Фагнум продолжал растекаться у меня во рту, а я никак не решался его проглотить.
Останавливало предупреждение чароитки Джад: «Попробовав фагнум хоть раз, пути назад не будет. Только смерть».
С другой стороны, отец говорил, что нашёл способ выводить фагнум из организма Иномирца, как магический токсин, а это значило, что есть шанс избавиться от отравы. Главное, не превышать дозу и время потребления – не больше трёх месяцев.
Но я всё равно медлил.
– Последний раз спрашиваю тебя, Кирилл, – с надеждой произнёс отец, – ты встанешь в ряды нашего войска? Вернёшь ли ты справедливость? Возродишь ли могущество своего угнетённого рода?
Тяжело дыша, он стоял надо мной и ждал ответа, а я держал фагнум вместе с кулоном во рту и молчал.
Мы долго смотрели друг другу в глаза.
Не знаю, что именно разглядел отец на моём лице, но внезапно он отвернулся и сделал резкий жест рукой в сторону двери, будто толкнул воздух вперёд.
Это был телекинез, причём сильный.
Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вошёл Оракул Тарэта. На этот раз он был в чёрном балахоне и с шапочкой на голове. В руках Жрец торжественно держал меч на бархатной подушке, и такого оружия я ещё не видел.
Чёрная алхимическая сталь, матовый отлив и красные прожилины, беспрестанно извивающиеся по всей длине клинка до самого острия, как змеи. Гарда в виде звериных лап и рукоять с крупным красным камнем.
Положив меч на тумбу, Оракул стремительно направился в мою сторону, а отец опустил голову и отошёл.
– Прости меня, сын, но другого выхода нет. Ты должен подчиниться, а потом, когда всё закончится, ты снова станешь свободным.
Я смотрел, как Тарэта приближается, и уже понимал, что будет дальше.
Поджав губы, я подавил в себе горечь и боль.
Всё.
Отец зашёл слишком далеко, хотя казалось, что дальше уже некуда.
Бросив на него отчаянный взгляд, я проглотил разогретый во рту фагнум, и спокойно дождался, когда Оракул подойдёт ближе.
Но он будто почуял опасность и остановился за несколько шагов от меня. Его рука плавно махнула по воздуху и вызвала уже знакомую мне молитву подавления воли и памяти. Перед ним замерцали синие буквы, и Оракул принялся их зачитывать.
По худой щеке отца покатилась слеза, но он не остановил чтение молитвы, позволяя сделать из меня раба.
Тарэта зачитывал заклятие тихо и самозабвенно, с таким горделивым лицом, будто спасает весь мир.
Во мне же в это время разносился жар фагнума: от желудка к ногам и голове, к рукам и пальцам. Он потёк по каждой вене, по каждой мышце, ударил в голову.
Магическая отрава тут же взбудоражила уснувшие за год силы.
Я сидел в кресле, закованный в цепи, со спокойным лицом, но внутри меня стремительно нарастала мощь. Сила астрального тела объединялась с энергией фагнума и готовилась вырваться на свободу.
Давление со стороны Жреца не произвело на меня никакого эффекта. Навык сопротивления, полученный на тренировках с Саргоном, в очередной раз спас меня от рабства.
Наверняка, Тарэта знал, что я умею сопротивляться молитве, но самоуверенно понадеялся на то, что после пробуждения мои силы почти на нуле, а значит, ответа не последует.
Оракул закончил чтение молитвы и теперь уже без опаски подошёл ко мне.
– Слышишь меня, Оками? Кивни. Приказываю тебе.
Услышав его слова, отец вдруг разозлился.
– Никогда не приказывай моему сыну, – процедил он. – Даже если мой мальчик под действием молитвы, вы не имеете права приказывать ему.
– Теперь имею, – с наглой улыбкой ответил Тарэта. – Отныне этот воин подчиняется только своему хозяину, пока тот не снимет с него действие молитвы. А его хозяином станете не вы. И не я. А тот, кому мы передадим вашего сына.
– Мой сын останется только рядом со мной! – Отец вплотную подошёл к Оракулу, его голос задрожал от гнева.
Тарэта даже не слушал, он смотрел только на меня, думая, что уже обрёл надо мной полную власть.
Я медленно и покорно кивнул.
– Ну вот, посмотрите на него, – сказал Оракул. – Ваш сын уже не такой упёртый, как раньше. Невероятно. Но то, что не вышло у Духовного Владыки Хакана, главного Оракула Стокняжья, получилось у меня, простого Оракула с окраины. Я поработил вашего сына.
– Никто его не поработил! Это временно! – Отец тут же кинулся освобождать меня от цепей.
Снял крепления на стальных перчатках, отстегнул цепи, убрал кандалы на ногах.
– Ну вот и всё, сынок… всё… – зашептал он, – больше никто не будет тебя держать… и возможно, когда-нибудь ты простишь меня за мою жестокость. Вот так… вставай…
Он поднял меня на ноги, как куклу, и крепко обнял.
Так сильно стиснул, что мне стало больно, а может, не поэтому. Я не удержался и обнял его в ответ, зажмурился на секунду, а затем оттолкнул.
– Что происходит?.. – оторопел Оракул. – Эй! Оками! Я приказываю тебе сесть обратно в кресло! Сядь!
Никто, ясное дело, не сел.
– Садись, говорю! – Тарэта топнул ногой. – Ты что, глухой?
Я сплюнул на пол измятый зубами стальной кулон и процедил:
– Нет, не глухой.
А потом воздал ему за всё.
За то самое зло, что он причинил не только мне, но и другим. За варваров, превращённых в рабов, за враньё и предательство, за попытку убить Джанко, за всё.
Я молниеносно схватил валяющуюся у кресла цепь, вырвал её из пола вместе с куском камня и размахнулся. Цепь вспыхнула красным огнём фагнума. Активный резерв астрального тела зашкалил так, что закружилась голова, и тело охватило морозом.
Один удар – и Жреца обмотало цепью.
От ужаса и боли его глаза чуть не вывалились из орбит. Он закричал очередную молитву, зная, что его ждёт, но я притянул его к себе и ухватил ладонью за шею, затыкая этот вопль. Появившиеся когти Следопыта пропороли кожу Оракула и вонзились в него по самую глотку.