– А?!..
Куралай вздрагивает и цепенеет, втягивая шею. Катя застыла за столом.
… – Или ты по-русски говорить не научилась?, – Раиса Васильевна смотрит с сожалением, поджав верхнюю губу, – Чё ты молчишь-то? А? Ты чё молчишь-то всё время? А?..
Дальше длится тягостная минутная пауза, после которой Раиса Васильевна с силой отъёзжает от Куралай, и качает головой Кате, вздыхая:
– Нет, ну ты видела?
Повернувшись к девочке, Раиса Васильвна опять вздыхает обречённо и горько:
– Иди!.. Иди-иди, чтоб глаза мои тебя не видели. Одно слово – чурка, прости Господи… Следующий!
Куралай выходит, и Раиса пытается сосредоточиться на бумагах:
– Что за ребёнок такой? То ей – не так, это ей не эдак! Представляешь?.. «Аджикой» дети прозвали. А детей ведь не обманешь, Катя. Да! Дети мудрее нас. Аджика – она и есть аджика…
…«Аджикой» Куралай дети прозвали за частый ночной плач у окошка: «Аже, кайда сен?»*
– «Аже, кайда сен?«* (каз. яз.) – Бабушка, где ты?
****
Верба на Кубани
Памяти деда моего, Скорбина Анатолия Леонтьевича.
…Верба росла на том берегу реки так близко к воде, что в жаркие и спокойные летние дни длинные и тонкие ветки её плавали в тёплой ряби, словно водоросли.
Течением они переплетались и распутывались, нежно полоскались, уходя в мутную глубину и вновь возвращались на солнечную поверхность.
Дерево было похоже на большую бледно-зелёную скирду сена. И если всмотреться внимательно, было видно, что раскинуло оно свои мощные ветви навесом поверх еле заметной скользкой тропки, уходящей в воду. Прямо возле комля удобная небольшая завалинка, просиженная кем-то. Знойный воздух не шелохнётся. Место вокруг тут открытое, всё пашни, да овраги меж них, и птицы редко залетают сюда. Ласточка любопытная расчертит зигзаг над вербой и улетит. Ни чего интересного!
А то бывает, что в летнем обеденном мареве рыба лениво плеснёт по воде и жужжащая мелкота в пыльной траве на миг смолкнет. И лишь камыш прибрежный сонно шелестит в слабом дуновении ветерка, качаясь в воде.
И как бывает часто на Кубани, всё вдруг замрёт задумчиво, словно вспомнив чего-то. Стихнет и прислушается. Небо ещё жаркое, но мрачнеет на глазах, становится матовым и запах жженого железа чувствуется во рту. Стрижи низко режут небо, тонко вереща: «Приготовьтесь!» Вся живность спешит спрятаться от греха по дальше. И становится неожиданно темно и жутковато. Время-то, день ещё! А темнеет, будто вечер. Где-то заворчало в небе, словно жестяную простынь торопливо вытряхнули и окно захлопнули. Верба темнеет, волнуется. Торопится достирать ветки, а поздно уж. Неожиданно толкает в спину ветерок, растрепав причёску. Начинает крапать немного, и по сухой пыльной дороге вдоль поля босыми ногами пробегает первый дождик. Ветер догоняет его, задирает и толкает в реку. Дождь бьёт большими ледяными каплями по камышу и обиженно расплёскивается в реку. Река покрывается мурашками и вздыхает небольшой волной. А в самом центре горизонта серо-голубое небо трескается белой кривой ниткой и начинает ворчать. И ворчание это, медленно набирая силу и мощь, несётся к тебе навстречу по чёрной пашне. И вдруг взрывается где-то над головой так, что невольно приседаешь! И ещё! Ещё! Ещё!.. По башке!.. И злющий холодный ветер выворачивает вербе руку, пытаясь повалить. А ледяной дождь бросает в тебя холодную воду пригоршней, заливает глаза. И не сбежать от него! Пашня липкая, тяжёлая. Упадёшь – на ногах по пуду мокрой холодной земли прилипло. Обними вербу, успокой её. Гроза тут – девка грубая, но отходчивая. Её только переждать. Спорить с ней – себе дороже!
