Со мной прощаясь, молчи о прощанье!
Пред грустным завтра пусть будет струиться
Последний вечер нежностями сладко.
Когда же время придет нам проститься,
Капельку яда дай выпить украдкой.
Коснусь устами твоих уст, и веки
Я не закрою гибельною ночью.
Пускай чудесно усну я навеки,
Тебя целуя, в твои глядя очи.
Дни лететь будут и годы – мгновенно.
Когда же скажут на Суд мне явиться,
Сонного друга вспомнишь непременно
И сойдешь с неба – помочь пробудиться.
Вновь к груди белой прижмешь меня нежно,
Вновь обниму я – как той самой ночью,
В тот миг помыслю: уснул безмятежно,
Тебя целуя, в твои глядя очи.
Одесса, 1825
Гробница Потоцкой
(Из «Крымских сонетов»)
Ты средь садов роскошных, роза молодая,
В краю весны увяла! Мгновенья былого
Червя воспоминаний в твое сердце злого
Вложили, мотыльками навек улетая.
Звезды к польскому небу тянутся, мерцая…
Откуда же истоки пути неземного?
Не ты ль его силой взора огневого
Зажгла, север пред смертью родной вспоминая?
Полька! И я закончу дни свои одиноко;
Здесь пускай похоронят друга меня руки!
И путники, которых тут бывает много,
И для меня пробудят польской речи звуки,
А певец, тебя славя тут песнью высокой,
И мои успокоит своим пеньем муки.
1826
Дорога над пропастью в Чуфут-Кале
(из «Крымских сонетов»)
Мирза
Молись и брось поводья, отвернись скорее:
Ногам коня свой разум здесь всадник вверяет.
Храбрый конь! Видишь? взором глубь он измеряет,
Приседает у края, ищет, где прочнее.
Замер… Смотреть не надо в бездну, что темнее
Бездонного в Каире колодца зияет.
И не тяни туда руки – не крылья. Смиряет
Мысль пускай любопытство, ведь она быстрее,
Чем якорь, с ладьи малой брошенный в пучину,
Ринется вниз молнией, но дна не коснется,
Только ладью утянет в хаос за собою…
Пилигрим