
Седьмое Солнце: сны на грани
– Вот, значит, как… И еще вопрос. А как ты видишь Мастера?
– Как сгусток тьмы… огромную тень, темное существо.
– Я так и думал.
– А ты что, по-другому?
– Просто ощущаю как незримое присутствие. Видимо, как тьму его воспринимают те, у кого есть предрасположенность к смещению вправо, – и добавил тихо, словно обращаясь сам к себе, – Верно, Катя ведь его не помнит… эти фанатики вселенского добра… они всегда видят Мастера похоже – как темное чудовище, тварь из бездны…
– Что ты… – но договорить Пантера не успела.
На втором этаже хлопнула дверь и послышались быстрые шаги.
– Влад, – ты не видел Принца? – Лина перегнулась через перила. – Раньше в моей комнате сидел, а теперь постоянно где-то бродит.
– Нет. Хотя… – парень заглянул за пианино, – он здесь притаился, – вытащил кота и погладил. Тот замер, а потом благодарно замурчал. – Забирай… – задумчиво пробормотал он.
Глава 31. Бедные злые люди
Катя резко пришла в себя, села и заозиралась в темноте. Затем облегченно выдохнула: все верно, она в съемной комнате, и сейчас ночь. Так что же ее разбудило? И сразу поняла – кровать вибрировала, а сквозь плотно ввинченные беруши проникал неведомый шум. Освободила одно ухо, и мозг окунулся в «праздник» – это соседи справа отмечали приход нового дня. Их пьяные голоса сливались с криками жильцов слева – те бурно выясняли отношения: визгливым матом и битьем посуды. Вернула берушу на место и упала назад в кровать. Неприятно, конечно, но пока не смертельно.
А вот утро принесло новые сюрпризы и заставило сильнее напрячься. У санузла, грузно привалившись к стене, «отдыхал» мужик с испитым лицом и мутным взглядом. Его внимание было тяжелым, колючим, злым, и Катя интуитивно поняла, что жилец бывал на зоне и не проездом. Его прямое отношение к «местам не столь отдаленным» подтверждалось и сетью наколок на руках. Когда подошла ближе, мужик согнулся почти пополам, пытаясь сдержать рвотные спазмы, затем пошатнулся, но все же освободил проход. При этом девушку накрыло густым спиртовым облаком.
А в туалете царствовал срачельник. Пришлось отмотать половину рулона туалетной бумаги, очищая сидушку и зажимая нос. В итоге все равно совершила не состыковку, а десятисантиметровое зависание над унитазом, чтобы привести в исполнение задуманное. Сделав дело, осторожно выглянула в коридор – все было чисто, точнее, пусто. И двинулась обратно.
Около дверей алкашей-соседей замерла, услышав характерный скрип. Вот же людям не спится после бурной ночи! И не поверила собственным глазам: в образовавшуюся щелку протиснулся ребенок, бесшумно заскользил по коридору и скрылся в комнате напротив. Это произошло так быстро, что Катя засомневалась – маленькая девочка в белой помятой майке действительно вышла оттуда или просто привиделась? Да и не вязался как-то ребенок с этими пьянчугами. Набравшись смелости, постучала в дверь, куда заскочил ребенок. Долго никто не открывал, потом раздались шаркающие шаги и на пороге появилась древняя старуха – сгорбленная, иссохшая, она тяжело налегала на трость и заслоняла собой проход. Зашипела, повела шеей, искривленно выступающей вперед, наклонила голову на бок и, косясь подслеповатым слезящимся глазом, часто заморгала, разглядывая гостью. Все это, вместе с серой обтрепанной шалью, свисающей крыльями со спины вниз, дряблой кожей и крючковатым носом, создавало ощущение, что перед ней не старуха, а облезшая птица гриф, и стоит сделать вперед хоть шаг – она клюнет.
