Никто не уйдет живым

– Ошарашил тебя! Это мне нравится, «ошарашил». Такое словцо не часто услышишь. Умеешь языком вертеть, девочка. Улыбайся только почаще, и мир в твоих руках.

– Что он делал? У той двери, внизу?

Драч нахмурился:

– Это и его дом, не только мой. Может делать, што хочет.

Ей показалось странным, что кузен является совладельцем дома.

– Кто там живет?

Драч начал шмыгать носом.

– Никто. Вход закрыт. – Он откупорил бутылку вина. – Вся та часть дома закрыта.

– Почему?

– Там поработать надо. Слушай, ты винище будешь или нет? Я-то его не часто трогаю. Дурная водичка. Пара стаканов – и меня, типа, держать приходится. Как-то оно с моей башкой играет. Мне бы лучше травки чуть-чуть, кокаинчику. Но один-то бокальчик не повредит, наверное.

Кузен Драча, Фергал, прислонившийся головой к двери в неосвещенном коридоре, словно медитируя, не казался готовящимся к ремонту. А Драч пытался соскочить с темы.

– Отделка нужна? – спросила она, подталкивая его к разговору.

– Серьезнее, милочка. Сначала все, типа, перестроить надо. Забот у нас будет полон рот.

– Но там, вроде, живет мужчина? Я утром слышала, как он уходит. Или это был ваш кузен?

Драч уклонился от ее взгляда, шмыгнул.

– Наверное. – Он передал ей бокал, до краев полный белого вина. – Вот, держи, хватит совать везде нос, пора пить.

Стефани взяла бокал и смирилась с тем, что сидеть ей придется на кофейном столике.

В течение следующего получаса, удивленная собственной молчаливостью и стеснительностью, и отвечавшая по возможности односложно, Стефани отбивала стремительные вопросы домовладельца о своей временной работе, мачехе, друзьях и учебе, причем Драч особенно заинтересовался тем, что она сдавала экзамен по психологии:

– Подумывал о том, штобы самому чем-то таким заняться.

Она изо всех сил старалась пропускать мимо ушей хвастливые монологи, из которых по большей части состояла его речь, и в основном с отсутствующим выражением лица смотрела в пол, надеясь, что ее холодность сократит время его визита. Но он ничего не замечал, и лицо его краснело от вина. Ему нравилось унижать ее, но подавать себя как хитроумного, крутого и финансово успешного человека Драч обожал еще больше. Он утверждал, что был десантником, что у него «повсюду» собственность, что он был строителем, занимался «электрикой», и когда-то был хозяином рейв-клуба. Он занимался «всем понемножку. Што ни назови, делал. Вообще все».

Он хотел произвести впечатление, но тщетно, потому что она ненавидела его и считала нелепым. То, что он ждет одобрения, поражало Стефани, учитывая, что он запугивал и оскорблял ее с самого первого дня в доме; воспоминания о насмешках скручивали ей живот при одном только виде Драча. Но тот, похоже, не мог разглядеть ее очевидной неприязни. Или упрямо игнорировал ее сигналы, что заставляло Стефани нервничать.

Когда его самовосхваления набрали ход, она обнаружила, что признает – нехотя – уже назначенные постоянные роли: он был хозяином положения и не потерпел бы, если бы она попыталась это изменить. В точности как хамы, с которыми она сталкивалась на работе. В точности как ее мачеха. Судя по невеселому опыту знакомства с тем, что она считала формой нарциссизма – потому что у ее мачехи диагностировали нарциссическое расстройство личности, когда отец был еще жив, – единственной подлинной защитой будет убраться от него подальше. Только это было невозможно до тех пор, пока она не заработает больше денег. Стефани задумалась, не может ли ощущение безысходности повлиять на ее восприятие дома и его хозяина, или даже это восприятие исказить.

– …вот так вот, девочка. Жизнь такая, какой ты ее видишь. В конце концов нужно, типа, помнить…

«Что делать?» Работы на следующую неделю не было, на счету – только 120 фунтов. Как только засранец-Драч покинет комнату, она позвонит подружкам из Стока, как предложил Райан, и узнает, можно ли завтра занять диван. «Но надолго ли занять? На неопределенное время?» С работой в родном городе Стефани было так же плохо, как и в любом другом месте, а еще там жила мачеха. Возвращение в Сток будет не только признанием поражения, но и тупиком. Она не была уверена, что найдет в себе силы покинуть его еще раз, да еще и одна, без Райана.

Новую карточку ей выдадут через шесть дней. Она не может оставаться здесь так долго. Но если она уедет в Сток, все равно придется возвращаться сюда за картой. «Что делать?» Ей хотелось кричать; кричать, не прекращая.

