Эмиграция и репатриация советских евреев в 1960-1970-е гг. и отражение этих процессов в прессе

Отмеченная ситуация существенно осложнила и отношения между Израилем и США. Как указывал Я. Рои, Израиль настаивал на том, чтобы советские евреи имели перед ним «моральные обязательства», поскольку разрешения на выезд давались только тем, кто указывал эту страну целью своего отъезда из СССР. Кроме того, израильские руководители отмечали, что для выживания еврейского государства необходим приток населения, и еврейский мир «должен поддерживать именно репатриацию».[110 - Рои Я. Все евреи в ответе друг за друга. Международная деятельность в защиту советского еврейства // Евреи борьбы. Еврейское национальное движение в Советском Союзе. 1967 – 1989. Тель-Авив, 2007. С. 94.]

В последующие годы провозглашенная в Советском Союзе «разрешительная» политика в отношении евреев если и развивалась, то крайне ограниченными темпами. В 1974 г. страну покинуло уже менее 21 тысячи евреев и членов их семей. На протяжении нескольких последующих лет выезжавших стало еще меньше – от 13 до 16 тыс. чел. в год. В 1978 г., в свою очередь, наблюдался новый рост числа отъезжающих, и в 1979 г. был отмечен пик еврейской эмиграции 1970-х: более 51 тыс. чел.[111 - Тольц М. Постсоветские евреи в современном мире, http://www.demoscope.ru/weekly/2007/0303/tema01.php]

Победа на президентских выборах в США Р. Рейгана (1980), назвавшего СССР «империей зла», обострила советско-американские отношения. Это привело к ответной реакции советских властей, сразу же ограничивших выезд евреев из СССР. Число репатриантов снизилось практически до уровня середины 1960-х гг.

«Окно» окончательно закрылось в начале 1980-х гг. по причине ввода Советской Армии в Афганистан и высылки из Москвы в Горький (ныне Нижний Новгород) академика-диссидента А. Д. Сахарова. Одновременно руководство СССР все отчетливее ощущало политическое давление со стороны Запада и окончательно прекратило идти на компромисс с ним по «еврейскому вопросу». Он был признан «решенным». Одновременно власти прибегли к репрессивным мерам в отношении активистов, ратовавших за отъезд из страны. Если в 1979 г. выездные визы получили 51 333 чел., то в 1982 г. таковых оказалось лишь 2688 чел. По итогам 1983 г. число виз уменьшилось до 1315, а в 1984 г. их было выдано лишь 896.[112 - Там же.] Как однозначно констатировал в 1984 г. мюнхенский журнал «Страна и мир», «еврейская эмиграция из СССР прекратилась». Действительно, в октябре того же года из СССР в Вену приехало лишь 29 человек, в то время как в 1979 г. ежемесячное число репатриантов достигало 5 тысяч. Советская власть, по-видимому, сочла метод неэффективным для проведения своей политики. В результате участились аресты и допросы еврейских активистов, началось изъятие уже готовых документов из ОВИРа и т. д.[113 - Страна и мир. Мюнхен, 1984. №11. C. 27.]

Израиль быстро обратил внимание на эти факты и призвал мировое сообщество поддержать право советских евреев на репатриацию. Так, в 1980 г. на Мадридской конференции (где собрались представители стран, подписавших Хельсинкские соглашения 1975 г.) делегат Израиля выразил озабоченность резким уменьшением числа репатриантов из СССР. Он отметил также, что Израиль ожидал от европейских стран более «эффективных действий, которые подкрепили бы право человека на эмиграцию». Одновременно было высказано беспокойство, что многие советские евреи до сих пор не получили возможности соединиться со своими родственниками в Израиле.[114 - См.: На Мадридской встрече прозвучали слова беспокойства за советских евреев // Евреи в пути. Еженедельный бюллетень для эмигрантов. Рим, 1980. №47. С. 4.]

Лишь в годы перестройки, инициированной тогдашним генсеком КПСС М. С. Горбачевым, произошел новый всплеск еврейской эмиграции из СССР. Это было связано, во-первых, с введением «разрешительной» советской политики в отношении этого вопроса, а во-вторых, с усилением социально-политической напряженности в самой стране.[115 - Публицист популярного в годы горбачевской перестройки журнала «Огонек» Ю. Гаврилов писал, что евреи, покидающие СССР, ставят страх перед погромами на первое место среди причин выезда. Они «гораздо чувствительнее других относятся к нынешнему параличу власти: опыт Украины и Белоруссии времен гражданской войны остался навечно в генетической памяти народа» (Гаврилов Ю. Трагедия ухода от Родины // Огонек. 1991. №25. С. 25).] Стремление к массовому отъезду за рубеж было продиктовано также обострением межнациональной конфликтности и опасностью возникновения еврейских погромов (о чем писала даже официальная советская пресса).[116 - Фишман А., Россоховатская Д. Еврейская жизнь, рожденная в СССР // Лехаим. 21.08. 2016, https://lechaim.ru/academy/evrejskaya-zhizn-v-sssr/.]