– Чего тебе? – прошамкала стервятница надтреснутым голосом, и Катю сразу отпустило. Птицы не говорят: вряд ли клюнет, скорее, клюкой огреет.
– Тут девочка… к вам зашла? – промямлила девушка.
– Соседская это… – заскрежетала бабка, нехотя освобождая дверной проем, – ходют ко мне всякие, едят.
Девушка просочилась внутрь и сразу уперлась взглядом в девочку – та сидела на стуле, болтая грязными босыми ногами и уплетала пирожки с тарелки. «С капустой» – догадалась по запаху.
Обстановка вокруг господствовала типично старушечья: допотопный комод с посудой за стеклом, продавленная кровать с вылинявшим бахромчатым покрывалом, коричневый пузатый телевизор, шкаф. Лишь большой деревянный сундук сразу привлекал внимание – он был из массивного красного дерева, украшен резьбой и металлическими накладками. Сундук располагался в углу, запирался спереди массивным железным замком и, судя одеялу сверху, иногда использовался вместо кровати. Наверняка хозяйка хранит внутри старые шубы и платья, воняющие нафталином, и трясется за них, как за сокровища.
За неимением лишних стульев, девушка немного сдвинула постельное белье и присела на краешек.
– В сухую-то чего, – недовольно зашамкала старуха на девочку и, придвинув ей кружку с чаем, обратилась к гостье, – Мамаша вот ее, подлячка, выродила, да каждый день глаза заливает с такими же, – проскрипела со злостью. – Спрашивается, на шо мне сдалась эта девчурка приблудная. Возиться вот с ней. Я уж было к земле костьми прилегла, нет же, сдохнуть спокойно не дадут.
– А как же отец? – вырвалось само.
– П-ф-ф! – стервятница неожиданно выплюнула воздух назад, – нет у нее папаши… эта шаболда с кем попало за бутылку… да себя не помнит потом. – Да не давись ты, медленно жуй! – вновь шикнула на ребенка.
Девушка на мгновение дара речи лишилась: бабка спокойно прям при девочке все это озвучила! Даже учитывая немалый опыт существования в семье родителей, подобное показалось Кате чем-то из ряда вон.
– Но ведь, – наконец нашлась она, – можно в опеку обратиться, родительских прав лишить.
– Эх… – старуха махнула куда-то рукой, – уж приходили они. Толку-то. Пред ними курва как шелковая ходит, а потом по новой. Сегодня вот опять придут.
Она еще долго что-то ворчала, тряся головой и тыкая в пространство костлявым пальцем, потом рассказывала о своей трудной жизни, голоде во времена блокады. Ее потертая клюка то билась об пол, то взмывала в воздух, а тяжелые воспоминания все больше сгибали спину и прижимали иссохшее тело к земле. Катя беспокойно ерзала на сундуке и посматривала на время – ей было пора в институт, но прерывать рассказчицу она не решалась. И вдруг девочка повернула голову и пропела звонким, как колокольчик, голосом:
– Я – Аля.
– Наелась? – стервятница резко закончила словесные излияния. – И на вечер прихвати.
Девочка привстала на коленках на стуле и, заглянув в большую кастрюлю посреди стола, достала оттуда еще несколько пирожков. Взяла тарелку и пошла к двери. Катя с облегчением выскочила следом и забежала к себе. Но захлопнуть дверь не успела – сразу принесло другую соседку – ту, что скандалит и бьет посуду. Тетка в темных очках буквально ворвалась внутрь и сразу заметалась глазами в стороны, пытаясь охватить взглядом нехитрое убранство комнаты.
