Этнос и глобализация: этнокультурные механизмы распада современных наций

Лидером этого направления считается Фредерик Барт[40 - Барт, Ф. Этнические группы и социальные границы: социальная организация культурных различий. М: Новое издательство. 2006. – 286с.]. Из современных российских исследователей, работающих в русле конструктивистской доктрины, следует выделить В. А. Тишкова[41 - Тишков, В. А. Российский народ как европейская нация и его евразийская миссия // Политический класс. 2005. 5 мая.], М. Н. Губогло[42 - Губогло, М. Н. Идентификация идентичности: этносоциологические очерки. М.: Наука, 2003. – 288 с.], В. Воронкова[43 - Воронков, В., Освальд, И. Введение. Постсоветская этничность // Конструирование этнической общины Санкт-Петербурга. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. – С. 7.], В. А. Шнирельмана[44 - Шнирельман В. А. Злоключения одной науки: этногенетические исследования и сталинская национальная политика // Этнографическое обозрение. 1993. №3. – С. 52—68.], А. А. Кулагина[45 - Кулагин, А. А. Этническая и религиозная идентификация друзской общины // Исторический журнал – научные исследования. 2012. №1. – С. 141—159.], Л. М. Дробижеву[46 - Дробижева, Л. М. Методологические проблемы этносоциологических исследований // Социологический журнал. 2006. №3—4.], С. В. Лурье[47 - Лурье, С. В. Историческая этнология: учебное пособие для вузов. – 2-е изд. – М.: Аспект Пресс, 1998. – 448 с.], а также недавние работы Е. А. Попова[48 - Попов, Е. А. Этническая идентификация в обществе посредством языка // Политика и общество. 2012. №3. – С. 104—107.], Л. Р. Низамовой[49 - Низамова, Л. Р. Сложносоставная концепция модерной этничности: пределы и возможности теоретического синтеза // Журнал социологии и социальной антропологии. 2009. №1. – С. 141—159.], Б. Б. Нимаевой[50 - Нимаева, Б. Б. Молодежь Аги – репертуар идентичностей в современном социокультурном контексте // Политика и право. 2011. №9. – С. 75—81.], Б. Б. Ортобаева[51 - Ортобаев, Б. Б. Эпистемологический анализ этносоциологии // Социология в системе научного управления: Материалы IV Всероссийского социологического конгресса. М.: ИС РАН, 2012. – С. 83—92.] и др. В русле конструктивистского и инструменталистского направления лежат информационные и символистские (идентификационные) подходы к этно- и социогенезу (С. А. Арутюнов[52 - Арутюнов, С. А. Этногенез, его формы и закономерности // Этнополитический вестник. 1993. №1. – С. 10—19.], А. А. Сусоколов[53 - Сусоколов, А. А. Структурные факторы самоорганизации этноса // Расы и народы. 1990. №20. – С. 5—39.], А. Смит[54 - Hutchinson, J., Smith, A.D. (ed.) Ethnicity. Oxford readers. Oxford: Oxford University Press, 1996. – Р. 29—34.], Г. Хейл[55 - Hale, H.E. Bashkortostan: The Logic of Ethnic Machine Politics and the Consolidation of Democracy // Timothy J.C., Hough J.F. (eds.) Growing Pains: Russian Democracy and the Election of 1993. Washington, DC: TheBrookingsInstitution, 1998. – Р. 47—55.] и др.).

