Кадровичка цокает языком, но просьбу мою выполняет. Идет к двери и, дождавшись, пока оттуда выйдет девушка, заходит в кабинет.
Вообще-то я надеялась, что смогу увидеться напрямую с Турбиным и почему-то совсем не учла тот факт, что он может отказать мне в приеме.
Женщина не выходит из кабинета несколько минут, которые кажутся мне вечностью. Девушки смотрят на меня по-разному: кто-то с интересом, кто-то с ненавистью, а кто-то снисходительно. Им явно не по нраву то, что пришла кандидатка, которая была здесь еще вчера. Потенциальная конкурентка.
Начинаю жалеть, что пришла сюда. На что я рассчитываю? Что участник списка Форбс простит мне совсем невежливое “пошли вы в задницу”? Господи, какая я дура.
Собираюсь развернуться и уйти поскорее, пока не пришлось краснеть за вчерашний поступок, но в этот момент кадровичка выходит из кабинета и я откладываю побег.
– Присаживайтесь, – она указывает мне на диван. – Данила Романович вас вызовет.
Я киваю и быстро семеню к дивану. Сажусь с краю и начинается бесконечное ожидание. Девушки сменяют одна другую. Первое время я принимаюсь считать количество кандидаток, но потом сбиваюсь и отмахиваюсь от этой идеи.
Я сижу на диване около двух часов. Успеваю десять раз в уме повторить извинения и заскучать.
К концу третьего часа я не выдерживаю и встаю. Хожу по приёмной туда-сюда, а затем обращаюсь напрямую к кадровичке:
– Может, Данила Романович обо мне забыл?
– Он никогда ни о чем не забывает, – парирует она, вызывая очередную девушку.
Плохая. Очень плохая новость. Вероятно, и посыл в задницу он не забудет. Даже если и примет мои извинения, где гарантия, что согласиться взять меня на работу?
Зачем ему вспыльчивая дура, не умеющая в критической ситуации держать язык за зубами?
Я продолжаю ходить по приемной туда-сюда, размышляя о том, есть ли у меня шанс. Пожалуй, если я очень вежливо извинюсь и объясню свою безвыходную ситуацию, он может принять меня на работу. В конце концов, за то время, что я здесь, никто из девушек так и не получил на выходе листочек с названием клиники.
Кадровичка смотрит на меня осуждающе. Я ее своей ходьбой раздражаю и в какой-то момент она не выдерживает. Встает, дожидается, пока из кабинета выйдет очередная девушка и заходит после нее. Выходит, впрочем, так же быстро. Приглашает следующую кандидатку и отрезает мне:
– Сядьте… Данила Романович помнит о вас и позовет.
Конечно, помнит. У него ведь память хорошая. Он не забывает.
Указания кадровички я выполняю. Присаживаюсь на диван и вздыхаю. А что я, собственно, хотела? Чтобы человек, владея миллиардным состоянием отменил прием всех потенциальных кандидаток и принял вне очереди ту, которая вчера прямо послала его? Глупостью с моей стороны было вчера открывать рот, а сегодня приходить сюда.
Это все отчаяние. Я как посмотрела в расстроенные глаза сестры, так и приняла решение поехать попытать счастья. Я не могла подвести Аню, которая старалась ради нас изо всех сил. Она так надеялась на эту работу! Пятьдесят тысяч на дороге не валяются! Они нас просто спасут!
В какой-то момент понимаю, что девушка, зашедшая в кабинет, не выходит слишком долго. Кадровичка улыбается, другие кандидатки начинают перешептываться недовольно. Я сижу, как на иголках. Если сейчас окажется, что он взял другую…
Дверь кабинета генерального резко распахивается. Вначале оттуда пулей вылетает девушка. Ни на кого из нас не смотрит, несётся к выходу. Через мгновение в дверях показывается злой как черт Турбин. Смотрит на всех внимательно, взглядом своим темным сканирует.
Кажется, со вчерашнего моего посыла глаза так и остались у него цвета грозового неба. Ни капли не посветлели. Я сглатываю, ведь он сейчас разъярен и недоволен.
– Все вон! – чеканит грозно.
Кадровичка в шоке округляет глаза, девушки быстро встают, и я следом за ними. От греха подальше! Теперь я точно сделала всё, что было в моих силах.
– Вы остаетесь! – обращается ко мне. – В кабинет ко мне, живо!
Глава 4
Колени трясутся. И руки тоже. Турбин так прекрасен и ужасен в гневе, будто демон из ада. Ослушаться такого невозможно. Шагаю в кабинет, как на казнь.
