Книга воспоминаний

Вот эти обстоятельства являются первой причиной его бегства к русским.

Однажды Хаджимурад написал своему имаму письмо из крепости (Видимо, из Грозного) с просьбой отпустить к нему его семью в обмен на пленных (находившихся в заключении в России). Имам ему ответил, что не отдаст даже одну волосинку из тела его семьи в обмен на всех пленных, и добавил при этом: «Хаджимураду недостаточно вероотступничества его самого, неужели он хочет и несовершеннолетних детей своих тоже превратить в вероотступников?»

Когда до Хаджимурада дошел такой ответ на его просьбу, то он потерял надежду увидеть свою семью и до убийства (В оригинале сначала начертано слово «мата» умер, а затем зачеркнуто и написано слово «кутил» был убит) продолжал тосковать по ней и оплакивать ее.

Когда Хаджимурад убедился в том, что возвратиться к Шамилю он сможет только в том случае, если сумеет нанести большой урон русским, то намеревался перехитрить Воронцова. Однажды он сказал ему: «Дай мне полк солдат, если хочешь, чтобы через неделю Дагестан был в твоем распоряжении». Воронцов не поддавался таким уловкам и ответил ему: «Я переправлю тебя к князю Аргутинскому и поручу дело о выделении полка из солдат ему: если он одобрит и сочтет целесообразным, пусть он выделит их столько, сколько он захочет». Причина предоставления Аргутинскому права выделить полк солдат состояла в том, что Воронцов не хотел «разбить сердце» Хаджимураду явным отказом и поступил таким образом, зная, что Аргутинский не даст ни одного солдата в распоряжение Хаджимурада, так как до бегства на сторону русских между ними была вражда, Хаджимурад неоднократно обманывал его во время ведения военных действий.

А если бы Воронцов предоставил в распоряжение Хаджимурада солдат, несомненно, он их новел бы в самые теснины и отдал бы в руки наших бойцов для того, чтобы скосили их. Тогда наверняка Шамиль простил бы его вину и остался бы очень им доволен. Хаджимурад, зная, что Аргутинский враждебен к нему, и нет смысла отправляться к нему, совершил в городе Нуха то, что известно всем. Хаджимурад был убит там, голова его была отсечена и отправлена в Петербург. Конец.

Над жителями аулов Бактлух наибом был богослов (алим) Мухаммад из Бактлуха. Он долго управлял людьми; не выделялся большой храбростью и особым умом, однако Шамиль любил его за обходительность со своими людьми и за справедливость.

Над жителями Телетля наибом был КебедМухаммад из Телетля,  который стал в конце концов мудиром.

Шамиль говорил, что КебедМухаммад не был ни храбрецом, ни мудрым, ни уважаемым в своем народе, он усердно молился. «Я назначил наибом его, оказывая ему почесть, ввел его в свою свиту, благодаря моему уважению люди тоже начали относиться к нему с уважением. Когда же он стал выдающимся человеком, начал оказывать мне сопротивление».

Дальнейшие подробности о наибах будут даны в конце книги.

Над Гоцатлем был наибом богослов (алим) мухаджир (Мухаджир переселенец… (подражание первым мухаджирам согласно сунне)) Умар из Салты (Салта аварское селение, ныне в Гунибском районе Дагестана),  который снискал это место (должность наиба) у имама своим красноречием. Он не отличался особой храбростью, но и не был подлым трусом. Однако при этом он в сражениях за укрепление Салты проявил сильное рвение бороться против русских.

Над укреплением Гергебиль был назначен наибом герой и алим, мухаджир  Абакархаджи, сын кадия Мухаммада из Акуши. Это был справедливый, богобоязненный и храбрый человек. В боях не был удачливым. Шамиль выбрал Абакархаджи из акушинских мухаджиров, так как по происхождению он был родовит и пользовался авторитетом.

В Унцукуле наибом был известный алим «коротиш» Мухахаджияв из Кудутля, любимец имама. Он заикался, когда говорил. После его смерти на его место назначили вышеупомянутого Кади из Ичичали.

