Я не возражал. Она перекинула стройную ножку и, сев за руль, поставила босые пяточки на подножки…
– Прокатимся? – игриво предложила она.
Через мгновение, я сидел позади нее, глядя из окна вдаль…
– Жми!
Из леса повеяло прохладой… Я обнял девичью талию, и мы мягко подхватили с места. Девушка пригнулась, очевидно, стараясь укрыться от встречного потока воздуха, но Ветер усиливался…
– Держись крепче! – крикнула она и привстала на стременах в седле.
Ветер-шалун тотчас же приподнял ее легкую юбочку, и мне открылась умопомрачительная картина. Девушка была без трусиков… Над черной кожей седла меж ее стройных бедер горел маленький огненно-рыжий костер. И в этом костре дрожал ярко-красный язычок пламени.
Я глубоко пришпорил Девушке-вознице… Она вскрикнула. Глянув в зеркало заднего вида, я оторопел, столкнувшись взглядом со своей возничей.
Ее глаза светились ровным зеленым сиянием, как светятся ночью глаза у диких кошек. И ее лицо…
Я узнал в ней Вселенский облик своей рыжей бестии…
– Лилит?! – воскликнул я.
– Лилит! Мне не хватало тебя Целую Вечность…
– Мне тоже, Мессир… Летим из города прочь!
Мы слились воедино, Языки ее пламени жгли и облизывали мне живот.
– Лилит! Ты живая и такая… горячая.
Я обнимал ее за талию, мял тугую грудь… хотел погладить ее шею.
Лилит, видимо, чувствуя мое удивление, захихикала. Великолепное голое тело суккуба отражалось в черном зеркальном лаке бензобака…
Мы летели над спящим городом. Внизу проносились крыши домов. Затем пропали и они. Лес, утопая в темноте, встретил нас запахом елей и диких трав. Под нами простирался мягкий ковер из лиственных крон. Лишь изредка его пронзали острые шпили сосен.
Над болотами разливалось туманное молоко. В нем двигались эфирные фигуры, сотканные из болотного тумана. Исчезая, они таяли и появлялись вновь… Мы пронеслись над ними, я обернулся. Во след за нами они сливались в фигуры волков, поднимаясь вверх и, обретая плоть, устремлялись следом за нашим мотоциклом. Над топями загорались болотные огни – синие вспышки света. Это были Огни Святого Эльма. Они тоже взлетали и устремлялись за нами. Небо впереди очищалось, оставляя тучи лишь над городом.
Я снова обернулся, Огни святого Эльма превратились в свет фар мотоциклов, окруженный Свободной Стаей волков…
Я сразу узнал всадника. В полном облачении на черной Хонде Шедоу (Тень) летел Абаддон. Поверх его косой куртки был накинут черный шелковый плащ, а на голове была черная шляпа. Мы встретились взглядом, и он коснулся двумя пальцами коротких перчаток широких полей своей шляпы, приветствуя меня. Позади Абадонны летел еще один мотоцикл. Черная фигура огромного кота не оставляла никаких сомнений. Это был Кот Баюн. Мотоочки Дольче Габана в железной оправе придавали ему гламурности. Завидев меня, он возликовал, бросил руль и закричал что есть мочи:
– Уиииии… Мессир!!!
Было не понятно, зачем ему нужна была нагайка, но он гордо сжимал ее рукоять в мягких лапах. Еще больше восхищение вызывал его мотоцикл. Огромнейший черный Боливард Сузуки…
– Губа у Кота далеко не дура, – подумал я и кивнул ему, отчего тот заурчал и распушил по ветру свой огромный хвост, словно он был белка-летяга.
Наши стальные кони были красавцы…
– В пластике нет души, – повторил про себя я…
Сделав круг над водой, над одной из живописных полян мы тормознули наших коней. Они замерли в небе, как вкопанные. Стая волков нырнула вниз и растворилась, наполнив поляну под нами озером тумана. Разгоряченная нашей скачкой, Лилит глубоко дышала. Ее костер ярко пылал, а алый язычок подрагивал… Мои спутники смотрели вдаль.
В одной из частей неба светился горизонт. Это было свечение города.
Мы молча смотрели вдаль.
– Мессир, позвольте спросить, – прервал молчание Баюн. – Почему этот город?
– Действительно, Мессир, почему именно Москва? – спросил Абадонн.
Я помолчал еще минуту, обернулся к моим спутникам и произнес:
– О, это не просто город… Отсюда все Начинается. Помните Иоанна Богослова? Старик в своем «Откровении» подробно описал все, что увидел в видении. Как красиво и точно он описал Москву, посвятив этому целых две главы: 17-ю и 18-ю.
Не имея возможности прямо указать название города, Иоанн сравнивает его с Вавилоном. Именно там строилась знаменитая башня, которая погребла своих строителей, рухнув им на головы.
Государственность имеет своим символом Вавилонскую башню – лучше символа не придумать. Но град Вавилон мужского рода, а потому назвать Москву Вавилоном было бы неточно. Поэтому в «Откровении» Москва предстает как «блудница Вавилонская».
«С нею блудодействовали цари земные и вином ее блудодеяния упивались живущие на земле».[3 - Откровение (17;2)]
Ведь именно в Москве восходили на трон цари земные…
Смотрим далее: «И жена была облечена в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными каменьями и жемчугом…» (17;4).
Город, облаченный в красный, в багряницу… Сразу взор рисует Красную площадь, Кремль – сердце Москвы. А когда речь идет о каменьях драгоценных, как ни вспомнить московское метро…
В самом первом стихе главы 17 говорится: «Подойди, я покажу тебе блудницу, сидящую на водах многих» (17; 1).
Здесь двойной смысл: это и «порт семи морей», и город многих народов. Ибо в стихе 15 Иоанн говорит:
«Воды, которые ты видел, где сидит блудница, суть люди и народы, племена и языки» (17; 15).
Москва многонациональна.
Далее еще точнее: «И сказал мне Ангел:
Что дивишься? Я скажу тебе тайну жены сей, и зверя, носящего ее, имеющего семь голов» (17;7).
Внимание!
«Здесь ум, имеющий мудрость. Семь голов суть семь гор, на которых сидит жена» (17;9).
Город, стоящий на семи холмах. Куда ж точней?!
И заканчивается глава 17 точным указанием:
«Жена же, которую ты видел, есть великий город, царствующий над земными царями» (17; 18).