Среди социологических исследований, посвященных активизации этнических и этносоциальных процессов на юге Российской Федерации, можно привести работы В. А. Авксентьева[56 - Авксентьев, В. А. Северный Кавказ: реполитизация этничности и конфликтологические сценарии развития // Обозреватель. 2006. №6. – С. 19—20.],[57 - Матишов, Г.Г., Авксентьев, В.А., Батиев, Л. В. Атлас социально-политических проблем, угроз и рисков юга России. Т. III. Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2008. – 176 с.], Р. Г. Абдулатипова[58 - Абдулатипов, Р. Г. Российская нация: Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях. М.: Новая книга, 2005. – 472 с.], М. Р. Гасанова[59 - Гасанов, М. Р. Палеокавказская этническая общность и проблема происхождения народов Дагестана. Махачкала: Изд-во Дагестанского государственного педагогического института, 1994. – 194 с.], К. С. Гаджиева[60 - Гаджиев, К. С. Этнонациональная и геополитическая идентичность Кавказа. Saabrucken: Lambert Academic Publishing. 2011. – 531 с.], С. М. Маркедонова[61 - Маркедонов С. М. Этнонациональный и религиозный фактор в общественно-политической жизни кавказского региона. М.: Макс Пресс, 2005. – 379 с.], В. А. Тишкова[62 - Тишков, В. А. О феномене этничности // Этнографическое обозрение. 1997. №3. – С. 3—21.], Х. Г. Тхагапсоева[63 - Тхагапсоев Х. Страсти политологов по Кавказу // Кабардино-Балкарская правда. 2010. 6 февр.], В. В. Черноуса[64 - Черноус, В. В. Актуализация этноцентризма на рубеже первого десятилетия XXI века как следствие имитационной модернизации Северного Кавказа // Сборник материалов и докладов III Международной научно-практической конференции «Кавказ – наш общий дом» (29 сентября – 2 октября 2011, Ростов-на-Дону) / Отв. ред. Ю. Г. Волков. Ростов н/Д.: Социально-гуманитарные знания, 2011. – С. 25—30.], Г. С. Денисовой[65 - Денисова, Г. С. Южнороссийская идентичность в условиях административного преобразования макрорегиона // Социология в системе научного управления: Материалы IV Всероссийского социологического конгресса. М.: ИС РАН, 2012. – С. 48—52.], З. А. Жаде[66 - Жаде, З. А. Структура многоуровневой идентичности населения Республики Адыгея // Социология в системе научного управления: Материалы IV Всероссийского социологического конгресса. М.: ИС РАН, 2012. – С. 74—83.], И. М. Сампиева[67 - Сампиев, И. М. Самоопределение народов: теория и онтология. Ростов н/Д.: Изд-во СКНЦ ВШ, 2004. – 152 с.], Л. Л. Хоперской[68 - Хоперская, Л.Л., Харченко, В. А. Локальные межэтнические конфликты на юге России: 2000—2005 гг. Ростов н/Д.: Изд-во ЮНЦ РАН, 2005. – 164 с.], Р. Д. Хунагова[69 - Хунагов, Р. Д. Российская идентичность в современном северокавказском обществе // Социология в системе научного управления: vатериалы IV Всероссийского социологического конгресса. М.: ИС РАН, 2012. – С. 62—68.], А. А. Цуциева[70 - Цуциев, А. А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774—2004). М.: Европа, 2006. – 128 с.], А. Ю. Шадже[71 - Шадже, А. Ю. Сосуществование идентичностей на Северном Кавказе // Социология в системе научного управления: vатериалы IV Всероссийского социологического конгресса. М.: ИС РАН, 2012. – С. 120—127.], М. М. Шахбановой[72 - Шахбанова, М. М. Этническая идентичность андо-цезской группы (по результатам социологического исследования) // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2011. №6. – С. 54—62.] и др.

Глава I. Кризис наций и актуализация этноса в эпоху глобализации

Главной целью социальной философии всегда было осмысление ведущих тенденций исторического развития, определяющих судьбу общества и отдельного человека, нахождение немногих, но ключевых закономерностей, позволяющих за хаосом действительности увидеть и более того – творить контуры будущего.

Ключом к пониманию современности, безусловно, является глобализация – все более многомерный процесс качественного усложнения, ускорения и интеграции развития человечества, все более чреватый переходом от технического и социального прогресса предшествующих двух веков к неуправляемости и глобальной катастрофе.