В 1990-е гг., в условиях формирования новой российской государственности, этот процесс продолжился. Данный период формально выходит за рамки нашего исследования, однако стоит хотя бы кратко остановиться на нем.

Этот период характеризуется резким увеличением числа эмигрантов. За последнее десятилетие XX в. только в Израиль прибыло около миллиона выходцев из бывшего Советского Союза.[117 - Как полагает И. В. Масюкова, репатриантам 1990-х гг. была присуща куда меньшая приверженность идеологии по сравнению со своими предшественниками. Они имели «четкий прагматичный подход, определявший причины и цели их переезда в Израиль» (Масюкова И. В. Социально-экономические проблемы адаптации русскоязычных иммигрантов в Израиле // Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX – XX вв. М., 2001. С. 204).] Уже в первый год этого временного отрезка из СССР уехало 450 тыс. чел.[118 - Денисенко М. Эмиграция из России в страны дальнего зарубежья. URL: http:// www.demoscope.ru]; из них более 185 тыс. отправились в Израиль,[119 - Тольц М. Постсоветская еврейская диаспора: новейшие оценки. URL: http://www.demoscope.ru/weekly/2012/ 0497/tema01.php.] а остальные разъехались по другим странам. Значительное увеличение числа отъездов из СССР пришлось на последующие годы, когда буквально на глазах рассыпались его социально-политическая и экономическая системы, менялись духовные приоритеты общества. Одновременно в стране было принято новое эмиграционное законодательство, предусматривавшее, в частности, несравненно более свободный, чем прежде выезд россиян за границу, в том числе и на длительные сроки. Так, в статье 2 Федерального закона «О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию» (1996) отмечалось, что выезд гражданина РФ из страны не влечет для него, его супруга или близких родственников каких-либо ограничений прав, гарантированных законодательством и международными обязательствами страны.[120 - ФЗ 114: Федеральный закон №114 от 15.08.1996 г. «О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию» (ред. от 31.12.2014, с изм. от 12.03.2015), https://migrantmedia.ru/migracionnoe-zakonodatelstvo-rf/federalnyj-zakon-114-o-poryadke-vyezda-iz-rossijskoj-federacii-i-vezda-v-rossijskuyu-federaciyu/] Все это предопределило заметное усиление общих «отъездных настроений» среди российского населения.

Что же касается еврейской репатриации времени перестройки и первых постсоветских лет, то у нее была определенная специфика по сравнению с аналогичными процессами, проходившими прежде.

Во-первых, новая волна репатриации стала более разнообразной по своему качественному составу. Ее сионистские приоритеты все больше сходили на нет. Помимо евреев по крови, в Израиль активно поехали члены их семей, которые теперь уже далеко не всегда имели отношение к еврейству. Это многое меняло в повседневной жизни Израиля.

Если ранее репатриантов из СССР лишали советского гражданства, то позже это условие, как отмечалось выше, было аннулировано, что сделало процесс отъезда психологически более комфортным. Люди знали, что они теперь уже не теряют возможности вернуться обратно. Как охарактеризовал ситуацию один из старых репатриантов, «мы уезжали навсегда, а теперь уезжают посмотреть».[121 - Гомберг Л. Звезда и смерть «Большой алии» // Новое время. 1993. №52. C. 30.] В этом, конечно, есть толика преувеличения: большинство переезжавших в Израиль уже после снятия «железного занавеса» также не собиралось возвращаться назад. Вместе с тем некоторые представители новой алии воспринимали Израиль как временную остановку на пути следования в США и Канаду. Примечательно, что из 1,1 млн. чел., репатриировавшихся с января 1989 г. по июнь 2002 г. в Израиль, более 100 тыс. затем покинули страну (8,9% от числа всех приехавших). Правда, в это число вошли и те, кто вернулся обратно в Россию и другие страны бывшего СССР.[122 - Саноян Д., Эпштейн А. Эмиграция евреев из Израиля – антитеза сионистской идеологии./ Диаспоры, 2006, №1. С. 200—223, URL: https://talgat-irisbaev.livejournal.com/3442.html.]