– Я видела, что ты у старухи напротив сидела, – хрипло начала она, затем откашлялась. – Ты просто новенькая, еще не знаешь правила. Ее тут все ненавидят. Змеюка она подколодная, вот кто. Всю жизнь соседям пакости делает: то клей в замочную скважину нальет, то дверь исцарапает, а недавно кота приучила на наш коврик ходить, – соседка обогнула девушку и бесцеремонно развалилась на стуле, на мгновение сверкнув краем фингала под темными стеклами. – Завидует старая грымза чужому семейному счастью, – тетка закинула ногу на ногу и обхватила колени в замок, продемонстрировав ногти с розовым облезлым лаком. – Старуха всю жизнь одна прожила. Уж никто на такую не позарился, ни семьи, ни детей. И когда уже подохнет…
Кате была неприятна эта наглая дама, особенно ее рот, ежеминутно выплевывающий гадости. Она с трудом сдерживалась, чтобы не выставить нахалку вон. Но все же совладала с собой и перевела разговор:
– А девочка соседей справа? Как она живет с такой э… пьющей матерью?
Тетка безразлично пожала плечами:
– Мне-то какое дело до чужих выродков? Наплодила – пусть теперь вошкается. Пособие, опять-таки, на нее получает. А у меня и своя есть: ее и одень, и накорми, и учиться заставь.
Катя про себя считала до шести, в то время пока другая ее часть мысленно запихивала похудевший рулон туалетной бумаги в грязную пасть соседки.
– Я опаздываю, – с трудом выдавила она. – Вы не могли бы зайти в другой раз? – подошла и, схватив за плечо, бесцеремонно вытолкала тетку за дверь. Внутри вовсю клокотала ярость. Только бы не сорваться…
– Ясно, – сквозь зубы процедила незваная гостья и, злобно скрипнув зубами, наконец ретировалась.
Вот же змеюка! И ведь не одна такая, почти у всех жильцов похожие физиономии. Такое ощущение, что поселилась в настоящем гадюшнике: Возвращаясь она не раз почти наяву слышала в комнатах их злобное шипение.
Катя бросила взгляд на часы и запаниковала – она уже серьезно опаздывала на лекции! Успокоилась только на остановке, и то с большим трудом. Девушка и раньше замечала, что энергетика места влияет на душевное состояние и зависит от людей, его населяющих. Есть квартиры с более грубыми вибрациями, где постоянно раздражаешься и выходишь из себя, а есть с более возвышенными, как, к примеру, дома у Милы. Но такую тяжелую энергетику, как в этой общаге, она не ощущала больше нигде.
После обеда, вернувшись из института, она вновь встретила Алю – та стояла у подоконника и рассматривала какого-то жука. И как тут дети выживают – неясно. Девочка сейчас выглядела намного лучше: светлые волосы чистые, причесаны и собраны по бокам в два хвостика, лицо умытое, одежда, хоть и немного мятая, но довольно опрятная и соответствует погоде. И было в ней что-то еще, что сразу притягивало внимание, какой-то внутренний свет.
– Привет! – поприветствовала ее. – А что тут одна делаешь?
– Привет! – обрадовалась Алька. – Меня мама погулять отправила. Убирает она. Сегодня тети приедут, как живем будут смотреть, а от меня все равно толку мало.
Катя вдруг вспомнила про мужика с наколками и его волчий взгляд. Аля – слишком заметный ребенок. Это может плохо кончится. Внутри шевельнулось нехорошее предчувствие:
– Скажи, а когда мама пьет и к ней «гости» приходят… они тебя не обижают?
– Нет, – беззаботно прощебетала девочка. – Я сразу к бабе Нюре ухожу… ну, у которой мы утром были, – и ее плечи как-то сразу поникли.
– А может, сейчас пойдем ко мне, ты поешь, и мы поговорим? Нечего в коридоре одной мерзнуть.
– Пошли! – радостно согласился ребенок.
Пока грелся суп, Аля рассказывала о своей жизни, попутно выщипывая из хлебного кусочка мякиш и отправляя в рот.
– Моя мама хорошая, просто пьет. Ты только тетям не жалуйся. Это у мамы болезнь такая. Это липуны разные ее пить заставляют.
– Что?!