Над Аракани и Гимрами наибом был Ибрахим, сын Бартихана,  павшего «мучеником за веру» при сражении под Ахульго. Бартихан приходился дядей Шамилю. Ибрахим был помощником в его делах; был добрым, молчаливым и храбрым человеком; долго был наибом. Затем он был смещен и на его места был назначен Доного Мухаммад из Хоцо теперешний наиб койсубулинцев. Когда он был мутааллимом в ауле Могох, выходил с Хаджимурадом на грабеж имущества жителей плоскостных аулов и сидел в плену в крепости Темир-Хан-Шура, но был освобожден из заключения стараниями своего дяди со стороны матери Химмата Карагишиева из Аварии, служившего тогда у русских. Затем он стал писарем полковника Лазарева, начальника жителей Дарго (Даргинцев) и бежал от него к Шамилю. Поначалу Мухаммад из Хоцо стал кадием в селении Буцра. Затем он был возведен до чина пятисотенника, а потом до наибства. Считался он у Шамиля наиболее выдающимся авторитетом за верность в службе храбрость и ум. Причиной его бегства к Шамилю послужило следующее событие. Однажды наиб Абакархаджи из Акуши организовал для набега на даргинский аул Охли отряд во главе с командиром его (Доного М) братом, известным смельчаком Хамзатом из Хоцо. На окраине аула Охли стояли караульные казармы с небольшим орудием на крыше для объявления тревоги. Нападавшие приготовили деревянную лестницу и арбу, вечером подошли к аулу, окружили казарму, а на крышу взошел мухаджир из Акуши Таймаз по кличке «серебряный нос» с двумя мюридами. Они убили солдата, охранявшего орудие, сбросили пушку с крыши на землю и, погрузив на арбу, увезли. На следующее утро на рассвете, доставив ее в наши пределы, выстрелили в сторону Охли, чтобы дать понять жителям, что орудие захватили мы. Наиб Абакархаджи вернулся в Гергебиль и отдал эту пушку опытному кузнецу расширить жерла «путем крошения». Кузнец расширил и затем выстрелил из нее, и пушка разорвалась на две части. Кузнец, стоявший рядом, погиб.

Когда об этом стало известно Лазареву, то он сообщил наибу, что мы не умеем владеть русскими пушками.

Конечно Лазарев был не прав, ведь все наши пушки были отбиты у русских и, несмотря на это, они были управляемы в боях.

А так как этот Хамзат оказался при угоне пушки из караульного пункта в Охли, то наиб ДоногоМухаммад (который находился при Лазареве) не смог спокойно работать. На него могло пасть подозрение в участии в этом деле. Так он и оказался у Шамиля.

В крепости Чох наибом был известный удалец Мусахаджийав из Чоха. Впоследствии его сняли, назначив очень авторитетного среди нас ал Хадж ал-Асам (Известный у аварцев как Инковхаджи) из Чоха (араб. глухой Хаджи) тестя сына Шамиля Мухаммадшафи. На это место ал-Хадж ал-Асам был определен за его храбрость и популярность среди народа до того, как он выдал свою дочь за сына Шамиля. Он был одним из лучших наибов Шамиля; не жалел для него ни состояния, ни даже своей жизни, подобно халифу Абу Бакру, который пожертвовал собой и своим имуществом ради пророка Мухаммада да будет над ним мир.

Во время его наибства однажды появился генерал-адъютант князь Аргутинский со своим войском на горе Дурчи-Даг, чтобы разрушить крепость Чох, и разрушил ее большими пушками. Но войти в нее он не смог. В этом бою пали несколько наших бойцов.

В селении Согратль наибом назначен был Абдулла из Согратля, кроткий и мягкохарактерный человек.

Он не являлся воином. Впоследствии он был смещен и на его место вступил воинственный «Хурш» (Хурш прозвище, означающее «шаркающий ногами», а звали его Нурмухаммад) из Согратля, который управлял своим народом справедливо, верно и храбро. Он старался искоренить порочность среди народа и вести дела так, как велел Шамиль. После его смещения из-за множества жалоб его недругов, которые завидовали его наибству (как обычно водится у нас недовольны всем и, даже если он будет пророком или ангелом, подобно последователям Моисея, не довольствовавшимся одной пищей и желавшим заменить другой, хоть и худшей), назначен был алим Курбанил-Мухаммад из Бацады, красноречивый и образованный. Он не был воином, распорядителем в делах народа и его прозвали Генибих («резатель груш пополам»), так как в его ауле было много груш, и он до наибства занимался их продажей. Люди в насмешку и дали ему это прозвище.

Поскольку ученые являлись маяками народа, а имам всегда имел склонность к ним, они и назначались наибами, так как «ученый всегда не лишен удачи и божьей благодати».