За последние годы соотношение между репатриантами и теми, кто по разным причинам покинули Израиль, осталось практически без изменений.[123 - Ханин З. Новые постсоветские репатрианты в Израиле: социально-демографический профиль, территориальное распределение и идентичность / IX Штерновские чтения: Новая постсоветская алия в Израиле: причины и мотивы, ценности и идентичность, URL: http://madan.org.il/ru/news/novaya-postsovetskaya-aliya-v-izraile-prichiny-i-motivy-cennosti-i-identichnost,.] Это свидетельствует о специфичности этого процесса, который теперь уже не определяется исключительно сионистскими интересами, но имеет в своей основе очень разные причины.

Во-вторых, репатриантов последней волны отличает большее материальное благополучие по сравнению с их предшественниками в 1960-1970-е гг. Если тогда многие приезжавшие имели очень скромные финансовые возможности[124 - Это объяснялось существенными ограничениями для репатриантов на вывоз валюты. Также от них требовалось официально отказаться от своего прежнего жилья в пользу советского государства.], то уже к середине 1990-х гг. число обеспеченных репатриантов начинает возрастать. Доля лиц с высшим и средним специальным образованием оказалась в этой волне исключительно высока (65% в 1990—1991 гг.).[125 - Государство Израиль. Алия // Электронная еврейская энциклопедия. URL: http://eleven.co.il/article/11732.]

Нынешние российские репатрианты представляют собой очень неоднородную группу. Это люди самых разных возрастов и профессий. Приверженность сионизму перестала представлять для подавляющего большинства из них какую-то общественную ценность. Мотивы репатриации отличаются от исследуемых нами 1960-1970-х гг. и во многом связаны с желанием большей профессиональной и личной самореализации.[126 - Подр. см.: Стровский Д. Л.; Антошин А. В. Советская алия как важнейшая тема русскоязычной периодики Израиля: на примере журналов «Время и мы» и «22» // Вестник Российского университета дружбы народов, Сер. История России. Т. 17 (2), 2018. С. 331—334.] Вместе с тем на общем фоне стала заметной группа людей, которая репатриируется в Израиль по причине неприятия политики нынешнего российского руководства, невозможности ощутить себя психологически комфортно в этих условиях.

Таким образом, советская / российская алия в Израиль, чья история началась еще в XIX в., выглядит сложным и многослойным явлением. Вместе с тем нельзя не признать, что подавляющее число репатриантов обладало ярко выраженной активностью, повлиявшей и продолжающий влиять на всю социально-экономическую жизнь Израиля. Оказавшись в этой стране, они сумели продвинуть свои социальные, политические и духовные интересы, что способствовало развитию общего социально-культурного и духовного процессов в этой стране.

Как было показано выше, волна эмиграции и репатриации евреев из СССР с конца 1960-х и и на протяжении всех 1970-х гг. имела принципиальные особенности, достойные того, чтобы посвятить ей самостоятельное исследование.

Важнейшее различие между этой и более ранними волнами еврейской эмиграции и репатриации заключалось не столько в количественных показателях процесса, сколько в качественном составе его участников, а также в мощном резонансе, который он получил в мировых СМИ. Эта волна, на фоне всех предыдущих, отличалась наиболее высоким образовательным и профессиональным уровнями. Как справедливо указывали А. Нов и Дж. Ньют, число евреев, известных в науке, искусстве, журналистике, медицине, а также в ряде областей техники и культуры было «непропорционально велико» по отношению ко всему еврейскому населению страны.[127 - Нов А., Ньют Дж. Еврейское население СССР: демографическое развитие и профессиональная занятость // Евреи в Советской России (1917—1967). [Иерусалим], 1975. С. 184.]

Вместе с тем в сознании многих из них жило ощущение несправедливости по отношению к себе, что сформировало в людях неприятие реальности в тогдашнем СССР. Некоторых можно было причислить к категории откровенных антисоветчиков, обсуждавших эти идеи на домашних кухнях. Часть активистов поддерживала сионизм, в основе которого лежала идея переселения евреев в Палестину и укрепления тем самым еврейского государства; другие стремились попросту покинуть СССР, не видя будущего для реализации личных способностей и возможностей для своих детей. Хотя обе группы уезжали по израильской визе и только по прилету в Вену окончательно определялись с дальнейшим маршрутом передвижения, мотивации их существенно отличались.

Другим феноменом эмиграции и репатриации того времени стало наличие большого числа «отказников» – тех, кому по разным причинам был запрещен выезд из СССР. Такие отказы, ставшие массовым явлением уже в 1970-е гг. (по некоторым подсчетам, число людей, ожидавших разрешения уехать, достигало 10 тыс. чел.),[128 - Кац Я. Борьба советских евреев за выезд, http://www.israelworld.org/index.php/statyi/istoriya-evrejskogo-naroda/sozdanie-izrailya/item/borba-sovetskih-evreev-za-vyezd.] могли длиться годами, что приводило к бедственному положению самих активистов, зачастую не имевших постоянной работы и заработка. В сознании большей части советского общества они воспринимались изгоями, не заслуживавшими какого-либо сострадания.