В первую очередь, глобализация – это система качественных социальных изменений, заключающихся в формировании не только единого всемирного рынка, но и глобальной социальной и информационной среды, лишенной пространственных и политических границ, порождающей небывалое в прежние эпохи усложнение и ускорение социально-исторических процессов.

Это появление всемирной информационной открытости, появление новых информационных технологий, непосредственно и безынерционно, в режиме реального времени влияющих на индивидуальное и массовое сознание, а также в качественно большем расширении контактов между географически удаленными локальными сообществами и отдельными людьми, в том числе не опосредованных государством и его институтами.

В более общем виде глобализацию можно определить как процесс интенсификации всей системы социальных отношений и формирования глобальной среды взаимодействия, в результате чего не только глобальные, но и локальные социальные феномены формируются под влиянием удаленных внешних причин и влияний, что приводит к всеобъемлющему, всемирному связыванию социальных общностей, структур, институтов и культур. В процессе глобализации формируется качественно новая система социальных отношений и институтов, в рамках которой ни один феномен социального бытия локального уровня не может быть познан вне всеобъемлющей системы связей с другими частями глобальной системы.

Но если еще недавно мир был совокупностью относительно замкнутых социальных систем, то сегодня все локальные социальные и экономические системы приобрели открытый характер и не могут быть изучены вне глобального контекста.

В ходе интеграции хозяйственной жизни отдельных стран глобализация все дальше выходит за рамки экономики, в терминах которой определялась первоначально, и начинает принимать всеобщий, тотальный характер, несводимый к частным закономерностям, порождая непредсказуемый хаос разнокачественных процессов, происходящих в социальной, экономической, политической, культурной и других сферах общественной жизни. Взятые в своем системном взаимодействии, данные процессы образуют глобализацию с ее целостной, но при этом внутренне противоречивой и неустойчивой структурой. Поэтому анализу и прогнозу развития глобализационных процессов препятствует характерный для глобализации кризисный характер изменений, все более чреватый переходом от технического и социального прогресса предшествующих двух веков к нарастающей неуправляемости и глобальной катастрофе.

Таким образом, глобализация как ведущий социальный феномен современности представляет собой становление, развитие и качественное нарастание связности глобальной среды, в частности ее экономической, политической, информационной и социальной сферы. Она качественно интенсифицирует взаимодействия внутри социума и тем самым вызывает нарастающее противоборство всех социальных субъектов.

Вследствие этого в эпоху глобализации, которая является качественно новым этапом исторического развития, резко усиливаются кризисные процессы. Глобализация из-за этого во многом проявляется в виде все менее устойчивой системы взаимоусиливающих друг друга кризисов и катастроф во всех сферах бытия.

1.1. Глобализация как социально-исторический феномен

Помимо функциональных измерений – экономического, социального, политического и др., глобализация имеет и временное измерение.

Глобализация как тенденция не нова: межгосударственные, межцивилизационные и торговые связи и взаимодействия играли существенную роль на протяжении всей истории человечества, которое прошло целый ряд циклов «глобализация—локализация».

Так, в эпоху эллинизма и доминирования Римской империи преобладала тенденция к глобализации (точнее, «ойкуменизации» с учетом изоляции Нового Света и окраин Евразии и Африки). Напротив, ведущей тенденцией Средневековья была регионализация и дробление пространства на феодальные и религиозные анклавы[73 - Сафонов, А. Л. Осевое Время-2: возвращение к истокам или погружение во тьму? // Вестник Бурятского государственного университета. Вып. 14 (Философия, социология, политология, культурология). – Улан-Удэ, 2012. – С. 34—42.].

Эпоха Великих географических открытий стала новым поворотом к глобализации и вовлекла в мировой исторический и экономический процесс ранее изолированные пространства Нового Света, Африки и Азии. Однако если говорить о степени вовлеченности в глобализацию элит и локальных социумов, в том числе европейских, то вплоть до XX века объемы торговли не превышали единиц процентов от внутреннего производства, а трансконтинентальные миграционные потоки также затрагивали ничтожную долю населения. Обезлюдившая метрополии испано-португальская колонизация Нового Света и потоки испанского золота, хлынувшие в Европу, – исключение, подтверждающее правило.