– Ну, слизни такие, скользкие и зеленые. Когда они трястись начинают, мама злой становится, и огненная вода ей нужна. Вот сегодня они уже подрагивают, значит, ночью я опять у баб Нюры ночевать буду, – она печально вздохнула. – В последнее время их очень много стало, раньше хоть иногда уходили, а сейчас все время на ней сидят. И на дядях. Иногда с одного на другого перелезают. Они тут везде вокруг.
Катя поставила перед девочкой тарелку с супом. Сама она размышляла: такие сущности действительно бывают или это разыгравшееся воображение ребенка? В последнее время у нее поубавилось скептицизма на подобные темы. Нужно будет у В.Д поинтересоваться, он ведь при жизни тоже много пил…
Тем временем Алька болтала ногами, бодро уплетая суп.
– А их нельзя как-нибудь отлепить? – поинтересовалась у нее осторожно.
Девочка протяжно вздохнула:
– Я просила их уйти, но они не слушаются, – она отодвинула тарелку. – Спасибо! Но мне пора, сейчас мама придет. – И через секунду из коридора донеслись тяжелые шаги. Следом дверь приоткрылась, и в нее просунулась голова полной розовощекой женщины. Алька сразу вскочила и упорхнула за ней. Катя с сомнением проводила ее глазами. Наверно, все же стоит поговорить с социальной службой.
Но она проспала. Вроде на часик прилегла, а проснулась уже ночью. Сильно болела голова, и ощущался полный упадок сил, как при болезни. Мысли были тягучими, неповоротливыми, а во рту сушило. Несколько раз безуспешно пыталась встать, но вновь заворачивалась в одеяло и проваливалась в сон. Наконец, с трудом поднялась и доползла до воды в холодильнике. Вот что значит плохая энергетика жилища – убивает в прямом смысле этого слова.
Проверка, видимо, прошла успешно, и соседи уже полным ходом отмечали это событие. Алкаши разбушевались не на шутку, устроив настоящую вакханалию. Просто удивительно, что никто не вызывает милицию. Вероятно, здесь срабатывает принцип «сотоварищества»: сегодня молчишь ты, а завтра прощают тебе. Пьянка выплеснулась за пределы соседней комнаты и понеслась по коридорам: слышался топот, глухие удары о стены; эхо поддатых голосов сплеталось и расцеплялось, какой-то упырь полчаса барабанил в Катину дверь, а потом то ли ржал, то ли блевал под ней…
Хорошо хоть, девочка сегодня у баб Нюры ночует.
И тут очень некстати мочевой пузырь остро дал о себе знать.
Дождавшись, пока нечисть немного схлынет и освободит проход, она пулей метнулась в туалет. И сразу назад в комнату. Зашла, захлопнула дверь, развернулась… и замерла. Поначалу испугалась: две красные морды нагло развалились на ее кровати. И всего-то на три минуты отлучилась, а они уже просочились внутрь. Да, не привыкла она в таких местах жить и комнату запирать, даже если одной ногой ее покидаешь. Интересно, если она будет звать на помощь, отреагируют ли соседи? Что-то подсказывало, что к ее крикам те останутся равнодушны. А потом вдруг расслабилась – да гости-то в хлам! И скривилась от отвращения, отмечая, как не первой свежести трико этих мудаков трутся о ее чистое, пахнущее кондиционером для белья, одеяло.
– Чего нос воротишь? – проблеял заплетающимся языком левый алконавт, пытаясь взять девушку в фокус. Но маленькие поросячьи глазки в глубине мясистого лица отказывались работать синхронно: один постоянно увиливал и подкатывался вверх. Наконец, сморившись, он прекратил попытки и закончил, – мы просто с соседями… ик… познакомится… ик… хотим.
Катя собрала в кулак все своё терпение. Она понимала, что с этими двумя легко справится, но вот как тащить потом тела в коридор? Да и неизвестно, как «собратья по разуму» на это отреагируют, – их же там с десяток за стенкой беснуется.