В Рисьоре сначала был Абдурахим, сын вышеупомянутого Баширбека из Газикумуха. После его смещения наибом стал храбрый мухаджир Шахумилав из Шаку Газикумухского округа.

В Мукаре (Мукьар совр. название Магар, расположено в Чародинском районе) был наибом известный храбрец мухаджир Букмухаммад из Газикумуха.

Он был и искренним богомольцем, и умелым организатором в боях, искренне преданным имаму человеком. Он всегда был доброжелателен к народу. Жители Газикумухского округа его боялись. Он неоднократно совершал на них набеги, предавал эти селения огню. Его имя гремело в этом округе. Его считали одним из лучших наибов и любимцев Шамиля. Он пал мучеником в боях в селении Шилаги (Шилагьи совр. название Шилаги Кайтагского р-на) в Хайдаке; об этих событиях будет сказано подробнее позже.

В Анцухе (Анцух сел. в Тляратинском р-не) наибом был Шахав из Анцуха. Это был искренний служитель культа, опытный в делах и способный в поступках. Впоследствии он бежал от имама. На его место вступил Убайдулла из Анцуха, после него Зубаир по прозвищу Хусро, сражался в последнем сражении за веру /58а/ на Гунибе. Когда мы были окружены русскими войсками и находились под обстрелом, наиб Хусро со своими последователями набросился на головки сахара, которые были в доме имама и наполнил ими свою сумку, не обращая внимания ни на золото, ни на серебро, ни на другие ценные вещи и из этого видно, как дики были дагестанцы (На полях слева).

В Антрауле наибом был Батракмухаммадали из Белакани. Он пользовался большим авторитетом среди переселенцев, имел величественную внешность. Имам его уважал, а тот отвечал ему искренней дружбой.

Карахцами управлял Нурмухаммад из Караха потомок известных улемов и набожных людей. После его смерти там назначили его родственника Хаджийава, сына Дибирхаджиява кроткого, щедрого и мягкой души человека. Его верность и ученость пленяли имама. Хаджийав был исключительно честным человеком: доказательством этому служит следующее обстоятельство. Однажды казначей имама Хаджийав из Орота передал ему на хранение 500 золотых с условием оставить его у себя, пока не потребует обратно. При переходе в Гуниб казначей оставался с сокровищами Шамиля в Карахской земле. Жители Караха и Куяды при переходе завладели частью этих сокровищ. После взятия Гуниба и когда Шамиля с семьей отправили в Темир-Хан-Шуру, казначей потребовал у карахского Хаджийава те 500 золотых монет и тот вернул их. Впоследствии казначей клялся, что мешок, в котором были деньги, оставался совершенно нетронутым; видно было, что Хаджийав не заглядывал туда.

Управление Ирибом досталось Даниял-Султану из Илису с мухаджирами. Он перешел на сторону Шамиля во времена императора Николая (Николай I) в чине («Слово «чин» в тексте оставлено без перевода) генерал-майора. Шамиль принял его, оказал почести, приблизил к себе и назначил наибом, затем мудиром.

Когда он стал мудиром, начал снаряжать войска и мухаджиров, пожертвовав своим имуществом, строил мечети в Ирибе, надел чалму, (конец которой выпустил на спину), и стал богомольцем. Особенно, когда пребывал в Дарго у Шамиля. Затем он пожелал породниться с имамом и предложил свою дочь Каримат (скончавшуюся в Калуге) в жены старшему сыну Шамиля, Газимухаммаду, что и было принято, когда последний был послан наибом управлять каратинцами.

В последнее время Даниялбек был в опале у Шамиля и он захотел бы его убить, если бы не его зять (Газимухаммад) и мой отец. Много людей стало доносить Шамилю, что Даниялбек хочет воевать с ним или бежать, или передать крепость Ириб в руки русских. Самыми ярыми врагами его были Хаджимурад и КебедМухаммад из Телетля.

Причиной опалы Даниил бека было то, что Шамиль убедился в предательстве его и в шпионаже. Аглархан из Кази-кумуха сообщил Шамилю, что он перейдет на его сторону и передаст Газикумухский округ и тамошнюю русскую крепость, если Шамиль убьет Данияла. Причиной вражды между Агларханом и Даниялом было то, что последний убил сына сестры Аглархана, которая была женой одного жителя Илису.

Мы слышали, будто перед смертью Аглар-хан сказал, что он не о чем не жалеет, кроме того, что умирает, не убив Данияла.