Зимой река подо льдом.
Снега столько, что и не видно, где берег, а где поле. Верба, трясясь от холода, всякий раз божится уйти полем и остаться между двух холмов, что между станицей Тбилисской и Северено. Но ветки, вмёрзшие в лёд, подруга-река держит крепко и убаюкивает вербу обещаниями. Потерпи, мол… Вот, смотри, и солнце уж на минутку пригрело более обычного и ветер подустал.
Шепчет еле слышно… Как же я без тебя? Потерпи, мол… Скоро весна уж…
****
Гороскоп
…Чё-то напутали в гороскопе, ей-Богу… Тощая моя сухость, склонность к одиночеству, привычка прислушиваться в следствии травматической близорукости списанного боксёра… Какая же это я – «свинья», товарищи? Вы когда-нибудь свинью в лицо видели вообще?.. Да разве ж я – свинья?.. Свинья – она же добрая…
…Глубоким вечером я машинально захожу в магазинчик напротив моего дома, перед тем как «окончательно» прийти домой. Привычный ритуал этот скрашивает окончание дня, настраивает на приятный лад. Дочка любит молочный шоколад, пацан мой морепродукты обожает, а если не принесу жене очищенные семечки – вообще, хоть из дома беги!.. Ещё молока купить надо.. Насчёт хлеба не помню… Позвоню сейчас…
…Прогуливаясь по ярко освещённому, практически пустому уже (до закрытия – пару минут!) супермаркету, я вдруг отчётливо слышу сзади:
– Ты куда пошло?..
Про свой собачий слух я вам уже рассказывал, не буду повторяться. За дрянное зрение Создатель в насмешку одарил меня каким-то просто животным слухом. Иногда это утомляет. За километр слышу.
И вот мощный мужской голос неприязненно и твёрдо спросил именно вот так – «куда ты пошло?», что меня и насторожило.
С рождения вежливый до застенчивости, я чуть сменил направление, чтобы не так видно было, что я оборачиваюсь, и тут же слышу уже раздражённее и громче:
– Куда ты пошло, я спрашиваю?
Жадное любопытство моё берёт верх, и я оборачиваюсь.
В нескольких метрах от меня стоит Маяковский в молодости!.. Высоченный парень, лет тридцати, широкие плечи, кадык торчит из мощной шеи, руки в карманах, кожаный плащ в пол, шагает так, будто сейчас «вприсядку» пустится. Красавец!.. Повернув голову на 90 градусов, не вынимая рук из брюк, он с отвращением смотрит на испуганную невысокую девушку, держащую за ручку мальчика лет пяти.
… – Я думала… картошку мы.. сначала…, – тихо лепечет девушка, белая от страха.
– «Думало» оно!, – презрительно перебивает парень, передразнивая, и, не меняя позы, горько сверлит жену глазами, выдерживая желчную паузу, – А ты не думай!.. Оно – «думало»!.. Чем ты там «думало», ё-моё?..
Посверлив ещё секунду, парень взглядом сплёвывает девушке под ноги, и спокойно идёт по рядам, тяжело вздохнув, горько покачивая головой. И она покорно плетётся за ним, и я только что замечаю, что, кроме мальчика, у неё в другой руке санки, которые она несёт, как портфель.
…Привычно безошибочно нахожу лучшее место для наблюдения. Останавливаюсь на торце ряда, спокойно уже рассматриваю их издалека, в деталях. Разговора почти не слышно, но и так всё понятно. Лениво шедший впереди парень неожиданно остановился что-то рассмотреть на верхней полке, и женщина чуть не врезалась в него сзади. Постояв несколько секунд, она склонилась к мальчику, который показал ручкой на что-то с другой стороны стеллажей, и они неслышно вдвоём отошли на пару метров. Не замечая этого, парень не спеша зашагал в обратном направлении, и тут же заметил, что их нет рядом, и всё повторилось в том же порядке:
– Куда ты опять пошло?!.., – теряя терпение, почти кричит парень, не обращая внимания, как редкие покупатели разом оглянулись на его возглас. Всё ещё держа руки в карманах, он чуть склонился к мгновенно подбежавшей девушке, скривил перед ней искажённое презрением лицо. Девушка зажмурилась и замерла.