– Извините, но уже за полночь, и у меня парень есть, – получилось твердо, – так что прошу покинуть мою комнату немедленно. – И по ухмыляющимся мордам сразу поняла, где прокололась: она говорила слишком высокопарно, вместо того, чтобы их банально послать, матом и в известное место. Эти твари не понимают вежливости и воспринимают ее как проявление слабости. Теперь быстро уже не отстанут. Хотя вот так один раз опустишься до их уровня, пошлешь, а потом еще сам втянешься.
– Да ты шо? – словно в подтверждение ее мыслей, наигранно удивился бухарик справа, и, раскачиваясь, хлопнул по плечу собутыльника, – Слышь, у нее па-а-а-рень!
Свинорыл вновь громко икнул и выдал:
– На белой иномарке который шоль? – у Кати покраснели уши: сплетни тут обычное дело, видимо, не один раз ей кости соседи полоскали.
– А шо тогда не живет с ней? – ответил первый, будто девушки и не было рядом. – Отвез сюда, к нам, и бросил.
– А может, она какая-такая, – покрутил собутыльник кистью руки, и его голос стал еще более мерзким, – какая-то такая… бракованная. И он нам ее в пользование отдал.
– И они оба дико загоготали.
И тут память услужливо воскресила обширный лексикон родительницы, и Катя выдала криком такое сочетание нецензурных слов, что незваные гости синхронно вскочили с кровати и послушно ушатались к двери. Но не успела девушка радостно выдохнуть, как свинорыл подцепил на ходу ее ноут и сунул под мышку.
– Парню твоему отдадим, – бессовестно почесывая другой рукой пах, – промычал он. – Пусть приезжает, выпьем, перетрем…
– Я сейчас в милицию позвоню, и вас за воровство посадят, – разом помрачнела девушка.
– Какое же это воровство? – пьяно возмутился свинорыл уже на пороге. – Заходи и забирай. Ты же в общаге живешь, тут все общее! – и снова ржач на весь коридор.
Ну вот, нужно было не теряться и сразу свое отобрать. А теперь самой в их логово придется соваться. Лучше утром, когда соседи протрезвеют немного. Хотя до этого времени они успеют десять раз его грохнуть. Может, действительно в милицию позвонить: заявить о краже и гулянках в два часа ночи? Но это столько мороки потом, показания нужно будет давать. К тому же, она без договора снимает, хозяйку стоит сначала в известность поставить, согласовать. Хотя та, видимо, и так все знает, поэтому так дешево и сдает…
Катя закрылась, тяжело плюхнулась на стул, и сразу тоска беспросветная навалилась: соседи, наверно, вообще никогда не просыхают… Нет, отсюда нужно сваливать и побыстрее. Сегодня она словно весь день ползла к последней черте, а сейчас перевалила через нее одним махом. Да, Нил был прав – здесь ей не место. Суки! Еще и ноут забрали. Ее честно заработанный интенцией ноут! Внутри полыхнуло яростью. Нужно старосте звонить, пусть он их всех отдубасит, кишки выпотрошит, отберет назад ее вещь и отвезет куда угодно. Хоть квартиру снимет, хоть на вокзал! Главное, подальше из этого гнилого болота.
Руки тряслись от негодования, пока набирала номер. Она уже мысленно приготовилась выслушивать едкие подколки Нила, но… абонент был вне зоны доступа! Отняла телефон от уха и непонимающе уставилась на горящий экран. Отключил? Или просто внес в черный список?
Пришлось звонить Антону. Гудки проходили, но трубку никто не брал. Спит? А может, они там с Нилом «заняты» как раз? Теперь, наверно, придется ждать до утра. И тут пиликнуло смс: «Не могу говорить, пиши!». Девушка быстро настрочила: «Забери меня из общаги», а в ответ пришло: «Собирайся».