Опасаясь роста числа желающих покинуть страну, советские власти вели борьбу с ними как административными, так и пропагандистскими мерами. В ответ на это громко заявляло о себе движение за выезд евреев в Израиль, в котором участвовали не только сами евреи, но и лица других национальностей, критически настроенные по отношению к советскому режиму. Вместе с тем это движение вряд ли можно назвать диссидентским в традиционном смысле слова.

В 1960-е гг. диссидентами стали именовать всех представителей оппозиционного движения в СССР и странах Восточной Европы. Однако далеко не все они боролись против советского строя и марксистско-ленинской идеологии. Немало было тех, кто, ссылаясь на советские законы, требовал реализации на практике официально провозглашаемых ценностей.[129 - Ковалев С. А. Диссидент (Из рукописи). http://web.archive.org/web/20090223102447/http://www.hrights.ru/ text/b20/Chapter1_2.htm]

Большинство советских евреев, ратовавших за выезд из СССР в Израиль, во-первых, воздерживалось от глобальных оценок политической системы, а во-вторых, не очень интересовалось идеологией. Они ставили перед собой более узкую задачу: добиться разрешения на выезд для себя и своих семей, товарищей по движению, что неминуемо отделяло их от всего диссидентского движения в Советском Союзе и странах «народной демократии». «Еврейское национальное движение, будучи по методам правозащитным, – петиции, открытые письма, демонстрации, голодовки – состояло в большинстве своем из людей, которые имели целью не оздоровление жизни в СССР, а выезд из него, – указывал А. И. Прищепа. – Цель участников еврейского движения – эмиграция, и это определяло их качественно иной психологический тип. Большинство подававших заявления на выезд было озабочено не гражданскими проблемами, а устройством своей жизни и жизни своих семей, искренним желанием избежать конфликтов с властью. В этом смысле участники эмиграционных движений не являлись диссидентами в том специфическом значении, какое этот термин получил в советских условиях».[130 - Пришепа А. И. Инакомыслие на Урале (середина 1940-х – середина 1980-х гг.). Сургут, 1998. С. 217—218.]

Сказанное выше не означает отрицания взаимосвязи еврейского движения с диссидентами и правозащитниками. Тот же А. И. Прищепа подчеркивал, что вопрос о свободе страны проживания не следует подменять более частным вопросом – о еврейской эмиграции в Израиль. Такая подмена, по его словам, выхолащивает общественное и международное значение права на свободу отъезда вообще и возвращения людей на историческую родину в частности. «Корни явления, называемого „еврейским движением за выезд в Израиль“, не только национальные, а глубже и шире – социально-экономические и политические».[131 - Там же. С. 202.]

Как полагает М. Бейзер, влияние диссидентского движения на сионистов особенно ощущалось в Москве, где многие активисты будущей репатриации «выросли» из этого круга людей, заимствуя у них методы борьбы.[132 - Бейзер М. Указ. соч. С. 126.] Именно московские сионисты были теснее всего связаны с правозащитниками.

Некоторые активисты движения за выезд евреев в Израиль действительно были видными диссидентами, связанными с иностранными журналистами и дипломатами. Это вспоминала американка Л. Пол, общавшаяся в начале 1980-х гг. с семьей Н. Меймана – известного «отказника», члена Московской Хельсинкской группы. Л. Пол оставила интересные мемуары, позволяющие представить общую обстановку того времени. В них она упоминала жену Н. Меймана, И. Китросскую, которая, ссылаясь на погромы начала ХХ в., подчеркивала, что евреям в СССР «всегда было нелегко».[133 - См.: Paul L. Swimming in the daylight. An American student, a Soviet-Jewish dissident and the gift of hope. New York: Skyhorse Publishing, 2011. P. 33.] Таким образом, в исторической памяти активистов еврейского движения 1970-х гг. значительную роль играли воспоминания о той дискриминации, с которой сталкивались представители их семей еще в Российской империи. Эти воспоминания накладывали отпечаток на всю систему их восприятия действительности, что, по существу, и предопределяло стремление этих людей к отъезду.

Желавшие уехать из СССР евреи становились заложниками тогдашней политической игры между СССР и США. Это выразилось, например, в развитии ситуации вокруг американского Закона о торговле (1974). Принятая к документу поправка ратовала за предоставление Советскому Союзу статуса наибольшего благоприятствования в этой сфере деятельности – при условии обеспечения советских евреев свободой выезда. Советское руководство пошло на сделку. Однако многие желающие выехать за пределы СССР продолжали испытывать моральный прессинг «сверху» – от представителей советских административных органов. Тем не менее, эпоха «разрядки» значительно расширила возможности Запада оказывать давление на советское руководство в «еврейском вопросе». В США возник Объединенный совет за права советских евреев, в Великобритании – организация «35» («Женщины за советских евреев») и т. д.

Многие из тех, кто покинули СССР в конце 1960-х – первой половине 1970-х гг., несли в сознании ярко выраженную сионистскую идею. «Это была самая идеологизированная алия за всю историю Израиля, начиная с 1940-х годов. Это были люди, […] обладавшие четким национальным и сионистским самосознанием […] Характерно, что именно эта часть русских израильтян наиболее успешно абсорбировалась в стране».[134 - Энгель В. В. Социально-психологические аспекты еврейской эмиграции из СССР / СНГ последней трети ХХ – начала XXI вв. (на примере Израиля, США и Германии) // История российского зарубежья. Эмиграция из СССР – России. 1941—2001. М.: Институт российской истории РАН, 2007. C. 174.]

Ответ на вопрос, как такое стало возможным, следует искать в сложившейся ситуации. Многие советские евреи, еще живя в СССР, не стремились к сохранению «культурно-психологической общности со страной своего происхождения».[135 - Зинин Ю. Русские на «Земле обетованной» // Азия и Африка сегодня. 2001. №1. C. 63.] Большинство из них под воздействием жизненных обстоятельств, бытовавших в СССР, старалось поскорее вжиться в новую для себя действительность и по возможности забыть о прежней. Они полагали, что это облегчит жизнь им и их детям.

Конечно, было бы не совсем верным обобщать сознание миллионов советских евреев, многие из которых на протяжении большей части своей жизни в принципе не думали о репатриации и решились на нее под воздействием привходящих обстоятельств. Покинув СССР, эти люди столкнулись с совершенно новыми реалиями, многие из которых были психологически сложными для их восприятия. Ситуацию, особенно поначалу, осложняли трудности с языком, нехватка средств существования и т. д.

Закономерно, однако, что именно к середине 1970-х гг. Израиль постепенно становится одним из центров «русского мира» за пределами его традиционных границ. Об этом ярко писал в те годы знаменитый журнал «Посев», называя эту страну «самой русской» за пределами СССР: «На улицах больших и малых городов повсюду слышна русская речь. Магазины, торгующие холодильниками, газовыми плитами и прочими необходимыми новым иммигрантам электро- и радиотоварами ищут продавцов, говорящих по-русски. А совсем недавно в самом центре шумного Тель-Авива распахнул двери новый ресторан, названный именем, знакомым каждому русскому человеку – „Распутин“ – с русскими щами и с балалайкой».[136 - Миловидов В. «Русские» в Израиле // Посев. Франкфурт-на-Майне. 1973. №1. C. 24.] Такое восприятие тогдашней израильской жизни само по себе снимает вопрос о том, готовы ли были бывшие граждане СССР, оказавшиеся в Израиле, отречься от своих традиционных психологических установок. Не всегда и не во всем.

Процесс вхождения в другую социально-политическую действительность зачастую оказывается психологически сложным для многих людей. Неоднократно озвучивая для себя тезис о важности смены прежней страны проживания, СССР, многие из них в действительности не могли быстро разорвать со своим прошлым. Да и зачастую не хотели. Это становилось понятным, исходя из их повседневного поведения.

Таким образом, 1960-1970-е гг. являются уникальными для понимания целостной эволюции процессов эмиграции и репатриации евреев из Советского Союза, а впоследствии из постсоветской России. В водоворот этих процессов попадали люди, которые подчас совершенно по-разному воспринимали происходящее с ними самими, оказавшимися в принципиально новых для себя условиях.Экскурс в историю и социально-политические условия еврейской общности в дореволюционной России и СССР создают основу для рассмотрения на страницах различных печатных СМИ ее мотиваций – применительно к новым для себя условиям, после смены первоначальной страны проживания.

Глава II

Советская алия как важнейшая тема русскоязычной периодики Израиля: на примере журналов «Время и мы» и «22»

Русскоязычная периодика Израиля представляет собой особый духовный феномен, сложившийся более полувека назад и развивавшийся с учетом еврейской ментальности общества. Эта периодика пережила различные этапы развития, соединив в себе самые различные типы изданий: общественно-политические и, развлекательные, рекламные и др. На протяжении нескольких десятилетий типология этих СМИ включала в себя и «толстые» литературно-художественные журналы. Их возникновение стало возможно благодаря особому интеллектуальному уровню репатриантов, приехавших в Израиль в 1960-1970-е гг. Здешние литературно-художественные журналы на русском языке действительно отличались высоким аналитическим уровнем, глубоким осмыслением судеб российского и советского еврейства. Данное обстоятельство придает значимость исследованию этого феномена, относящегося, прежде всего, к журналам «Время и мы» и «22».

Сегодня русскоязычная литературно-художественная периодика в Израиле в известном смысле утратила свои прежние позиции. Это относится к возможностям ее распространения. Схожая тенденция присуща аналогичным литературным журналам во многих других странах, где они некогда получали серьезное развитие, и, в частности, США.[137 - В США и в XXI в. возникают проекты издания русско-еврейских литературных журналов. Таков, например, основанный И. Шихманом и Д. Гаем в 2006 г. журнал «Время и место» (см.: Волошин Д. Связь литературных пространств. Журнал «Время и место» – для писателей и читателей русской диаспоры // Русские евреи в Америке. Торонто-Санкт-Петербург, 2015. Кн. 11. С. 158—162). Вместе с тем и в Нью-Йорке русскоязычная периодика в XXI в. переживает нелегкие времена. Так, еще в 2012 г. прекратила существование старейшая газета русскоязычного Нью-Йорка «Новое русское слово».] Пытаясь найти объяснение сложившейся ситуации, можно говорить, что новое поколение русскоязычных израильтян не сориентировано на чтение таких изданий, которые далеки от его повседневных интересов. Вместе с тем названный тип периодики оставил серьезный след в истории русскоязычных СМИ (причем не только в Израиле, но и в мире) благодаря своему глубокому проблемно-аналитическому содержанию. Это были издания, рассчитанные на образованных, эрудированных читателей, и именно поэтому они заслуживают внимания сегодня – не только как фактор развития тогдашней общественной жизни, но и как источники лучшего понимания ее политических и духовных приоритетов.

Содержательная проблематика русскоязычных печатных СМИ в Израиле до сих пор изучена недостаточно. Несмотря на наличие большого числа работ, касающихся развития израильского массмедийного пространства[138 - Zilberg, N. & Leshem, E. Russian-Language Press and Immigrant Community in Israel // Revue European des Migrations Internationales. 1996. №12 (3). P. 173—190; Peri, Y. Telepopulism. Stanford, 2004; Al-Haj, M. & Leshem, E. Immigrants from the former Soviet Union in Israel: Ten Years Later. A Research Report. Center for Multiculturalism & Educational Research. University of Heifa, 2000; Adoni H.; Cohen, A.A. & Caspi, D. The consumer’s choice: Language media consumption and hybrid identities of minorities // The European Journal of Communication. 2002. 27 (4). P. 411—436; Caspi D., Adoni H. The Red, the White and the Blue: The Russian Media in Israel // International Communication Gazette,2002, https://www.academCia.edu/6766392/The_Red_the_White_and_the_Blue_The_Russian_Media_in_Israel; Caspi, D. A Revised Look at Online Journalism in Israel: Entrenching the Old Hehemony // Israel Affairs. 2011. №17 (3). P. 341—363; Элиас Н. Роль СМИ в культурной и социальной адаптации репатриантов из СНГ в Израиле // Диаспоры. 2006. №4. С. 85—104; Она же. Гетто или мост? Влияние русскоязычных СМИ на интеграцию иммигрантов // «Русское» лицо Израиля: черты социального портрета. Москва-Иерусалим, 2007. С. 165—193; Шорер-Зельцер Ш., Элиас Н. «Мой адрес не дом и не улица…» Русскоязычная диаспора в Интернете // Диаспоры. 2008. №2. С. 178—194; Elias, N. & Lerner, Ju. Narrating the Double Helix: The immigrant-professional biography of a Russian journalist in Israel // Forum QualitativeSocialforschung. January 2012. 13 (1), http:www.qualitative-research.net/index.php/fqs/article/view/1569/3287; Caspi, D., Elias N. Ethic Minorities and Media in the Holy Land. Valentine Mitchell Publisher, 2014; Elias, N. & Khvorostianov N. «Leave us alone!»: Representation of social work in the Russian immigrant media in Israel // International Social Work. 2015. May. №60 (2) Эл. ресурс. URL: https://scholars.bgu.ac.il/display/n19566452.; Эпштейн А. Средства массовой информации и политические перемены в Израиле // Ближний Восток и современность. 2001. №12. С. 291—307; Он же. Государство еврейских диаспор: этнолингвистическое многообразие израильских СМИ // Диаспоры, 2006. №3. С. 222—260; Он же. Русско-еврейские печатные СМИ в Израиле и причины их заката // Израиль, Россия и русскоязычное еврейство в контексте международной политики. Иерусалим: Открытый ун-т Израиля, 2011. С. 188—200; Довжик С. О «русских» СМИ замолвите слово // Глобальный еврейский онлайн-центр. 16.03.2012. URL: https: www. jewish.ru.], существуют вопросы, редко привлекающие внимание экспертов. Профессор Нелли Элиас из Университета имени Давида Бен-Гуриона в Негеве указывала, что «несмотря на обилие СМИ на русском языке, особенности влияния этих СМИ на интеграцию иммигрантов не удостоились до сих пор серьезного академического исследования».[139 - См.: Элиас Н. Гетто или мост? Указ. соч. С. 167.]