Преддверием современной эпохи глобализации стала эпоха индустриализма, началом которой стало создание железнодорожной сети, парового флота и телеграфа, качественно изменивших искусственную среду и весь образ жизни.

Характерно, что преддверием глобализации традиционно считается борьба колониальных империй за раздел Африки и завершившая его Англо-бурская война[74 - Давидсон, А. Б. Сесиль Родс и его время. – М.: Мысль, 1984. – 367 с.], открывшая период глобального противоборства за передел мира, включая две мировые войны.

Характерно, что уже к началу Первой мировой войны сформировалось и стало общепринятым политическим термином понятие империализма, первоначально направленное против доминирования Британской империи.

Известная работа В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма» (1916 г.) была отнюдь не первым опытом построения «теории империализма», а была выстроена на полемике с более ранней и более объемной работой Карла Каутского. Также она содержит ссылки на другие предшествующие работы германских, французских и британских авторов, в частности на «Империализм» Гобсона[75 - Hobson, J.A. Imperialism. A study. – London: Nisbet, 1902. – 400 p.].

Оценивая эту работу постфактум, столетие спустя, можно констатировать, что Ленину, как представителю марксистской парадигмы, действительно удалось выделить сущностные признаки нового этапа развития капитализма, в полной мере проявившиеся сегодня. Среди них не только тенденция к монополизации рынков, еще тогда, сто лет назад, сменившая «свободную конкуренцию», понятие которой стало идеологическим конструктом. Также была описана лидирующая роль финансового капитала, переток доходов из реального сектора в финансовый, опережающее развитие экспорта капитала, превращение метрополий в «государства-рантье», Rentnerstaat, новую роль банков, как центров управления экономикой. Особо выделена роль акционерных обществ и дочерних компаний, формирующих, говоря современным языком, сетевые транснациональные структуры, как один из ключевых феноменов, определивших становление глобализации как качественно нового этапа социально-исторического развития человечества.

Отмечена В. И. Лениным и тенденция экспорта германского капитала в британские колонии «через голову» метрополии, в обход колониальной принадлежности, то есть тенденция перехода финансового капитала к совместной эксплуатации третьих стран, в полной мере проявленная после Второй мировой войны, на неоколониальном этапе.

Как видим, созданная в рамках марксистской парадигмы теория империализма начала XX века уже содержала в себе все особенности, характерные для конца XX и начала XXI века, то есть смогла определить основные черты глобализации за столетие до нее.

По сути, только цепь терминологических новаций мешает видеть за «глобализацией» XXI века непосредственное продолжение «империализма» времен Сесила Родса[76 - Давидсон, А. Б. Сесил Родс и его время – М.:Мысль, 1984. – 367 с.], получившего вполне адекватное, как мы убеждаемся сегодня, теоретическое осмысление современников.

Другое дело, что в конце XX века, в период становления глобализации как ведущего системного феномена, стоящего за борьбой социально-политических систем, определивших ход XX века, вполне сложившаяся и достаточно адекватная общественной практике теория империализма была незаслуженно забыта, и глобализация показалась чем-то принципиально новым.

Тем не менее, несмотря на первые проявления глобализации, впечатляющий рост физических и финансовых объемов международной торговли (особенно, кстати, в периоды мировых войн, качественно подстегнувших транснациональную торговлю и грузооборот), национальные государства и региональные блоки эпохи империализма и индустриализма в целом сохраняли замкнутость экономического, политического и информационного пространств. В ситуации, когда внутренние связи преобладали над внешними и государство можно было рассматривать как закрытую саморегулирующуюся систему с поправками на внешнеторговый товарообмен, мир мог рассматриваться как сумма своих частей, описание которых не требовало рассмотрения их в контексте глобальной надсистемы.