– Даже не представляю зачем ты явилась и что планируешь делать. Если собралась извиняться при помощи предъявления своей девственности, то можешь не стараться, – насмешливо говорит генеральный, и я мгновенно стряхиваю с себя оцепенение.
Какой же он гад, все-таки! Так и хочется отвесить ему пощечину. Оставить красный след на его щеке.
Но к счастью, сегодня я прихожу на встречу подготовленная. Помню о сестре и племяннице, поэтому проглатываю дерзкие слова и говорю четко, глядя генеральному в глаза:
– Вы правы, Данила Романович, я пришла просить прощения, но не за свои слова, а за то, что подумала о вас плохо. Моя вина в том, что я не выяснила ваших требований до собеседования и решила, будто вы интересуетесь моей невинностью для каких-то личных… или ещё хуже, корыстных целей…
Эту легенду мы придумали совместно с сестрой, чтобы я не выглядела вспыльчивой дурой, какой я, собственно, и являюсь. Делаю паузу, чтобы перевести дух и в нее вклинивается Турбин.
– Браво, Реброва! – лениво хлопает миллиардер в ладоши. – Фантазия у тебя работает отлично. Личные цели, это понятно. А корысть-то какую я должен по твоему был получить с твоей девственности?
– Ну, я читала про закрытые аукционы…
Не успеваю договорить, как Данила Романович обидно смеется. В этом его смехе я так и слышу: «Тебя? На аукцион? Да тебе цена три копейки!».
Чувствую как к глазам подступают слезы и прикусываю щеку. Спокойно, спокойно, все ради Ани и малышки. В конце концов, сестра утверждала, что такие аукционы точно есть. Она о них слышала и, кажется, у них на работе даже была девочка, которая в таком участвовала.
– Ну, допустим, – отсмеявшись, говорит Турбин, – мы выяснили, что произошло недоразумение. И, допустим, я даже принял твои извинения. Но что ты от меня ждешь? Неужели думаешь, что я возьму такую сотрудницу на работу?
Да-да, я знаю. Я бы тоже не взяла. Особенно, учитывая, что послала я его не из-за аукциона. Господи, да я о нем даже не знала! Это Аня у меня мозг и голова, нашла правдоподобную причину, почему я могла вспылить.
– Нет, не думаю, – лепечу, опустив голову. – Просто немного понадеялась. Мне очень сильно нужна эта работа…
– Не пытайся меня разжалобить, – отрезает генеральный. – Тем более той вакансии, уже нет. Нашлась воспитанная невинная девушка.
Я расстроенно вздыхаю. Все пропало.
– Осталась только место личной помощницы с проживанием у меня в доме. Там больше зарплата, но и другие требования. Правда мы ведь с тобой знаем, что тебе это не подходит, так что до свидания, Реброва. Не задерживаю.
Турбин отворачивается и идет к своему стулу, вальяжно садиться в кресло, теряя ко мне всякий интерес. Я же отворачиваюсь, чтобы так откровенно на него не пялиться. Не хватало еще, чтобы он подумал, что я его рассматриваю.
Но, боже, неужели он сказал то, что я услышала? Начинаю сомневаться в своем слухе. Может, и правда с ним проблемы? Или у меня просто галлюцинации?
Поднимаю голову и смотрю на Турбина недоверчиво. Ой, зря! Сейчас опять про плохой слух скажет! Но я ушам не верю.
Я шла устраиваться личным курьером, мне объяснили, что такие требуются богатым снобам для доставки подарков и секретных документов важным людям. Но помощница? С проживанием? Зарплата больше?
Такой вакансии в объявлении точно не было, а то бы я ее рассмотрела. Ведь с работой я наверняка справлюсь – не дура и универ закончила с красным дипломом. Но что там за другие обязанности?
И можно ли сестру с собой к нему в дом забрать? А вдруг у него для персонала отдельный флигель? Бывает же такое… Боже, что делать-то? Как сказать ему, что я согласна? Господи, да ради такой работы я готова целую медицинскую комиссию пройти.
В конце концов, попытка не пытка. Если что, я его и не увижу никогда. Решаюсь и поворачиваюсь к Турбину лицом.
– Данила Романович, я согласна на любую работу. Возьмите меня, пожалуйста, возьмите, – почему-то Турбин в этот момент довольно и плотоядно ухмыляется, будто я сказала какую-то глупость пошлую, но мне плевать, я продолжаю: – Вы не пожалеете! Я буду самой исполнительной сотрудницей!