И ведь всё это придумано до того, как появились первые подвижники духовного бизнеса, до основания церковниками банка «Приход», единственно спасительного банка (реклама у них ничего, запоминается), до всех этих простых решений! Гений прорубил дорогу и толпы пошли по ней.
И какая смелость, какой охват! С любой смотровой площадки сейчас – эти баннеры во главе с аэростатом. Его город.
Теодор со вкусом затянулся потрескивающей сигаретой и снова заговорил своим необычным, низким, вкрадчивым с опасными нотками, сводящим женщин с ума, каким-то аристократическим, благородным голосом:
– Знатоки говорят, что порошок имеет мировоззренческое значение. Познай, типа, самого себя. Все комплексы, тайные страхи и желания проступают наружу. Собственно, в трипе ты остаешься собой. Точнее, усиленной в сто раз проекцией себя. Как тебе картинка?
– Охренеть.
– А я ещё слышал, – сказал Нил, – что этот товар приоткрывает будущее.
– Если правы те, кто утверждает, что все события предначертаны, – задумчиво добавил Теодор.
– Да ну их в задницу, такие приходы. Натуралистично, конечно, но я чуть концы не отдал.
– Ты просто не в адеквате после вчерашнего. Возьми ещё, подарок фирмы. Попробуешь в приподнятом настроении – улетишь, как шарик.
– Спасибо, друг. Кстати, Тео, мы же хотели к тебе заехать, твою новую хибару посмотреть. Давай сейчас смотаемся, на вечер есть планы.
– Сваливаем. Я поеду, вы за мной пристройтесь.
– Главное, чтобы ты за нами не пристроился, хе-хе. Мы с Нилом в моей тачке поедем. Пошепчемся о том-сём.
– Ты поосторожнее, он опасный парень. О чём это вы будете шептаться? Канал мой не нравится? Рекламы слишком много?
– Всё нравится. Просто ты мигалку включишь, как руководитель государственного телеканала, а мы за тобой потихоньку.
– Свою мигалку пора бы иметь.
– Да мне ещё два квадратных километра задниц нужно отполировать, чтобы получить должность с мигалкой.
– Ну… Как там у вас в народе говорят? Глаза боятся, а руки делают.
– Главное, чтобы руки не боялись. Поехали.
Компания выкатилась из отеля.
…Интересно и так приятно смотреть на покорённый город. Жизнь удалась, чёрт возьми! Вылизанная дорога, выделенная полоса, толпы глотают слюни, увидев сияющую машину Теодора, дороже среднего истребителя. И ведь наверняка не глядя взял из своей конюшни. Ну, у меня тоже не жестянка. Не представляю, как можно ногами ходить по улицам, среди всех этих неудачников. Это был бы экстремальный спорт. Теодор говорил, что бродит иногда.
Нужно музыку включить для полного кайфа. И радиостанция тоже ему принадлежит, везде успевает.
Из мощных динамиков раздалось фортепианное вступление, а затем знаменитый, сильный и как будто немного пропитой голос с хрипотцой медленно пропел начало чумового хита: «Из лимузина – по магазинам, из магазина – по лимузинам…» Старый трек Мавры Шампанской. Классика. Кайф.
Вот только дорога сужается. Сбоку – грёбаная полоса для общественного транспорта. Быдлу тоже нужно перемещаться, мать их. Они, как и всё живое, в этой вечной цепочке «товар-деньги-товар».
На светофоре разглядываю длинный автобус. Сидячие места для чиновников, за перегородкой в отстойнике – прилипшие к стеклу завистливые морды гражданских. Нехорошо всё-таки, что чиновники, пусть и самого низкого звена, едут с отбросами. Вот хорошее было обращение к вышестоящему в этом порошковом трипе – «Ваше достоинство». Освобождённый разум очень точно работает.
Да и слово «чиновник» – дурацкое. Чин – нечто похожее на шубу, сброшенную с царского плеча. Устаревшее, молью поеденное слово. «Госслужащий» – просто смешно. Кому служить? Что это вообще такое – служить? Пусть лузеры служат, а мы – элита. Язык не успевает за жизнью, слишком много в нём старого хлама.
Ну, тронулись наконец. Быдло шарахнулось от фонтанов грязных брызг из-под колёс. Люблю это ощущение, как из катапульты вылетаешь. Интересно, а что Теодор чувствует? Вон она, чёрная молния, блеснула на повороте.
Перед рекой – несколько рядов высоток эконом-класса. Жаль, место отличное. Много беспорядка в государстве. Зачем строить небоскрёбы для черни? Нужно вкапывать их в землю, чтобы торчали только коммуникации. Почему элита должна быть лишена видов и пространства? Какой шикарный пейзаж был бы без этих быдло-высоток!
Через мост проезжаем. Что-то кольнуло в сердце, какое-то ушедшее воспоминание. Что-то случилось здесь со мной очень давно, в прошлой жизни… Не могу вспомнить, да и незачем.
А вот здесь сгорел тот банкир, траурная бронзовая перевязь на опоре. И река вся в пятнах бензина, тоже будет гореть. Этот чёрный дым из окна моего кабинета видно. Как подумаешь, сколько впереди работы… Тяжёлая ноша. Почему я должен столько времени проводить в этой уродской стране? Жалких три летних месяца, когда можно выбраться в нормальные места. Потом дела, дела, засасывающая текучка. Хорошо ещё, что ввели для высокопоставленных граждан отпуска по уходу за собой. Иначе вообще можно с ума сойти от объёма ответственных документов.