Ждать пришлось долго – Катя успела не только собраться, но и придремать на стуле. Ее разбудил стук в дверь – на пороге стоял Антон. Вдвоем они быстро перетащили кульки в машину. Про ноут решила не заикаться – Антон драться не умеет, еще влезет «в мужской разговор» и по лицу схлопочет. Однако, когда спутники сделали последний заход и она остановилась, чтобы запереть дверь, из комнаты соседей показалась незнакомая пьяная морда.
– Девчонки! – промямлил алконавт заплетающимся языком. – Какие вы сегодня красивые! Заходите, будем знакомится.
Катя подкатила глаза. Он даже парня узнать не смог! А следом выглянул свинорыл и, ухмыляясь, добавил:
– Да зайди уже, забери свой «компютер». Мы же пошутили, – за его спиной грохотала музыка и доносились слегка протрезвевшие голоса – это собутыльники решали, кому бежать в магазин «за бухлом». Удивительная выносливость: в «Вие» Гоголя нечисть исчезает с первым криком петуха, а здесь пять утра – а она только заходит на второй круг.
Антон вопросительно посмотрел на спутницу, перевел взгляд на бухарика, взял последние вещи и молча отнес в машину. Девушка уже расслабилась и пристегнулась на переднем сиденье, как вдруг он бросил:
– Сиди здесь, сейчас приду, – и, прежде чем Катя успела возразить, скрылся за дверями общежития.
Она уже отстегнула ремень, чтобы побежать следом, как рядом резко материализовался В.Д.
– Фу-ф… – он тяжело упал на место водителя, пытаясь отдышаться. – Я за тобой уже сутки гоняюсь. Но ты то спишь, то занята.
– Ты был прав, на днях Гипножаба пытался заставить Олю с балкона прыгнуть, – поведала девушка. – Если бы не сигнализация…
– Знаю, – оборвал он. – Это я ее включил.
– Ты?!
– Ага. Когда узнал, что Антон поедет к Нилу, то сразу метнулся туда проследить за ними, а потом вернулся в квартиру Ольги, – он снял шляпу и вытер пот со лба грязным платочком. – И тут случайно заметил внизу Гипножабу. Попытался тебя разбудить, но кое-кто дрых, как сурок во время зимней спячки. Я так испугался! Хорошо, что машин под домом стояло много – призраки иногда могут влиять на технику, и от моих усилий у одной сработала сигнализация… – он вернул на голову шляпу и запихнул платок обратно в карман. – Потом я отправился к Владу и подслушал, что ты переехала в это злачное место. Вечером еще раз забегал, но ты снова спала. А у соседей сейчас какой-то хмырь сидит, водку хлебает. Заточку в кармане греет. И взгляд у него нехороший: возможно, как раз Пантера его «ведет», чтобы до тебя добраться. Ну, помнишь, я недавно про ее способности рассказывал?
– Антон! – ахнула девушка. – Его же убьют! – и, выскочив из машины, бросилась назад в общагу.
Глава 32. Мир, труд, май
Катя добежала до двери и чуть не сбила с ног парня – он как раз выходил, держа под мышкой ее ноут.
– Ты… ты как? – выдавила, с тревогой всматриваясь в лицо.
Он пожал плечами, сел в машину и завел мотор. Выглядел как обычно – и сразу отлегло от сердца.
– Как тебе удалось? – спросила, запихивая Asus в специальную сумочку. – Там же полная комната нечисти! – и уставилась с подозрением. – А ты случайно не тайный ведьмак?
Парень рассмеялся:
– Нет. Но далеко не каждому позволяю себя трогать.
Понятно: просто подыграл им, притворившись девушкой, и слезно попросил вернуть. И поблагодарила:
– Большое спасибо.
– Ты у меня поселишься, верно? – Антон перевел разговор.