– В общем, если по чесноку, я, типа, боец, да… Никогда… с Макгвайрами…

Она начала разглядывать новую одежду незваного гостя и задумалась над отсутствием всяких признаков ремонта в доме. Драч соврал ей о том, что комнату недавно подновили. На самом деле, вранья было так много, что Стефани сомневалась в способности самого Драча за ним уследить, но он немедленно обозлился бы, если бы она указала на нестыковки. Мысли душили ее; они были петлей на ее шее весь день, и большую часть недавних месяцев.

– Чего люди не понимают…

– А кто она такая? Девушка из соседней комнаты? – Она задала вопрос, чтобы Драч перестал учить ее жизни.

– Какая разница? Кто тут живет, кто там живет? Тебе-то что?

– Вполне естественно хотеть узнать, рядом с кем ты живешь в общем доме. А вас, кажется, интересуют ваши жильцы. – Она раскрыла ладони, указав на его все более вальяжную позу – или отсутствие таковой – на ее кровати.

И зашла слишком далеко, потому что он начал бледнеть и прищурил глаза. Затем резко выпрямился, и пуховик зашуршал от двигающихся внутри плеч.

Она говорила ровным голосом, стараясь подавить сарказм:

– Я просто слышу их. Девушек. Расстроенных. Но они со мной не разговаривают. В ванной…

– Не понимаю я тебя. Ваще не понимаю. Получила лучшую комнату в доме за сороковник в неделю. Што, добавлю, может быть пересмотрено быстрее, чем ты думаешь, если такая фигня продолжится. Кто тут живет, кто там живет? Почту чужую берешь. Не твое сраное дело. Лезешь куда не надо. Что ты задумала, а?

– Ничего. Я просто…

Он не слушал. Он накручивал себя. Стефани вспомнила, что Драч говорил о том, как на него влияет алкоголь. Она сглотнула.

– А я скажу тебе, что ты задумала…

Дверь распахнулась так стремительно, что они подскочили.

Двадцать два

В комнату просунулась рыжая голова. Шея, на которой она сидела, была до невозможности длинной и бугристой из-за хрящей, просматривавшихся под бледной кожей. Кузен Драча, Фергал, без приглашения вошел в комнату.

– Фергал, бляха-муха! Я из-за тебя чуть инфаркт не заработал! – Драч начал лыбиться. Но Фергал не обратил на него внимания. Вместо этого он уставился на Стефани с безграничной, как показалось ей, злобой. Он выглядел примерно так же, как когда она впервые увидела его внизу, но на этот раз все было еще хуже. В бескровном лице было столько ненависти и ярости, что у нее перехватило дыхание, закружилась голова, и она попыталась отыскать в памяти хоть что-то, чем могла его разозлить.

Стефани была уверена, что ее ударят, потому что Фергал шел прямо к ней. Потребовалась вся сила воли, чтобы не сжаться и не вздрогнуть. Руки тряслись, поэтому она сжала их в кулаки.

Фергал остановился в шаге от Стефани. Склонился так, что его лицо оказалось не более чем в дюйме от нее. И вгляделся ей в глаза с такой агрессивной внимательностью, что Стефани отвернулась к Драчу, ища объяснения.

Драч тоже казался обеспокоенным, и от этого она запаниковала еще сильнее.

– Садись, кореш. Винцо есть. Держи бокал. – В приглашении Драча слышался примирительный тон, который вовсе не поддерживал в Стефани уверенность.

Вблизи от Фергала несло немытым телом и чем-то масляным, жирным. Джинсы его были засалены и покрыты пятнами, края штанин – растоптаны в черную мешанину из ткани и грязи подошвами перепачканных кроссовок. Он выглядел и пах так, словно ночевал на улице.

Фергал наконец усмехнулся прямо в лицо Стефани, обнажив желто-коричневые зубы. Так же стремительно, как и вошел, он отступил назад и тяжело уселся на кровать, затем раздвинул ноги, словно заявляя свое право на территорию, и столкнул вместе колени Драча. Драч напрягся, потом быстро улыбнулся и хлопнул кузена по спине.

Фергал выхватил бутылку из его руки. Среди длинных паучьих фаланг и широких костяшек пальцев бутылка словно уменьшилась в размерах, а заодно лишилась всякой цивилизованности, сопутствующей распитию вина. Фергал приложил ее к губам и забулькал; его острый кадык неприятно двигался, пока он глотал, точно дикарь.

Не оставляя намерения найти поведение кузена забавным, Драч принялся подпрыгивать на кровати: