Клеймо

* * *

…В жаркое июльское утро Аркадий Семенович Бобков вышел из своей квартиры, находящейся в старой деревянной «двухэтажке» барачного типа и пошел, как обычно, на утреннюю планерку. Он совершал свой вояж ежедневно.

Майор Бобков, а среди горожан просто Семеныч, был уже десять лет как на пенсии, но службу в органах не бросал. Когда-то он был самым лучшим сыщиком, а теперь работал простым участковым. У майора был самый тихий и лучший участок в городе. Хотя на его территории находилась, давно надоевшая милиции, Старая пристань – деревянное полуразрушенное здание.

… Полковник Демин – начальник городского отдела внутренних дел – был в плохом настроении, с суровым выражением лица.

– Итак, товарищи офицеры, я должен довести до вас, что сегодня ночью пришло извещение из военной прокуратуры – очередной беглец из военной части. Двухдневные поиски силами военных результата не дали, поэтому беглец объявлен в федеральный розыск. Хотя этим делом будет заниматься розыскной отдел, прошу также подключиться к розыску ППС и участковых. Все следы ведут в город, поэтому возможно беглец будет искать прибежища в нашем городе. Прошу все службы отнестись к данному инциденту ответственно и серьезно. После планерки прошу всех взять ориентировки. Особая просьба у меня к вам, Аркадий Семенович. На твоем участке самое большое количество злачных мест, где может укрыться преступник. Одна только старая пристань чего стоит. Сколько уж раз говорил мэру, что надо снести или сжечь этот сарай. Так нет, все руки не доходят. Вам в помощь я дам еще несколько сотрудников. Дезертир представляет опасность для общества и безоружный, он готов на все. При обнаружении преступника прошу принять меры по задержанию. Разрешено применение табельного оружия.

Семеныч погладил свои седые пышные усы и погрузился в раздумье. Семеныча уважали, но недолюбливали за честность и принципиальность. Эти качества, бывшие когда-то лучшими для милиции сейчас были не в моде. Семеныч это знал.

– Что, майор, озадачил я тебя. – Полковник прочитал неуловимым взглядом на лице Семеныча недовольство. – Сколько их ты переловил на своем веку?

– Да помню – двенадцать, если память мне не изменяет. Причем за последние пять лет семь или восемь человек. Что-то стали часто бегать из армии наши сынки.

– Вот тебе еще одна возможность отличиться. Уже второй год хлопочу о твоем звании, но думаю, скоро будет у тебя две звезды. Если в этот раз подфартит, то уйдешь на заслуженный отдых подполковником.

– …Старая пристань, старая пристань… – тихо бурчал себе под нос Семеныч, неторопливо возвращаясь к себе домой.

* * *

Старая пристань – это старое деревянное полуразрушенное здание барачного типа, бывшее ранее речным вокзалом. Теперь же, когда новый современный город начал разрастаться, в двух километрах ниже по течению построили бетонный причал и новое кирпичное здание речного вокзала. Здание же Старой Пристани было без стекол, кое-где и без рам, без дверей. В весенне-осенний период Старая Пристань была надежным прибежищем для разного рода неформалов и другой вольнолюбивой публики.

Помещение барака было поделено на зоны влияния. И никто никогда не пытался нарушить целостность той или иной занятой территории. На первом этаже расположились фанаты рока, металла и джаза и других стилей и направлений музыки. На втором этаже тусовались любители травки и легких наркотиков, а также «толкиенисты» и неоязычники. Также сюда наведывались «конченные» – наркоманы, плотно подсевшие на иглу. «Конченных» недолюбливали и всячески старались от них избавиться. От них попахивало мертвечиной. А Старая Пристань имела в городе репутацию приюта, своего рода обители для свободолюбивых людей. Может, это свободолюбие выражалось странным образом, но это не главное. Как бы и в чем бы свобода ни выражалась, она всегда остается свободой – в своем главном предназначении – делать человека человеком. Пристань была отдушиной для безумной элиты города Гривинска.

* * *

…Участковый Семеныч был довольно частым гостем на Старой Пристани. Его знали и уважали. Принимали, как своего. Приглашали и звали посидеть, предлагали выпить, покурить. Все знали некоторое обостренное пристрастие Семеныча к алкоголю, появившееся в последние годы. Семеныч не брезговал, пригублял, но только во время вечерних визитов, когда возвращался домой. Наркоманы, едва завидев Семеныча, выбрасывали и прятали наркотики. Система оповещения была налажена четко. На каждый вечер назначался наблюдатель, который сидел на чердаке и, едва Семеныч появлялся на мосту, по зданию раздавалось: «Ата-а-с!!!».

