А вот наши Папы откроют ее, как только она окажется в наших руках. Мы встретимся с Богом лицом к лицу. Мы увидим рай на другой стороне стены.
– Нет! – громко произнес Тигхи. – Мы не должны открывать Дверь.
Он тут же оказался в перекрестке изумленных и возмущенных взглядов.
– Но почему мы не должны этого делать, малыш Тигхи? – поинтересовался Уолдо.
В его голосе слегка прорезалась прежняя суровая нотка.
– Там, где я жил раньше, был один мудрый человек, который научил меня кое-чему, – начал Тигхи, немного запинаясь от волнения. Ведь он был в эпицентре внимания всего платона. – Он учил, что Бог обитает у основания стены. Что Бог ведет войну с существами, которые живут по другую сторону стены, – вот почему каждый день он нагревает огромный камень, пока тот не начинает светиться от жары, и бросает его через стену. Он воюет с существами, живущими на другой стороне стены.
Тигхи невольно сам подивился беглости, с какой изъяснялся на чужом языке. Вместе с тем он ощущал внутреннюю потребность во что бы то ни стало убедить остальных в своей правоте.
– Мы не должны открывать Дверь, иначе сюда проникнут эти существа. Они очень страшные, Бог построил стену, чтобы… – Он хотел сказать: «чтобы отделить нас от них», – но не смог подобрать необходимые слова.
– Варвар – идиот, – возмущенно произнес Мулваине. – Бог сидит наверху стены, это знает каждый. – Он заискивающе посмотрел на Уолдо, как бы желая заручиться его поддержкой. – Командир, но, может быть, Бог живет на той стороне стены?
Похоже, Уолдо находился в умиротворенном состоянии духа и не собирался никого отчитывать.
– Эта война для нас священная, – сказал он. – Папы сами решат, что делать после того, как мы разобьем Отре и захватим великую Дверь.
– Командир? – обратилась к нему Бел. – Что произошло во время последней кампании?
– Что ты хочешь знать, дитя мое?
– Вы сказали, что начинали свою службу в армии много лет назад. Вы тогда тоже были в Сетчатом Лесу?
Уолдо опустил взгляд, уставившись на огонь и сдвинув вместе брови. Очевидно, он погрузился в невеселое воспоминание.
– Тогда мы пробились через Сетчатый Лес, – сказал он наконец. – Но это стоило нам огромных потерь. Там, ниже на стене существуют монстры, от одного вида которых кровь стынет в жилах и становится густой, как дерьмо, не важно, какими смельчаками вы бы себя ни считали; чудовища, страшные настолько, что замирает сердце и отнимаются ноги. На моих глазах храбрые и мужественные солдаты превращались в трусливых котят, которые, визжа от страха, бежали от них куда глаза глядят. Меня и сейчас пробирает дрожь, когда я вспоминаю их пустые, ничего не выражающие глаза – множество глаз и огромные, вечно двигающиеся челюсти. Сзади у них панцирь, такой же твердый, как наши зубы, и кроме того, много ног, острых, как лезвие ножа. Некоторые чудовища очень высокие, например, как двое высоких мужчин, если их поставить друг на друга. Нельзя без отвращения смотреть на их толстые, волосатые животы, подрагивающие при ходьбе. Но хуже всего их лица: мерзкие подобия лиц, хари с прорезью вместо рта, пухлыми, отвислыми щеками и каменными глазами. Они прокусывают руки и ноги так же легко, как я отламываю ветку с этого дерева. Могут схватить человека за шею и впиться ему в рот, как бы целуя, но при этом они пожирают его губы и язык, а когда человек упадет на землю, они вгрызаются ему в лицо и выедают его, точь-в-точь как свинья жрет пойло из лоханки.
Они двигаются как плетка, рассекающая воздух, быстро, неотвратимо и, что хуже всего, беззвучно. Во время перехода через Сетчатый Лес мы не расставались с оружием ни днем, ни ночью, даже во сне. Иногда раздавался звук выстрела из ружья, и тогда мы останавливались и прислушивались, и если других звуков не было, мы благодарили Бога за то, что он не дал еще одному человеку погибнуть гнусной смертью. Но иногда после выстрела из ружья слышался вопль, душераздирающий вопль, и нам становилось ясно, что чудовища сожрали какого-то несчастного солдата.