Рубежом глобализации следует считать момент, когда ведущие государства мира, сохраняя номинальный суверенитет, де-факто превратились в открытые социально-экономические системы. Их зависимость от глобальной надсистемы, включая международные политические и финансовые институты, значительно усилилась и перешла на качественно новый уровень. Влияние этой надсистемы на экономическую, социальную и культурную жизнь населения стало сопоставимо с влиянием национальных правительств.

Однако говорить о глобализации как ведущей тенденции мирового развития правомерно лишь с 1991 года, когда формы социальной жизни, характерные для западной цивилизации, получили импульс к глобальному распространению.

Рубежное значение 1991 года заключается не только в политической ликвидации СССР и вовлечении в «мировое сообщество» и глобальную рыночную экономику стран, возникших на территории Советского Союза и его бывших союзников (что существенно расширило «периферию» и полупериферию» мировой системы).

Начиная с 1991 года как на Западе, так и в развивающихся и постсоциалистических странах прошла волна однотипных и почти одновременных либеральных реформ экономики, включая приватизацию системообразующих государственных монополий – железных дорог, энергетики, связи, образования, медицины. Тем самым начался этап кризиса и демонтажа сверху классического буржуазного государства индустриальной эпохи и его социальных институтов. Наступил этап «приватизации государства благосостояния» и «реванша элит», когда государство теряет роль в экономической и социальной сфере общественного бытия и все в большей мере становится инструментом, обслуживающим ситуативные интересы.

До определенного времени в мировом масштабе единой социально-экономической среды не существовало, а существовал лишь ряд крупных и вследствие этого политически, этнически и культурно неоднородных государств (в том числе и империй) со сравнительно замкнутыми экономиками и некоторое количество локальных или даже региональных торгово-экономических систем.

В то же время любое государство имперского типа, будь то Римская империя или государство Чингисхана, Арабский халифат или Китай, стремилось к максимальному территориальному расширению с целью приобретения новых подданных, стремясь выйти на естественно-географические пределы территориального роста – моря и малопродуктивные горные и пустынные местности, лишенные населения и путей сообщения.

Однако рано или поздно империи достигали пика своей территориальной экспансии, после чего наступал политический кризис, вызванный ограниченностью внутренних связей, фрагментацией имперских элит и ростом протяженности границ, нуждающихся в военной защите.

Кардинальный перелом в мировой истории произошел на рубеже XV и XVI веков, т. е. в эпоху Великих географических открытий. Именно с тех пор все большее число стран Западной Европы (сначала Испания и Португалия, затем Англия, Франция и Германия) стали руководствоваться в своей политике именно экономическими соображениями.

Благодаря установлению европейцами монополии на прямые морские сообщения с другими континентами возникла и начала развиваться система мировых торговых связей, постепенно охватившая весь тогда известный мир. Доминирующие позиции в этой мировой торговой системе заняли именно те, кто ее создал, а именно европейцы. Именно они имели возможность извлекать из торговых операций со странами Азии, Африки и Америки не просто прибыли, а монопольные сверхприбыли в силу неэквивалентного, то есть неравноценного характера этого торгового обмена. Так возник феномен, ранее никогда не существовавший в истории человечества, – мировая экономическая система (она же мировая капиталистическая система или просто «современная мировая система»).

С позиции мир-системного подхода Новое время – не что иное, как рубеж возникновения и развития мировой (глобальной) экономической системы.

Важнейшей особенностью мировой экономической системы является то, что она, во-первых, функционирует именно как рынок, т. е. как система торгового обмена, а во-вторых, и это особенно важно, не имеет по отношению к себе никаких внешних социальных систем. В то же время локальные экономические и социальные системы, продолжая сохранять субъектность, приобретают все более открытый для внешних факторов, несамодостаточный характер. Иными словами, мировая экономическая система – это система все менее ограниченного географическими, политическими и законодательными рамками накопления и экспансии капитала, ускользающая от политического регулирования государства.