Джамалуддин, сын Шамиля, вернувшись из России, женился на дочери чеченского наиба Талхика. Шамиль хотел этим породниться с ним, чтобы тот искренне служил ему в Чечне против русских крепостей. Сердце Джамалуддина не лежало к жене. Захотел он развестись и жениться на дочери Данияла, так как ему не нравились обычаи чеченцев. А обычаи у них такие: когда к жене приезжает ее брат или отец или другой близкий родственник, она должна лечь с ним в одну постель, а муж должен быть в одиночестве, пока кто-либо из них гостит.

Сын Талхика однажды приезжал к своей сестре (жене Джамалуддина) в Дарго и оставался у нее целый месяц, а Джамалуддин тогда еще не знал их обычаев. В тот вечер, когда приехал брат жены, Джамалуддин пошел к своему отцу для беседы, как было заведено, вернулся домой ночью. Когда он вошел в комнату, постель для него была готова, но жена отсутствовала. Он от служанки узнал, что она спит со своим братом в другой комнате. На следующий день Джамалуддин узнал, что у чеченцев в присутствии брата, отца или близкого родственника жена не бывает с мужем, поэтому, пока брат здесь, его жена не будет с ним. Джамалуддин удивился такому дикому обычаю, тем более, что он недавно возвратился из России, где отношения между мужем и женой не такие, как у нас. Бедняга был вынужден оставаться в одиночестве, хотя недавно женился, ругался по-русски по поводу такой нелепости (по-аварски он говорил плохо).

Когда он заикнулся о разводе своему отцу, тот не согласился и сказал: «Если у тебя сердце не лежит к жене, мы поженим тебя на тон, которую захочешь, а дочь наиба Талхика пусть будет с тобой, потому что после развода сердце ее отца будет разбито, а для нашего управления это принесет вред, о котором ты и не знаешь». Поэтому долгое время дочь Талхика оставалась у Джамалуддина.

Однажды она отправилась к своему отцу повидаться и задержалась там более месяца. А Джамалуддин в одиночестве оставался дома. Он написал ей тайком от имама письмо, в котором требовал, чтобы она оставалась в доме отца, так как она разведена. Когда имам узнал об этом, он ничего не сказал ему.

Оставаясь долго холостяком, Джамалуддин согласился быть приглашенным в гости в дом илисуйского султана. До этого он слышал о красоте совершеннолетней дочери Даниялсултана.

Джамалуддин просил у Али, который служил у Данияла, чтобы тот тайком показал ему девушку. Али вызвал ее в другую комнату, как будто по делу. Джамалуддин смотрел в открытое окно. Она вышла, и он видел ее. А она не заметила его. Он был восхищен ее красотой. Неудержимая страсть овладела им, и он просил у имама разрешения жениться на ней через своего брата Газимухаммада и других людей, которых он уважал. Имам не давал согласия и говорил: «Я сожалею, что мой сын Газимухаммад женат на другой его дочери. Больше всего не терплю тех правителей, которые высокомерны». На сердце Джамалуддина легла печаль. Он убедился, что ему нечего ждать хорошего со стороны горцев. После этого он женился на дочери одного газикумухца. Заболел туберкулезом и умер в селении Карата, где и похоронен. Когда болел и был в тяжелом состоянии, его перевезли в селение Анди, полагая, что перемена климата поможет ему. Остановились в доме кунака, настоящего героя из Анди. Когда Джамалуддин понял, что его болезнь неизлечима, попросил у отца разрешения вызвать из крепости Хасавюрт русского врача, где начальником гарнизона был его старый приятель генерал барон Николай (Эта фраза добавлена на полях справа самим автором). Отец согласился, но предполагая проявление со стороны народа открытой враждебности, предупредил: «Пусть прибытие врача будет тайным от народа, чтобы за спинами не говорили, что имам общается с русскими».

Джамалуддин послал гимринского мюрида Джамалудина сына Хусейна (теперь он русский офицер) (Слово «офицер» оставлено без перевода на арабский язык) и велел ему возвращаться в селение только ночью. Он привез врача. Врач убедившись, что болезнь неизлечима, остался у него только на неделю и вернулся обратно в крепость. Этот врач, пока находился у Джамалуддина, не выходил наружу и никто его не видел.

О том, как произошел обмен Джамалуддина на княгинь Орбелиани и Чавчавадзе.

Когда до имама дошел слух о прибытии сына Джамалуддина в крепость Хасавюрт, он велел своей семье сшить хорошую одежду и написал письмо наибам, чтобы они приготовились к сбору в назначенное место с преданными хорошо подготовленными сподвижниками. Выехали алимы, доброжелательные наибы и другая молодежь большой группой в дорогих одеяниях, при посеребренном оружии. Когда эта группа доехала до определенного места, выстроились в шеренгу; с ними были и княгини Орбелиани и Чавчавадзе. Со стороны русских тоже стояла большая группа с Джамалуддином. Как только произошел обмен, Шамиль велел первым долгом выбрить Джамалуддину голову, выкупать его и одеть в одежду, сшитую для него. После всего этого его привели к Шамилю. Когда отец увидел его, они обнялись, поцеловались и вспомнили дни, когда Джамалуддина отдали заложником в руки русских. Шамиль возблагодарил Аллаха за благополучное возвращение его к нему. Затем Джамалуддин обнялся с двумя своими братьями Газимухаммадом и Мухаммадшафием. Когда ему сказали: «Эти двое твои братья», то он спросил: «Они братья со стороны отца и матери или со стороны одного из них?» Затем сел на лошадь и направился в сторону Дарго. По прибытии туда в честь возвращения стреляли из больших пушек. Это был большой праздник, где семья имама и все горцы ликовали.

Через несколько дней после возвращения Джамалуддина дагестанцы начали приходить со всех сторон и собираться у ворот дома имама, а Джамалуддин поднимался на крышу дома стражи и садился на стул. Они смотрели на него, как на пойманного и приведенного зверя. Сам он смеялся и удивлялся дикости окружающих и говорил: «Разве они до меня не видели никого?..» Это продолжалось целый месяц. Затем наибы просили имама разрешить пригласить его в гости, и он разрешил им.

Джамалуддин разъезжал по селениям длительное время. Не осталось ни одного наиба, который не подарил бы ему хорошего коня, или шашку, или ружье, или кинжал, или что-нибудь другое в этом роде.

Когда Джамалуддин поселился в Дарго, он попросил разрешения имама построить себе дом, какие бывают в России и он дал согласие. Для строительства он составил на бумаге проект и передал его Идрису, принявшему мусульманство христианину, чтобы тот неотступно руководил солдатами, которые строили ему дом. Дом построили по русскому образцу с большими застекленными окнами, дверьми и печами (В тексте оставлено «фичат» от русского слова печь, сделанного по форме араб., множ. числа); дверные и оконные ручки были из бронзы (В тексте желтая медь). Эти и другие материалы для дома через письма на русском он попросил у генерала барона Николая, посылая серебро.

Однажды Джамалуддин предсказал жителям Дарго о лунном затмении и назначил день, час и минуту. Они смеялись и говорили, что этого не может быть, так как невозможно догадаться о том, что скрыто от глаз, тем более, точно определить час и минуту. Однако они наблюдали за этим явлением в указанное время и конечно, все произошло точно в указанное время. Все удивились, даже сам Шамиль был изумлен. Они не знали, что Джамалуддин это им сообщил из календаря (В тексте «календарь» сохранен на русском языке).

Что касается науки о звездах, то она у мусульман издавна существует, но они не управляют в соответствии с ним, так как Пророк, да благословит Его Аллах, сказал, что всякий звездочет обманщик. Поэтому у мусульман запрещено пользоваться им, потому они и не знают время лунного и солнечного затмений, как и другие скрытые тайны явлении.

Джамалуддин жил в этом доме два года. Однажды он отправился к Газимухаммаду в Карату как обычно. В это время к Шамилю заявился кади из Дарго Галхат из Буцры, который был в плену у русских и жил в горле Киеве и сказал Шамилю: «Имам, ты знаешь, что люди порочат тебя из-за балкона Джамалуддинова дома и говорят, что ты позволил сыну построить крышу дома в форме креста?» (На самом деле крыша была трехгранная).

Имам ответил Талхату: «Ты сам что скажешь на этот счет, ведь ты лучше этих людей знаешь планировку и форму строительства в России, похожи они на кресты или нет?» Талхат ответил: «В России я не видел ни балконов, ни крыш в форме креста».

Шамиль разозлился на дикость людей; убедился, что народ выдумывает от себя из-за зависти всякие небылицы; в (самом деле) в отношении всех дел в народе такие разговоры появлялись часто.

Затем Шамиль велел солдатам разрушить балкон, который имел якобы форму креста так, чтобы от него никакого следа не осталось.