* * *
Абуталиб встретил своего бывшего односельчанина в милицейской форме. Абуталиб сказал:
– От меня требуют социалистического содержания и национальной формы. А вот, пожалуйста, – социалистическая форма и национальное содержание.
* * *
Обсуждался вопрос формы и содержания. Абуталиб сказал:
– Когда я был молодой, о женщинах судили по красоте. Раньше, отрезать женщине косу или обесчестить ее, одно и то же.
* * *
Союзу композиторов и Союзу писателей отвели одно общее здание в центре города. Абуталиб сказал:
– Так много бездельников под одной крышей? Это – слишком.
* * *
Речь шла о молодых писателях, которые сразу принимаются за большие поэмы и за романы. Абуталиб сказал:
– Что ж, бывает, что и пожилые и умудренные женщины завлекают в свои сети неопытных юнцов.
* * *
О том же Абуталиб сказал:
– Я, когда учился лудильному искусству, начинал с мелких вещей. С ложки, с кружки, с тарелки. Только потом осмелился взяться за большие аульские котлы, необходимые в дни больших праздников.
* * *
О критиках Абуталиб сказал:
– Всем хорош народ, только не понимают шуток.
* * *
Речь шла о литературном труде. Абуталиб сказал:
– Маленький зверек, пойманный на суровой горной вершине, дороже медведя или барса, убитого на задворках аула. Разве может быть в одной цене хлеб, выращенный на степном черноземе, и хлеб, выращенный нашими горцами на камнях? Я был нищим. Это было не трудно. Я был лудильщиком. Это было не трудно. Я был зурначом. Это было не трудно. Всего труднее для меня поэзия. И всего дороже.
* * *
Об одном молодом поэте Абуталиб сказал:
– Наверное, из него ничего не выйдет. Свои первые стихи он привез в редакцию на машине.
* * *
Один молодой поэт отпустил бороду. Абуталиб сказал:
– Слушай, зачем тебе борода?
– Лев Толстой тоже носил.
– Вот не знал, как просто стать Львом Толстым.
* * *
Я пришел к Абуталибу в номер гостиницы «Москва». Он стоял у окна, смотрел на многолюдную улицу большого города и был очень грустен. Увидев меня, Абуталиб сказал:
– Все хорошо. Есть кровать, есть стол, есть бумага, есть карандаш, есть звонок позвать официанта, есть даже деньги, как это ни странно. Одно только плохо: нет молодости, Расул. И никогда не будет.
* * *
На улицах Махачкалы долгое время не ходили электрические часы. Абуталиб сказал:
– Если бы по этим часам протекла моя жизнь, я бы никогда не состарился и успел бы сделать все, что задумал.
* * *
Один писатель болезненно реагировал на всякое слово о нем. Абуталиб сказал:
– Если бы я был врагом этого человека, я бы не делал для него ничего другого для мести, кроме как распускал бы о нем нелепые слухи.
* * *
Чтобы угостить Абуталиба, поставили на стол слишком маленькие рюмки. Абуталиб сказал:
– Из этих рюмок пить все равно, что слушать плохие стихи. Ушам слышно, а до нутра не доходит.
* * *
Утром Абуталиб застал меня за чтением «Литературной газеты».
– Вот пишут, как бы уменьшить шум в больших городах.
Абуталиб сказал:
– Лучше бы этой газете подумать о том, как уменьшить бессмысленный шум в литературе.
* * *
Одного поэта отправляли учиться в Литературный институт. Когда он уже садился в самолет, подбежал запыхавшийся, запоздавший Абуталиб:
– Подождите его отправлять. Я хочу у него спросить.
Все расступились.