Задумавшись, не заметил бабу с сумкой, стоявшую слишком близко к дороге. На повороте зацепил её крылом. Притормаживаю зачем-то, смотрю в зеркало – лежит, скрючившись. Дура какая-то, не могла в середине тротуара стоять. Или денег решила на мне заработать? Под ржавое корыто не бросилась бы, высмотрела всё-таки машину вип-класса, старая ведьма.
Досадная неприятность. Ладно, поехали.
И вдруг – оглушительный взвой сирены, сбоку тормозит бронированная полицейская машина, выбегают двое. Что-то орут. Приопускаю стекло, всё равно ничего не слышно из-за музыки. Полицейские достали пистолеты, тычут в машину. Нил лениво на них посматривает. Знаю это его выражение. Скольких нужно убить, чтобы так смотреть? Ну нет, если он их сейчас положит, будет шумиха, свидетелей много. Толпа собралась, некоторые даже поближе подошли, в машину заглядывают. Сейчас это ни к чему.
Просовываю в окно ксиву. Вырывают из руки. Ну всё, нужно выходить. Некомфортно, конечно, но что делать. Вылезаю, старший полицейский дочитывает ксиву и растерянно смотрит. Не на меня, в сторону. Мог бы честь отдать, ублюдок! И в лицо пора уже знать! Протягиваю руку, он всё ещё тупо смотрит, вцепившись в ксиву. Делать нечего – бью, целясь в зубы. Ну наконец-то. Пока в рыло не заедешь, не понимает ничего царь природы. Подхожу к шевелящейся бабе, бросаю несколько купюр. Толпа резко качнулась в сторону денег.
Отворачиваюсь, сажусь в машину. Поехали.
В голове ещё какой-то холодок, порошок, наверное, не выветрился. Нужно завязывать с этими бутербродами. Нельзя психоделиком полировать в конце дня, после всего съеденного. С утра кидаешь в себя для бодрости, днём – для работы, перед вечером – снова для бодрости, ночью – чтобы её не зря провести… Крыша отъезжает. Вот и сейчас… Это кто говорит? Да это же я вещаю, а Нил слушает. Мой голос. Несу какую-то философскую ахинею, но очень вдохновенно. Красноречие – ещё один побочный эффект порошка:
«Нил, ты слишком разбрасываешься. И много работаешь по старинке. Отобрать обманом лучше, чем силой. Заработок – результат обмена, ты получаешь деньги взамен отданного времени и сил. Торговля. Весь мир – рынок. Все торгуются – от пылкого юноши, продающего избраннице иллюзию её исключительности, до главы государства, продающего народу идею вождя.
Но ты же не торгаш. Мудрый получает что-то ценное, не отдавая взамен ничего. Иначе – он не мудрец, а меняла, как все. Другие пусть отдают, тем самым признавая, что ты – выше их».
Разговор не склеился, у Нила есть иногда привычка – слушать и молчать, как удав. Ну, у него своего геморроя хватает. Передел земли в южных кварталах, много стрельбы и прочих хлопот. Мрачный он сегодня какой-то.
Наконец подъезжаем. Никогда ещё не был в Чаще, суперэлитном вип-посёлке. Усадеб пять-шесть, окружённых дремучим лесом.
Теодор уже давно приехал, любит скорость. Встречает у ворот. Бог ты мой, какие ворота! Красные, это же чистая медь! Сколько же они в высоту? А барельефы! Если бы у Трои были такие ворота, греки до сих пор бы их штурмовали. Садимся в гольф-кар, едем по дорожке. Голова ещё тяжёлая, с трудом ловлю обрывки разговора. Нужно будет у хозяина дунуть чем-то прочищающим, вся ночь впереди. Странное чувство – будто кто-то говорит моим голосом.
– А ты не хотел бы попробовать покрутиться в государственном бизнесе? Всё то же самое, только знаки отличия свои.
– У меня тоже устойчивый бизнес. Да ещё, как вы говорите по телику, социально ориентированный. Дурь важна, это же десять процентов всего оборота наличных денег. Какой смысл идти целиком в государственный бизнес?
– Он безопасней, технологии другие. Да и вопросы престижа… У тебя же есть бабло, стань хоть депутатом этой законодательной херни. Как её… Вылетело название, я же обдолбанный. Теодор поможет с раскруткой. На другой уровень выйдешь, не вечно же тебе услуги населению оказывать. И я помогу, пристрою тебя поближе к тендерам.
– Чё это – тендеры? Еврейская семья? Исаак и Сара Тендеры?
– Тебе бы всё ржать. А это килограммы легкого, легчайшего бабла, которого ни мексы, ни душманы не принесут. Выстраиваешь цепочку, наводишь дисциплину, у тебя же талант к работе с людьми. Свисток, вбрасывание, несколько звонков, и всё – счета прирастают нулями.
– Спасибо за заботу. Но тебе-то какая будет выгода, если я приду в политику?
– Своих людей много не бывает. Глядишь, и мне пригодятся твои ребята-отморозки. Не все задачи можно решить официально. Пока.
Нельзя больше говорить, нет слов – мы приехали. Невероятная вилла… В любимых цветах Теодора – из чёрного мрамора с красными прожилками. Вот что значит – не просто бизнесмен, а эстет, человек искусства. Запрокидываю голову, чтобы лучше разглядеть лепнину на фронтоне. Фантасмагорические, сложные фигуры, переплетённые руки и тела, крылья, виноградные грозди, морские волны… Арки, колонны, резные решётки…
Где-то за углом раздаётся звонкий собачий лай. Теодор зовет:
– Собака Аркадьевна!