– Ага, – только что решилась Катя. И ведь вариантов не много. Деньги за аренду, понятно, ей уже не вернут, а к Саше ой как не хочется. И старосту нет желания напрягать. Если только назад к отчему дому причалить. Но там недавно отгремела революция: брат, вдохновленный примером сестры, вырвался из «золотой клетки». Он упорхнул в другой город, подальше от «больной на всю голову мамашки». Сразу квартиру снял, да на хорошо оплачиваемую должность сел. Наверно, просто заранее с работодателем списался и все согласовал. Так что все перья даже при нем остались. И теперь возвращение в родные пенаты грозило ее персоне стать единственным объектом неиссякаемого интереса родительницы. Нет, уж лучше с парнем жить. Хотя… может, он и правда иной ориентации? Катя мечтательно вздохнула. Хорошо бы, так безопаснее. Но, на всякий случай, решила четко обозначить границы:
– Благодарю, что позволил пожить у себя, но давай договоримся: никаких прикосновений, обнимашек или целовашек без спроса…
– Ты забыла? Я еще в доме Влада пообещал не делать ничего, сверх того, что ты разрешишь или будешь делать сама.
Они припарковались около многоэтажки и быстро перетаскали вещи в квартиру. Катя сразу завалилась на диван в новой комнате. Поспала оставшийся час, потом побежала на учебу, оттуда на работу в ночную смену, утром на лекции, а вечером еще и собрание группы посетила. Из-за майских праздников его перенесли на четверг. Встреча прошла как в тумане: тяжелая голова так и норовила на что-нибудь опереться, а веки предательски закрывались. Ее перегруженный и лишенный подзарядки мозг смог выделить следующие моменты: Димка уже совсем поправился и окреп, хотя Нил зачем-то настаивал на тщательном обследовании за рубежом и искал донора костного мозга. Ольга успокоилась и поработала над ошибками: поняла необходимость внимательно отслеживать эмоциональные колебания и их причины. Мила показалась какой-то притихшей и крайне задумчивой, Саша приседала на хвост расспросами, а Антон снова прогуливал – и это стало большим разочарованием, она-то надеялась уехать домой с ним.
Как и на чем она добиралась с западного в центр – осталось в полосе тумана. Благо, что со следующего дня начинались майские праздники.
Катя проснулась с мутной головной болью. Такая возникает, если длительно бодрствуешь, а потом пытаешься наверстать упущенное почти суточным сном. За окном то светлело и щебетали птички, то тучи вновь затягивали небо. Пошевелилась и бросила взгляд на часы – время обеда. Что-то оттягивало голову влево. Осторожно прошлась пальцами и облегченно выдохнула: просто расческа, освободила ее из плена волос. Несколько обрывочных воспоминаний закружились хороводом и сразу растаяли. Она вчера, кажется, помыла голову, потом попыталась расчесать волосы и вырубилась на этом этапе. Наверно, просто банально упала на бок и задрыхла. Потрогала опухшее лицо и открыла пудреницу с зеркальцем: под глазами мешки, лохмы торчат в разные стороны, а на щеке – отпечаток телефона. Перевела взгляд на диван – вот и он, уснула прямо поверх сотового. Встала и как зомби двинулась на кухню. Голова раскалывалась, мозг подвисал и постоянно осуществлял перезагрузку.
Там, пристроив мягкое место на стуле и положив на другой ноги, уже находился Антон. Одет был по-домашнему – в белую майку и потертые джинсы. Голова слегка запрокинута и опиралась на стену, веки сомкнуты. Выглядел устало прекрасным. От него едва ощутимо веяло кофе. Катя подошла и бесцеремонно присела на вытянутые ноги, как на скамейку. А вот нечего оба стула занимать. Он не шелохнулся, но глаза открыл: в них читался покой.
– Опять собрание прогулял? – начала девушка поучительным тоном. – И что с тобой делать? Исключат же! – взъерошила его шевелюру и смягчила голос, – Работаешь?