И пошла беготня!.. И шуба принята бережно, как невеста, и на стол и скатерть, и свет несут, и в избе крики шепотком во все стороны:
– Терька! Наливки неси!.. Грунька, воды!.. Огня несите!..
И вот уж восседает ямщик Стенькой Разиным, обставленный лучинами, и обедает громко, с прибауткой, ёрзая на лавке во все стороны.
А бывает молчун иной раз. Хмуро пошепчется, договорится, молча поест, лица не подняв, сколько ни стой возле него всем собранием. А этот вот – хороший. Весёлый. Сразу видать – хорошо живётся человеку. Сытно, и с умом-то. И стоит вкруг стола люд крещёный, и смотрит, и внемлет, жадно каждое слово хватая и подхватывая:
– С Москвы иду!..
Ахнули шёпотом:
– С Москвы!.. Слыхал?.. С Москвы…
А тот щами сёрбает, подрагивая квашеной капустой в бороде, торопится, обжигаясь, луком хрустит, ест, рассказывает весело, головой вертит, всех уважит, чтоб расслышали:
– А под Пензой горели нонче!.. В дороге-то…
– Ах!..
– Вот те крест!.. Ха!.. Бочка смоляная в одном обозе занялась!.. Недогляд.
– Ах ты ж!..
– Ну, и…, – громко стуча колючим кадыком, допил квас, вытер рукавом губы, – Ахнуло!.. К утру-то. Погорели…
– … Слыхал?.. К утру!..
– … Да тихо ты!..
– Я и говорю!.. Кто ж греет-то с коросином?..
– … Ох, ты!.. С коросином?!..
– А он, мол «… я трошки, Миколай Степаныч!.. Для сугреву!..» Говорит!..
– Та ты шо?.., – бабка перекрестилась так, будто сама всё видела.
– Ну!.. С коросином!.. А то не ахнет?!.. Кто ж с коросином-то!..
И уехать не успеет весёлый ямщик, щедро ссыпав денег на стол, и ещё час-два будет возиться с лошадьми, весело покрикивая мальчишкам, окружившим сани плотным колечком, а по хутору уже бежит-торопится весть, от двора ко двору:
– Почитай два десятка домов сгорело в Пензе-то!..
– … Та ты шо?..
– Рассказывал!.. Напрочь погорели!.. С детишками!..
– … Ой, мама моя…
– … Коросином полил, говорят, и сжёг к чёртовой матери, люди видели!… А потом и себя!.. Зарезал до смерти…
– … Ой ты ж…
И шумел хутор взволнованный несколько дней, обрастая подробностями с изумительной скоростью. И вот через неделю уже следующий заезжий, молча хлебая борщи, поглядывает на хозяев, как на полоумных:
– Как так «сгорела Пенза?».. Шо вы мне тут брешете?.. Ни чё там ни сгорело. Шестой дён я в Пензе был. Всё тихо… Шо за дурак вам натрепал?..
И также ахнут покорно:
– … Ах, натрепал же!.. Сука така…
…А шли новости тот год всё удивительнее. И народ уже посматривал на это дело недоверчиво. Вот, мол, сидит хороший человек. Сапоги кожаные. Гривенник посулил. И ведёт себя чинно. А как ляпнет… Хоть стой, хоть падай… Как тут верить-то?..
– Царь убёг, сказали… Насилу ноги унёс!.. Говорили – или в Париж подался, или до самой Франции побёг…
А народ слушает, и даже не думает ахать.
Ибо уж очень как-то удивительно. Совсем уже тут дураками считают нас, что ли?..
– Кажному дадут надел – бери сколько хошь. И лошадей дадут. По три штуки на рыло!.. О как!.. Как у буржуазии всё равно…
И ямщик в который раз оборачивается, глаза выпучивает, не понимая, чего так тихо в сенях-то, ушли, что ли? А люд дворовый молча слушает, скорбно переглядываясь. Будто взрослым людям дрянную сказку бают, и вроди пора рассказчику уже и морду бить, за усердие-то, а все ждут вежливо, мол, покушай, мил-человек, да и иди уже с Богом, трепло свинячее…
…А по весне как-то к обеду ближе хозяйский двор оказался распахнут воротами настежь, чего раньше случалось очень редко.
Огромные, отличной работы, с кованной обводкой, дубовые ворота с утра стоят нараспашку. И народец густо собрался под высоким крыльцом, а на крыльцо вышел барин, в пальто, и с чемоданчиком. Котелок с головы снял, на перильце поставил, вытер лоб платочком. Народ притих.
– Прощевайте, братцы!.. Уезжаю я от вас!.. Не увидимся более. Кого обидел – простите, Христа ради!..
Барин низко поклонился в ноги.
Из глубины толпы кто-то подал голос:
– Это куды ж вы, Савелий Иваныч?
Сто пар глаз уставились, как барин сошёл вниз, говорит ласково, прощаясь:
– Пароходом до Астрахани иду, Николаша. А потом… Видно будет.
И пошёл шепоток по углам.
– Уходит барин-то…
– Как «уходит»?..
– «Как»?.. Так!.. Слыхал, чё в Кузьминке с их барином сделали?… Те.
Барин прошёл в толпу, и та расступилась. Все смотрят на хозяина с ужасом.