Уолдо опять замолчал. Бессознательно, словно в каком-то забытьи, он принялся трогать свои шрамы указательным пальцем правой руки.
– К тому времени, когда мы вышли из Сетчатого Леса, от нас осталась лишь треть. Однако мы не потеряли присутствия духа. Я вылетел на своем змее и, явившись в главный штаб, сообщил генералам и военному Папе, что мы завершили переход и пламя священной войны теперь будет гореть на земле Отре. Мы отважно сражались, отважно, дети мои! Но в тот день удача была не на нашей стороне. Нам пришлось отступать назад через Сетчатый Лес, и мы понесли еще более ужасающие потери потому, что дисциплина упала и, кроме того, мы были обременены многими ранеными. Гусеницы-катерпилы чуют кровь с далекого расстояния, и в тот раз они обрушились на нас сотнями, со всех сторон. Сетчатый Лес кишел этими тварями. Очень немногим из нас удалось выйти на имперскую сторону леса. Очень немногим!
Он повернулся к Мани:
– Земляные омары – сущий пустяк по сравнению с тем, что нам пришлось тогда испытать!
Наступила тишина. Наконец Мулваине отважился заговорить. Он выразил то, что думали все.
– Командир, – сказал он, – я боюсь.
Уолдо неправильно понял его слова. Или же то была уловка с его стороны.
– Уже одной мысли о поражении достаточно, чтобы воин оробел и сражался с оглядкой. Это очень опасно, – произнес он. – Однако в том, что ты боишься, нет ничего плохого. Страх придаст тебе огня, который нужен, чтобы одержать победу. Победу! А что до гусениц-катерпилов, – добавил он, – то они живут в лесу гораздо ниже, дети мои. Нынешнюю кампанию Папы спланировали очень тщательно, и прежде чем начать ее, ту часть леса тщательно исследовали. Здесь могут обитать земляные омары, которые больно кусаются. Однако это не смертельно. Зато гусениц-катерпилов вы здесь не встретите.
Костер уже почти догорел, и Уолдо объявил:
– А теперь спать, дети мои. Завтра мы продолжим путь и, возможно, выйдем из леса на ту сторону.
Завернувшись в одеяло, Тигхи привязал себя к суку. Повествование Уолдо вселило в юношу страх, и теперь он озирался вокруг, с подозрением вглядываясь в тени между деревьями, которые становились все более густыми и мрачными по мере того, как тускнел свет, исходивший от последних углей костра. Ати примостился на соседнем суку.
– Я не усну, Ати, – прошептал в темноту Тигхи. – Командир наполнил мою голову кошмарами.
– Ужасные вещи он рассказал, – согласился Ати.
И все же Тигхи, несмотря на все страхи, почти сразу же провалился в сон. Но перед этим в сознании возникло какое-то неясное, смутное чувство обмана, словно он пытался распознать какой-то подвох, суть которого все время ускользала.
Следующим утром флатары позавтракали и, собрав все свое снаряжение, снова тронулись в путь. То, что рассказал Уолдо предыдущим вечером, оказало специфическое воздействие на их поведение: теперь они не ломились сквозь заросли поодиночке, но продвигались кучно и с оглядкой. В результате они прошли значительно меньшее расстояние, чем за предыдущий день. Флатары сбились в кучу на небольшом утесе и спускались с него поодиночке, используя ствол рухнувшего платана. Они двигались вперед гуськом, в затылок друг другу.
Уолдо шел последним. У него был задумчивый вид, словно он ушел целиком в себя. Время от времени Тигхи поглядывал на командира через плечо и гадал, не раскаивается ли тот в своей разговорчивости. Все это так непохоже на него. В продвижении возникали частые задержки, и тогда Уолдо садился на какой-нибудь пенек или низкий сук и всматривался в тенистые джунгли так, будто те скрывали какую-то тайну, которую он должен был прочитать.