Анализируя роль русскоязычных СМИ в жизни Израиля, Н. Элиас отмечает, что они выполняют сложную функцию: «С одной стороны, [эти издания] укрепляют культурные рамки русскоязычной общины, но с другой – способствуют интеграции иммигрантов на основе формирования нового самосознания, включающего еврейские и израильские нормы и ценности, а также актуальную общественную проблематику». Таким образом, подчеркивает Н. Элиас, содержание этих СМИ отражает «гибридную» идентификацию русскоязычных иммигрантов, в которой сочетаются русские, еврейские и израильские элементы, обеспечивающие гармоничное существование, тесную связь с русской культурой и ощущение единства с израильским обществом».[140 - Там же. С. 192.]

Феномен возникновения и развития в Израиле русскоязычных журналов пока не становился предметом глубокого изучения. Вместе с тем он позволяет глубже понять особенности идентичности репатриантов из Советского Союза, стратегии их адаптации в Израиле.

В данной главе речь пойдет о двух литературно-художественных журналах, созданных репатриантами 1970-х гг. – «Время и мы» и «22». Каждый из них имел свою специфику. Так, «Время и мы», позиционируя себя в качестве органа «русской демократической эмиграции», ориентировался на идейную платформу парижского журнала «Континент», редактируемого В. Максимовым, – одного из ведущих изданий эмиграции. В свою очередь, журнал «22» в большей степени отражал позиции репатриантов, стремившихся к интеграции непосредственно в израильское общество. Как подчеркивает профессор Ариэльского университета Э. Ю. Бормашенко, входивший в редколлегию этого издания, ведущей темой на его страницах «всегда оставалась еврейская жизнь в различных ее проявлениях». В частности, Александр Воронель как главный редактор журнала «22» особое внимание отводил «исследованию сионизма, с учетом философской концепции и идеологии этого явления».[141 - Из интервью Д. Л. Стровского с Э. Бормашенко 11.12.2017 г.] Сам А. В. Воронель полагал, что «как и еврейство в целом, сионизм испытывал на себе благотворное влияние селекции, порожденной трудностями».[142 - Воронель А. В. Нулевая заповедь. Харьков, 2013. С. 205.]

Мы проанализировали представленные на страницах журналов «Время и мы» и «22» материалы, посвященные феномену репатриации советской еврейской интеллигенции в Израиль. Интервью многолетнего главного редактора журнала «22» А. В. Воронеля и члена редколлегии издания, профессора Ариэльского университета Э. Ю. Бормашенко, взятые одним из авторов данной книги, дополняют ее содержание.

Русскоязычная пресса Израиля: становление и развитие

Недостаточную изученность русскоязычных СМИ в Израиле, как уже отмечалось выше, можно объяснить их формально большим числом. Эти издания существовали на протяжении всех этапов репатриации. Однако до сих пор не подсчитано общее число русскоязычных газет и журналов; нет и полного списка их редакторов и журналистов.

Известно, что первый русскоязычный «Бюллетень», издававшийся землячеством выходцев из Китая («Игуд Иоцей Син», как значилось на титульном листе), начал выходить еще в 1954 г. По форме это был тонкий журнал, имевший преимущественно информационное содержание (что, впрочем, не помешало ему оставаться на плаву и в начале нынешнего века). Спустя пять лет после создания «Бюллетеня» появился ежемесячный журнал «Вестник Израиля», а в 1963 г. вышел первый номер журнала «Шалом». В нем был своеобразный содержательный «винегрет», состоявший из новостных заметок, небольших по объему корреспонденций и даже теоретических статей, ставящих на обсуждение вопросы сионизма.

Все эти издания не были СМИ в привычном смысле. Массовая информация предполагает наличие социально-ориентированной тематики, без чего не может существовать никакое популярное издание, будь то газета или журнал. Такое СМИ обладает и существованием устойчивых содержательной и графической моделей, а также предполагает работу с аудиторией, без чего интерес к нему не может быть обеспечен. Названная же периодика по большей части была рассчитана лишь на выполнение определенных политических задач.[143 - Эпштейн А. Русско-еврейские печатные СМИ в Израиле и причины их заката // Израиль: русские корни. Иерусалим, 2011. C. 452.] Эта ситуация продолжалась вплоть до начала 1970-х гг., когда число «русских» в Израиле возросло, что позволило расширить разнообразие СМИ. На фоне формирования широкой читательской аудитории проявили себя более настойчивые попытки создания газетной периодики как наиболее востребованной для этих людей.