В результате главной объективной тенденцией развития становится коммерциализация всего мира, в том числе коммерциализация, механизация (индустриализация) и унификация всех сфер социальной жизни, не вовлеченных в рыночный оборот в предшествующие эпохи.

Адекватное теоретическое осмысление глобализации порождает целый комплекс методологических проблем. В частности, общеизвестно, что все социально-философские теории состоят из двух компонентов – дескриптивной, описательной части, объясняющей мир, и нормативной части, дающей картину должного, идеального состояния общества и человека.

Соответственно, теории глобализации, претендующие на системный характер, вынуждены не только описывать и объяснять, но в явном или неявном виде давать нормативную модель социальных отношений, то есть содержать идеологическую составляющую, которая отражает интересы элит, но при этом апеллирует к интересам и ценностям более широких социальных групп, вплоть до «общечеловеческих».

Методологическая уязвимость теорий глобализации состоит в том, что за внешними формами социальных теорий, построенных по канонам естественных наук, изучающих объективные природные закономерности, неизбежно скрывается субъективная, инструментальная, идеологическая составляющая, обусловленная социальной, цивилизационной и корпоративной принадлежностью исследователя, и, шире, определенной научной школы или научного сообщества. При этом идущая в глобальном масштабе коммерциализация научно-образовательной сферы переводит субъективность общественных наук из латентной формы в явную, когда наука приобретает форму коммерческого рынка научных услуг, на котором предложение существенно превышает спрос. Возникает т. н. «рынок покупателя», в условиях которого доминирует заказчик услуг, на котором в качестве заказчика научных услуг все чаще выступают субъекты негосударственной природы.

Так или иначе при анализе теорий глобализации следует выделять их идеологическую, нормативную составляющую как адресованную определенной социальной группе (целевой аудитории) модель общества или социального поведения. То есть рассматривать теорию того или иного социального феномена необходимо не только как модель данного феномена, но и как символический ресурс, формирующий общественное и индивидуальное сознание.

Таким образом, известные концепции глобализации, отражая точку зрения и интересы определенных социальных субъектов, должны рассматриваться не только как теории, но и как инструмент специфических интересов этих субъектов. Таким образом, для теории глобализации весьма актуальны конструктивистские и инструменталистские подходы к социогенезу, учитывающие субъективные моменты социально-исторического развития.

Существуют ли общепризнанные положения глобалистики?

Безусловно, общепризнан факт возникновения глобального рынка, как глобальной среды экономического и, как следствие, социального взаимодействия, все более нивелирующий пространственную разобщенность локальных экономик и взаимодействие локальных социальных систем.

Большинство исследователей соглашаются с тем, что объективной основой глобализации является научно-технический прогресс и рост производительных сил, используемый рядом экономически и политически доминирующих стран («золотого миллиарда») и их элитами в собственных экономических и политических целях, включая установление выгодной для себя структуры миропорядка в целом.

Существует определенный консенсус по вопросу о необходимости сохранения культурно-цивилизационного многообразия мира, которое объективно вступает в противоречие с западным проектом глобализации.

Большинство исследователей считают, что однополярная модель глобализации на основе либерального фундаментализма не оставляет будущего как для большинства существующих локальных цивилизаций и соответствующих культурно-исторических общностей, так и для самого Запада. В то же время современное научное сообщество не может предложить ничего, кроме неопределенного лозунга «диалога цивилизаций».

Идея «диалога цивилизаций», как предельно абстрактная позиция, лишенная явно сформулированных целей и привязки к социальным субъектам, сформулирована в предисловии к русскому переводу книги «Грамматика цивилизаций» Ф. Броделя: «Глобализация развивается одновременно с возникновением многополярного мира. Цивилизации должны научиться… соглашаться с существованием других цивилизаций, признавать, что им никогда не удастся добиться господства над другими, быть готовыми видеть в других равноправных партнеров»[77 - Бродель, Ф. Грамматика цивилизаций. – М.: Весь мир, 2008. – 552 с.].