Особо пышных безобразий, конечно, никто не учинял. Шумные сборища происходили обычно по выходным дням.

Иногда на Старую Пристань заглядывали барды – авторы собственных стихов и музыки, вечно немного грустные и одинокие. Они пели свои песни под гитару. Один из бардов даже сочинил своеобразный гимн, который скоро подхватили и другие обитатели теплого заброшенного приюта.

Старая Пристань – новые люди,
Пусть нас никто за любовь не осудит.
Старая Пристань – в час расставанья
Ты утешенье и оправданье.

Прости за разлуку, за новые дали,
За то, что друг друга, увы, не прощали.
Мы расстаемся и уезжаем,
Только потом нас никто не встречает.

Старая Пристань – рассыпаны звезды,
И возвращаться, наверное, поздно.
Старая Пристань – когда возвратимся,
Старая Пристань – за все ты прости нас.

* * *

…Лодка с изможденным телом рядового Маргина подплывала к городу. Уставший за бессонную ночь беглец, выбившись из сил, тихо и безмятежно спал, укутавшись в рыбацкую куртку. Сон опять унес его в родную деревню. Он слышал ветер, который как в детстве напевал ему тихую, ласковую песню…

…Димка проснулся от толчка. Он открыл глаза и понял, что его судно куда-то причалило. Клочки молочного тумана висели над рекой. Земля еще была укутана в утренние сумерки. Истомившийся по земле странник услышал какие-то голоса, крики, шум магнитофона. Где-то издалека уже доносился рев моторов первых машин, едущих по мосту. Река и туман многократно усиливали это рычание моторов. Привыкшего к тишине, Димку эти звуки испугали. Они заглушали музыку, которая сопровождала его в плавании.

Он приподнялся и увидел недалеко от причала очертания старого, полуразрушенного здания. Димка бросил веревку и застегнув куртку, начал выбираться из своего дюралюминиевого убежища, сделавшегося ему родным за три дня отчаянного путешествия. Он спрыгнул на берег и пошел, шатаясь из стороны в сторону, но, сделав всего несколько шагов по земле в направлении Старой Пристани, упал в высокую траву. Беглец протяженно застонал от боли и пополз вперед. Оказавшись в самой гуще травостоя, Димка опять погрузился в сон. Его разбудил крик:

– Эй, пацаны! Тут кто-то лежит. Парень какой-то. В куртке, в трусах. Портянки все в крови.

Кто-то бережно поднял его, и обессиленное тело понесли крепкие руки. Потом положили на единственную в этом бараке мягкую, пружинистую кровать.

* * *

…Рассвет полыхнул над землей всей своей мощью. Димка почувствовал на своем теле что-то очень мягкое, теплое. Это был пушистый плед леопардового окраса. Он слышал еще чей-то вкрадчивый, низкий женский голос, когда внезапно все потонуло в заливистом, конском ржании и ласковом шуме воды.

* * *

… Тишину разрезал мужской писклявый голос:

– Леська, сходила бы за пивом, башка с похмелья болит.

Димка попытался пошевелиться, к нему кто-то обратился.

– Что, проснулся, пацан? Кантовали его, кантовали, а он даже глаза не открыл. Что притомился?

Димка попытался улыбнуться в ответ. Он несколько раз тяжело вздохнул и тихо попросил:

– Мне бы попить немного, и поесть.

– Леська, сходи за пивом, а то побью. – Громко приказал мужик.

– Да, куда тебе, сморчок, – огрызнулась женщина за занавеской.

Так, переговариваясь друг с другом на повышенных тонах: какой-то мужчина с тонким голосом и женщина с русыми волосами, перешли на откровенную матерную ругань.

– Ну и пошел ты. …Видишь, человек вышел из тайги. Заблудился. Ты что не знаешь, сколько сюда рыбаков приезжает?

– Да какой это рыбак? Ты что не видишь? Это, похоже, солдат беглый. Вон и шрам на груди. Кто-то видать его сильно поколотил.

– Я этот шрам уже обработала и залепила пластырем.

Женщина негромко ругнулась и пошла вниз по скрипучей лестнице.

Димка понял, что он неожиданно стал причиной семейного раздора.

Когда Леся ушла, мужик успокоился. Он закурил и, глубоко затянувшись несколько раз, спросил учтивым голосом:

– Эй, ты откуда будешь?