Русскоязычная пресса в Израиле с самого начала впитала в себя так называемую «гибридную культуру» (culture of hybridity), которая представляет собой единение двух и более культур, накладываемых друг на друга в процессе практической реализации.[144 - Hall, S. Culture, Community, Nation// Cultural Studies. 1993. №7 (3). P. 362.] Это не уникальное явление в мировой практике. Схожий путь проходила в своем развитии русскоязычная периодика во многих европейских странах (Франции, Чехословакии, Германии и ряде других). Она стала там заметным явлением уже в первой половине 1920-х гг., после массовой эмиграции из советской России. С одной стороны, эта пресса не могла и подчас даже не стремилась сблизиться с местными изданиями, а с другой – с неизбежностью впитывала в себя содержательные смыслы местных культур, что накладывало отпечаток на все ее существование. Доминирующей (core domain[145 - Crane, D. Introduction: The Challenge of the Sociology of Culture to Sociology as a Discipline’ /The Sociology of Culture. Oxford, 1994.]) для этих СМИ всегда оставалась родная культура.

Отмеченные тенденции свидетельствуют о закономерностях развития «малых» культур в рамках «большой» инородной культуры.[146 - См.: European Television: Immigrants and Ethnic Minorities /Ed. by C. Franchon & M. Vargaftig. London. 1995.] В схожем положении с самого начала оказались и русскоязычные СМИ в Израиле. Они сделали значительный шаг вперед в момент нарастания волны репатриации в конце 1960-х гг. Это можно объяснить несколькими факторами. Во-первых, сыграл роль приток в страну большого числа людей, которые не могли общаться на иврите; при этом им требовались источники информации, прежде всего, для развития своих культурных потребностей. Во-вторых, у подавляющего числа новых репатриантов было высшее образование, и они не могли довольствоваться лишь чтением политически ориентированной периодики, вроде названного выше журнала «Шалом». В-третьих, в числе репатриантов этой волны оказалось немало лиц творческих профессий (художников, музыкантов и т.д.) и гуманитариев, которых в принципе было трудно увлечь только такой информацией.

Сказанное предопределило активное развитие в Израиле русскоязычного информационного пространства на рубеже 1960-1970-х гг. Поначалу оно было весьма хаотичным, ввиду отсутствия у большинства людей, занятых этим делом, системных представлений о специфике массовой, и в частности журналистской, информации. Тем не менее, в стране довольно быстро оформились два основных типа периодики: общественно-политические газеты, оперативно откликавшиеся на запросы дня, и журналы литературно-философской направленности, публиковавшие не только чисто литературные тексты, но и статьи по вопросам истории, социально-политической проблематики и т. д. Если первая группа изданий была нацелена на широкую публику, заинтересованную в получении оперативной и познавательной информации как из Израиля, так и из зарубежья, то вторая группа периодики ориентировалась в большей мере на просвещенную аудиторию.

Обращает на себя внимание то, что в эти годы русскоязычная израильская пресса не стремилась ориентироваться исключительно на еврейскую тему. Характеризуя в тот период русскоязычную печать в Израиле, публицист мюнхенского издания «Страна и мир» Ш. Маркиш отмечал, что значительная ее часть не имеет прямого отношения к еврейской культуре: «Фактически это русская эмигрантская пресса, в принципе немногим отличающаяся от русских изданий в Париже, Нью-Йорке или Буэнос-Айресе».[147 - Маркиш Ш. «То ли в подданстве, то ли в гражданстве» // Страна и мир. Мюнхен, 1984. №7. С. 76.] Такой подход можно объяснить стремлением редакций к расширению читательского спроса своей периодики и к позиционированию ее за пределами Израиля.

Еврейскими по духу были лишь отдельные издания. Среди них следует назвать журнал «Сион» (1972), начавший выходить как рупор репатриантов новой волны. Однако даже «Сион» постепенно эволюционировал к более умеренной позиции. За рамки еврейской тематики с самого начала вышел и журнал литературно-философской направленности «22», также поднимавший общественно-политические вопросы. В свою очередь аналогичный по типу журнал «Время и мы» позиционировал себя как орган «русской демократической эмиграции». Его платформа сводилась к отстаиванию прав человека на свободное получение и транслирование информации. «Время и мы» не был сосредоточен на «еврейском вопросе», однако его отличала антисоветская позиция, базировавшаяся на либеральных ценностях.