Я обалдел… Мгновенно в голове моей пронёсся кем-то заданный вопрос: «Что она такого натворила, за что с ней так вот?..»
Мальчик в туго натянутом капюшоне переминается с ноги на ногу, задрав голову, смотрит вверх коричневыми пуговками… Огромный парень, оттопыривая брюки руками в карманах, застыл в немом вопросе «ты чё?», согнулся над замершей от страха женой… Губы сжимает, смотрит с ненавистью.
Что натворила она?.. Что такого она натворила в своей жизни?… За что её так?..
…Через окно магазина, стоя возле кассы уже, я вижу, как в полумраке мерцающего фонаря огромный парень шагает вдоль тротуара, взмахивая полами плаща, а за ним семенит маленькая фигурка уже с двумя сумками, и тянет ребёнка на санках по мокрому снегу…
…«Кто она по-гороскопу, интересно?..», – опять спрашивают у меня в голове…
****
Ёжик
…Как-то приходит нам каждому с годами такой момент, что хочется душевного тепла, общения с кем-то близким и непритязательным. Хочется, чтобы рядом с вами просто кто-то был, кто вас ждёт, радуется вашему приходу. Хочется заботливо ухаживать и даже лелеять иногда кого-то. Делать подарки, делиться радостями и печалями. Хочется обнять кого-то… Короче говоря, завёл я как-то ёжика.
У вас ещё никогда не было ёжиков, случайно? Так вот, заявляю вам со всей строгостью и без иронии – никогда, ни при каких обстоятельствах не заводите ёжиков! Более идиотской затеи в моей безрадостной жизни не было ещё никогда, уверяю вас. Маленький смешной комочек с глазками-бусинками на самом деле оказался воистину циничной неблагодарной бестией с самыми низменными эгоистичными наклонностями. Поверьте. А всё начиналось вполне невинно. Ничего ещё не подозревая, я принёс ёжика из леса домой за пазухой. Это, конечно, мягко сказано – «принёс»!.. Вернее сказать, я бежал, вульгарно взвизгивая и высунув язык, втягивая живот и оттопыривая куртку, так как упрямая животина истошно царапалась и ежеминутно выпячивала колючки, подло пользуясь нашей близостью. Причём самая мерзкая его выходка ждала меня перед самым домом. Ёжик на секунду притих и, неожиданно резво работая сразу всеми лапками, вдруг стремительно забрался в середину рукава!.. Вы когда-нибудь вытаскивали ёжиков из рукавов? Нет? Не приходилось вам? Неприлично взвыв от неожиданности, я приседал и прыгал на одной ноге, пытаясь выковырять упрямую бестию, которая кусалась и царапалась, шипя изо всех сил. Теперь я знаю наверняка – единственный способ выманить ёжика из рукава, это замереть на десять минут, претворившись, что вы ушли, например. Не слыша ваших истошных криков, ёжик быстро теряет интерес к драке и выползает сам, уверяю вас.
Дома я обработал пальцы зелёнкой, наивно полагая, что на этом мои беды закончились. Осознание чего-то светлого и доброго в душе всегда приятно волнует. «Ну, вот, – думаете вы, – теперь у меня есть ёжик!..» И вы совершенно ещё не понимаете, что скрывается за этим немигающим спокойным взглядом.
Пожалуй, самая глупая иллюзия – полагать, что ёжик будет жить в коробке. Полный бред! Спросите любого ёжика. Мои робкие надежды, что он поведётся на мягкую подстилку из старых трико, ёжик поднял на смех. Вы до сих пор считаете, что голубая мечта каждого ёжика – это блюдечко с молочком возле горячей батареи? Чушь! Наивно надеясь, что этот последний аргумент призовёт, наконец, ёжика к совести, я легонько ткнул его носом в блюдечко, уверенный, что ёжик, благодарно лакая молочко розовым язычком, смирится, и задумается о своём мерзком поведении. Шиш вам с маслом! Демонстративно отплевавшись, ежик вошёл в блюдце немытыми ногами и, с вызовом глядя мне в глаза, нагадил в молоко!